«Сперанский вовлек меня в глупость, - говорил Александр впоследствии, уже после разрыва с ним, - зачем я согласился на Государственный совет и на титул государственного секретаря? Я как будто отделил себя от государства…». Александра тревожило и то, что консервативные группы дворянских верхов придавали такой же смысл учреждению министерств и Государственного совета: в них они видели «хитрый подкоп под самодержавие», утверждали, что теперь «Россией управляют министры». Министры, действительно, получали почти неограниченную власть в своей отрасли управления. «Перед кем в России будут министры отвечать? - задавался вопросом Ф.Ф. Вигель. - Перед государем, который должен уважать в них свой выбор, которого делают они соучастникам своих ошибок, и который, не признавших в оных, не может их удалить? Перед народом, который ничто? Перед потомством, о котором они не думают? Разве только перед своей совестью, когда невзначай есть она в каком-нибудь из них»
Одновременно на Александра сильнейшее давление оказывала, по выражению Н.Я. Эйдельмана, «осторожная, почтительная, но могучая» оппозиция со стороны высшего, дворянства и бюрократии. Императору никогда не давали забыть об участи его отца. Среди врагов Сперанского были великая княгиня Екатерина Павловна, Аракчеев, граф Растопчин и другие.
Недовольство дворянства преобразованиями Сперанского и вообще внутренней и внешней политикой Александра I в первое десятилетие его царствования нашло выражение в составленной Н.М. Карамзиным в феврале 1811г. по просьбе великой княгини Екатерины Павловны «Записке о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях». «Записка» была теоретическим обоснованием оппозиции либеральному курсу. Карамзин стремился доказать, что судьба России и, ее величие зависят от могущества самодержавия: Россия процветала, когда оно было сильно, и «падала», когда оно ослабевало. При этом самодержавие должно опираться на строгую законность. «Самодержавие есть палладиум России; цельность ее необходима для ее счастья; из сего не следует, чтобы государь, единственной источник власти, имел право унижать дворянство, столь же древнее, как и Россия». Дворянство – важнейшая опора власти. Вводимые новшества могут привести к ослаблению самодержавия. «Одна из главных причин неудовольствия россиян на нынешнее правительство есть излишняя любовь его к государственным, преобразованиям которые потрясают основу империи». Карамзин выступал против «изобретения разных министерств и Советов». «Требуем больше мудрости охранительной, нежели творческой, - писал он. - Новости ведут к новостям и благоприятствуют необузданности, произволу». Кроме того, «для старого народа не надобно новых законов». Нужно собрать уже существующие законы, привести их в систему, исключить из них «обветшавшие», утратившие силу. Для нормальной работы администрации на местах достаточно «50 умных губернаторов». Карамзин писал: «Наши политические принципы вдохновлены не Энциклопедией, изданной в Париже, а энциклопедией куда более древней – Библией». На примере Петра I Карамзин предостерегал от намерения «сделать Россию Голландиею», то есть подогнать ее под чуждый образец.
Отмена крепостного права лишит монарха поддержки дворянства, которое воспримет эту меру как свое унижение. А без поддержки дворянства самодержавная власть царя ослабеет. Поэтому, «для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, чем дать им не вовремя свободу, для которой надобно готовить человека исправлением нравственным; а система наших винных откупов и страшные успехи пьянства служат ли тому спасительным приготовлением?». «Государь! - заключал Карамзин. - История не упрекнет тебя злом, которое прежде тебя существовало (положим, что неволя крестьян и есть решительное зло), - но ты будешь ответствовать Богу, совести, и потомству за всякое вредное следствие твоих собственных уставов». Александр не мог игнорировать столь явственное проявление оппозиционных настроений.
Министр полиции Балашов передавал царю неуважительные высказывания Сперанского о нем: «Вы же хорошо знаете подозрительный характер императора, - будто говорил Сперанский. – Все, что он делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управлять и слишком силен, чтобы быть управляемым». Наконец узнали о том, что Сперанский заставил двух служащих передавать ему секретные досье Министерства иностранных дел, к которым не имел права доступа. Александр вынужден был уступить врагам Сперанского.
17 марта 1812 года Сперанский был отправлен в ссылку в Нижний Новгород. Опала Сперанского вызвала бурю восторга в придворных кругах. Александр был убежден в невиновности Сперанского, но был вынужден, по собственному признанию, принести его в жертву, чтобы погасить растущее недовольство дворянства, вызванное внутренней и внешней политикой императора и особенно опасное в преддверии столкновения России и Франции. Сам Сперанский считал, что «первой и единственной» причиной опалы явился слишком смелый план его преобразований.
Аракчеев встретил с тревогой опалу Сперанского, полагая, что подобная участь угрожает и ему самому, досаждавшему аристократам не меньше Сперанского. 14 апреля 1812года Аракчеев покинул Петербург, отправившись по приказу Александра в действующую армию в Вильно.
