Однажды он все-таки рассказал о своих грезах девочке по имени Джорджина Севитар; он поведал ей, каким большим человеком он станет, когда вырастет, и как он спасет ей жизнь, когда ее будет преследовать какой-то мужчина. Но на следующий день Джорджина, сама вызвавшая его на откровенность, нашептала эту историю другим школьницам, и после этого они всегда хихикали, когда он проходил мимо, а он чувствовал себя столь жалким, что никогда не мог подойти ни к одной из них и готов был перейти улицу, чтобы избежать встречи с ними. Однажды он шел домой с Минервой Сейфус, доброй и умной девочкой; она пыталась дружески внушить ему, что считает его хорошим парнем, но что другие, особенно девочки, считают его странным из-за его робости; почему бы ему не заняться спортом или чем-нибудь еще, чтобы стать похожим на других ребят? Кэри понимал, что она старается быть доброй с ним. но все, что она говорила, лишь усилило его ощущение беспомощности, и ему стало еще хуже. После этого он всегда избегал Минервы, но дома втайне сочинял о ней стихи.
Мать его жила в разводе и по вечерам развлекалась со своими приятелями, вроде старого мистера Кроуна; в это время, лежа в кровати, он часто воображал себе разных женщин, приходивших в мясной магазин в течение дня; он представлял себе, что какая-нибудь из них попадет однажды в беду, что он придет ей на помощь, а она его затем полюбит. Об одной женщине ему было приятнее всего думать, потому что у нее были очень длинные тонкие ноги, а ему особенно нравились именно такие ноги. Когда она приходила в магазин, он всегда следил за нею, ожидая какого-нибудь знака внимания по отношению к себе. Однажды она дружелюбно улыбнулась ему, и он решил, что она в него влюблена. Он вообразил себе, будто она уже давно его любит, но боится сказать ему об этом, потому что муж побьет ее, если узнает об ее влечении к нему.
Кэри знал, что эта женщина была сестрой Джорджины Севитар и женой Алекса Патерсона, аптекаря. Он разведал, где она живет, и стал околачиваться на соседнем углу, надеясь, что она когда-нибудь выйдет и он сможет поговорить с нею наедине, что было невозможно в магазине. Он хотел сказать ей, как сильно ее любит, и еще сказать ей, что мясная лавка начала удручать его и что он хотел бы из нее уйти. Он надеялся, что она убежит с ним от мужа, представляя себе, что муж жестоко обращается с нею. Однажды она и в самом деле прошла мимо; но когда наступил этот долгожданный момент, он не сумел сказать, что хотел, а опустил глаза и даже не смог с нею поздороваться. В конце концов он нашел единственный способ сообщить ей, что знает о ее страданиях, -- написать ей записку. Он написал эту записку и неделями носил ее в кармане, прежде чем осмелился положить ее в пакет, заворачивая мясо.
Вернувшись домой, миссис Патерсон нашла записку следующего содержания: "Милая! Я люблю тебя. Я хотел бы, чтобы мы ушли вместе. Я знаю, как ты страдаешь. Я убью этого зверя. Я устал от мясного магазина. Когда я смотрю на мясо, у меня кружится голова, и я не знаю, жив я или мертв. Все это как во сне. Я был здесь раньше. Мое лицо меняется. Они схватят нас, если мы не будем начеку. Они изменят твои ноги. До свиданья, милая. Я встречусь с тобой в обычном месте. Кэри".
Миссис Патерсон не знала, что делать с этой запиской, и обсудила ее с мужем. Они подумали, не сходить ли им к матери Кэри и рассказать ей об этом; но они были робкие люди, а мать Кэри была известна своим воинственным поведением во время подпития; поэтому они решили обратиться в полицию, а вернее, в полицию пошел мистер Патерсон. Зайдя в полицейский участок, он увидел там, к своему удивлению, Кэри. Кэри просил о защите. Он говорил, что люди читают его мысли и преследуют его на улицах, делая знаки, от чего у него меняется лицо. Он настаивал, чтобы кого-то арестовали. Он говорил, что это заговор, хотя он еще не знает, кто за всем этим стоит. Мистер Патерсон вышел из участка, не сказав ни слова, и вернулся позже. Полицейский сержант, прочитав записку, позвонил своему начальнику Кейо. Они решили, что этот случай по части доктора Триса, направились на дом к миссис Фейтон и привели Кэри в больницу.
Как обнаружил доктор Трис, у Кэри были странные переживания. Ему явился Господь и сказал ему, что он должен стать Властелином Мира. Он дал ему некий знак, крест с кругом под ним, который должен был стать его символом. Кэри постоянно слышал голоса, говорившие, что он должен делать. Иногда, когда он собирался поднять кусок говядины, голоса говорили ему, что он в точности должен делать. Они приказывали ему нагнуться, положить руки под мясо, поднять мясо на плечо, и так далее. Когда он выходил на улицу, голоса предупреждали его, что все вокруг строят ему гримасы и готовятся его схватить.
Все было как во сне. Преследовавшие его люди пользовались телепатией, чтобы изменить его внешний вид. Иногда он проводил чуть ли не час перед зеркалом, поражаясь, как сильно изменилось его лицо за последние несколько часов. Все, что он делал, как ему казалось, уже случалось с ним раньше. Эти переживания усиливались, когда он приближался к мясному магазину, а когда он принимался работать с мясом, все это доходило до того, что его начинало тошнить. Единственная его надежда, говорил он, -- Мери. Так называл он миссис Патерсон, хотя ее настоящее имя было Дефни. Он говорил, что они преследуют также и ее, и что он один может ее спасти с помощью своего магического знака. Когда его спросили о матери, он ответил: "У меня нет никакой матери".