Работа со Сперанским и преобразования центральных органов управления настроили Александра недоверчиво и враждебно к бюрократической централизации, которая, по словам А.Е. Преснякова, устремлялась «к конституционному закреплению своей силы», к устранению приемов личного управления, обеспечивавших императору преобладающее влияние в системе управления [28]. В этой бюрократической централизации. Александр I усмотрел наибольшую опасность для своей концепции сочетания самодержавной власти с «законно-свободными» учреждениями. И само занятое Сперанским положение первого министра, приобретенное им влияние тяготили Александра I. В то же время планы Сперанского встречали решительное сопротивление большинства дворян. Все это привело к отставке Сперанского и отказу от составленного им Плана преобразования России.
Глава 3. Внешняя политика Александра I в 1801-1811годах
§ 1. Европейское направление
Первые годы царствования Александра I совпали со сложной международной обстановкой, сложившейся в Европе. Она определялась, прежде всего, стремлением Наполеона перекроить в своих интересах карту Европы, покорить и подчинить своему влиянию все государства западной и центральной Европы.
Ко времени восшествия Александра I на престол Россия вела дружественные переговоры с Францией и находилась в состоянии войны с Англией. «Такое положение… совершенно не устраивало русских дворян»,- пишет Н.А. Троицкий. Во-первых, Англия поглощала 37% всего российского экспорта. Франция, несравненно менее богатая, чем Англия, не могла доставить России таких выгод. Во-вторых, Англия была легитимной монархией [1]. Александр должен был нормализовать отношения с Англией. Он приказал вернуть казачьи полки отправленные Павлом I в поход на Индию. 5(17) июня Россия заключила договор о взаимной дружбе с Англией. Однако у Александра I не было причин вступать в конфликт с Францией. Наполеон, со своей стороны, не отказывался от прежнего курса на сближение с Россией. 26 сентября (8 октября) 1801г. был подписан мирный договор с Францией.
Доктрина, разработанная в начале царствования Александра, сводилась к тому, чтобы установить такие двусторонние отношения России со всеми западноевропейскими государствами, которые не содержали бы обременительных для нее условий и не позволили бы втянуть ее в возможные международные конфликты (так называемая политика «свободных рук»). На заседаниях Негласного комитета было решено: «Быть искренними в иностранной политике, но не связывать себя никакими договорами». Александр, писал А.Е. Пресняков, стремился «перестроить международные связи на началах, обеспечивающих прочность всеобщего мира»[2].
От века Просвещения он унаследовал представление о том, что, как говорила Екатерина II, «Россия есть европейская держава», а Европа – единое культурно-историческое целое. Преобразование России и Европы в соответствии со сложившейся у Александра концепцией «законно-свободных» учреждений, было для него, двумя частями одной задачи.
После того как в марте 1802г. Франция и Англия подписали мирный договор в Амьене, международная напряженность разрядилась. Впервые за много лет в Европе установился мир. Однако отношение Александра к Бонапарту резко изменилось. Это произошло после того, как последний объявил себя пожизненным консулом. «Завеса упала, - писал Александр Лагарпу,- он сам лишил себя лучшей славы, какой может достигнуть смертным. Ныне это знаменитейший из тиранов, каких мы находим в истории». Возможно, уже тогда у русского императора созревает мысль: Наполеон оказался тираном, а он, Александру явится олицетворением прогресса и освободителем народов. Как указывал Н.К. Ульянов, революционная эпоха породила культ героев. Александр «тоже был захвачен величественной эпопеей нового Цезаря и жаждой такой же славы, такого же блеска, в котором выступал перед всем, миром Наполеон»[3] .
Вскоре Наполеон начал подготовку к войне с Англией. В мае 1803г. отношения между Англией и Францией были разорваны. Англия начала организовывать на свои средства очередную, 3-ю коалицию европейских держав против Франции.
После подписания Амьенского мира Франция перестала считаться с интересами России и пыталась ослабить ее влияние, как на Западе, так и на Востоке. Франция отвергла предложение России о посредничестве в переговорах с Пруссией, активизировала свое проникновение в Средиземноморье, на Ближний Восток. И к 1804г. русская дипломатия начала вырабатывать новую внешнеполитическую доктрину, направленную против французской агрессии. Но Александр отказался от политики «свободных рук», перейдя к поискам союзников в борьбе против Наполеона, не только в связи с международной обстановкой. «Разочарование в преобразовательных опытах первых лет выводит его на международное поприще, - считал А.Е. Пресняков. - Только в общеевропейским масштабе представляются ему разрешенными те задачи, какие он себе поставил в деле внутреннего преобразования империи. Тем более, что между этими внутренними... проблемами и судьбами Европы есть связующее звено - польский вопрос»4. Александр, как и его отец, осуждал раздел Польши не только как деяние, нарушавшее принципы международного права, но и как политический акт, ослаблявший положение России на западной границе в пользу Австрии и Пруссии. Восстановление Польши могло бы принести России, кроме всего прочего, славу защитницы угнетенных народов, считал император.