Мать пришла навестить его, проливая слезы и всхлипывая. Он даже не поздоровался с нею. Он только улыбнулся ей и спросил: "Любите ли вы овсянку?" Казалось, он не узнал ее; он не обращал внимания на ее слезы и уверения, что она его мать и могла бы ему помочь. Он взглянул на нее высокомерно, как в древности царь посмотрел бы на крестьянку, дал ей клочок бумаги со своим магическим знаком, затем отошел в сторону и, загадочно нахмурившись, принялся разглядывать носки своих ботинок.
На следующий день начался период, когда Кэри попросту неподвижно лежал в кровати. Это длилось более двух недель. Он не говорил, не открывал глаз и не подавал виду, что кого-нибудь узнает. Он отказывался есть, и, чтобы он не умер с голоду, приходилось вводить ему пищу в желудок через трубку, которую врач осторожно протолкнул через его глотку. Он никак о себе не заботился. Его не беспокоило, что случалось с ним в кровати. Когда врач брал его за руку и поднимал ее вверх, рука оставалась в поднятом положении иногда несколько минут, а иногда и больше часа. Можно было изогнуть его руку в плечевом и локтевом суставе, придав ей любое положение, и рука оставалась в этом положении, как восковая фигура, сохраняющая любую форму.
Однажды Кэри вышел из этого состояния и снова стал говорить. Он не жаловался больше на преследующих его людей. Теперь, говорил он, они его не могут тронуть. Он усаживался на стул где-нибудь в углу и рассказывал, что он Властелин Мира и величайший на свете любовник. Все дети, какие есть, происходят от него. Ни одна женщина не может больше иметь ребенка без его помощи.
Свою мать он по-прежнему не узнавал. Что бы она ни сказала, как бы она себя ни вела, он никак не реагировал. Он попросту объяснял ей, какой он великий человек, точно так же, как объяснял это врачам и сестрам, без всяких эмоций, как будто это известно уже всем на свете, кроме лица, к которому он обращался. Если кто-нибудь пытался с ним спорить или спрашивал, как может он быть царем, сидя в углу больничной палаты, он выслушивал это, а затем снова повторял, какой он великий человек, как будто никто ему не возражал.
Доктор Трис не пытался спорить с Кэри и не назначал ему в то время никакого специального лечения, потому что у него было ощущение, что со временем состояние Кэри само собою улучшится; это и произошло через семь месяцев. И лишь после того, как больной, по-видимому, поправился, доктор Трис начал обсуждать с ним разные вещи.
Выйдя из больницы, Кэри чувствовал себя хорошо; раз в месяц он встречался с доктором Трисом. Мистер Димитри снова предоставил ему работу, поскольку о нем просил доктор Трис, но не на мясном рынке по улице Мейн-стрит. Мистеру Димитри принадлежал также оптовый склад на Рейлроуд-авеню Норс, и Кэри работал там с мясным товаром. Хотя ему не приходилось при этом никого обслуживать, мистер Димитри опасался, нет ли здесь риска по отношению к клиентам; все же, говорил он, парень заслуживает своего шанса в жизни не меньше всякого другого, и раз уж доктор Трис сказал, что с ним все в порядке, он будет держать его, пока тот исправно выполняет свою работу. Доктор Трис беспокоился по поводу Кэри, хотя об этом никто не знал. В действительности он держал его под строгим наблюдением. Он был уверен, что, как только у Кэри возникнут какие-нибудь нездоровые чувства, он тотчас придет рассказать ему, даже не возвращаясь с работы домой, как он его об этом просил.
Приступ болезни произошел с Кэри около двадцати лет назад, до открытия новых "прочищающих мозги" лекарств и до распространения групповой терапии. Мы описали его случай, чтобы продемонстрировать "естественную историю" шизофрении, то есть этапы, через которые она может пройти без применения современных методов лечения. Во многих отсталых странах все это по-прежнему происходит, как в случае Кэри, потому что там нельзя достать очищающие мозги лекарства и нет психиатров, подготовленных для проведения групповой терапии. Некоторые врачи по-прежнему применяют электрический ток, инсулин, двуокись углерода или, в тяжелых случаях той же болезни, разрезы мозга; но эти методы лечения выходят из моды по мере того, как все больше становится известно о лекарствах и групповой терапии. Об этом мы расскажем подробно в разделах, посвященных лечению. Во всяком случае, когда через несколько лет у Кэри возобновились его неприятности, доктор Трис поместил его в терапевтическую группу, что дало ему возможность прийти в себя и держаться правильного курса. Это стало еще легче, когда вошли в употребление новые лекарства. Как только Кэри начинал испытывать возбуждение, доктор Трис прописывал ему на некоторое время одно из этих лекарств, а когда Кэри чувствовал себя хорошо, он переставал принимать его. Таким образом, Кэри не пришлось больше возвращаться в больницу. Он по-прежнему работал на мясном складе и в конце концов женился. С помощью групповой терапии он все больше поправлялся и наконец смог вовсе отказаться от лечения.