Это условия возникновения доминанты. Проблема здесь в переходе от совокупности разнородных возбуждений, частично безадресных, к целенаправленному действию. Именно доминанта «доводит до осуществления в виде механизма с определенной направленностью действия (с определенным вектором) то, пока мало определенное соотношение возбуждений в центрах, которое подготовлялось в непосредственно предшествовавшие моменты» [6, с.103].
На рефлекторном уровне доминанта может вызывать известный в физиологии цепной рефлекс, т.е. последовательность простых рефлексов для осуществления некоторого сложного рефлекторного действия, например, глотания.
До сих пор речь шла о нижних этажах нервной системы и физиологическом уровне описания. Переходим к высшей нервной деятельности и психологическому языку описания. Здесь поле для применения принципа доминанты огромно, но мы приведем лишь один любимый автором пример.
«В высших этажах и в коре полушарий принцип доминанты является
физиологической основой акта внимания и предметного мышления.
Роль доминанты в предметном мышлении я попробую представить на конкретном примере, который характеризует с достаточной определенностью три фазы в развитии предметного опыта.
Первая фаза. Достаточно устойчивая доминанта, наметившаяся в организме под влиянием внутренней секреции, рефлекторных влияний и пр. привлекает к себе в качестве поводов к возбуждению самые разнообразные рецепции. Это Наташа Ростова на первом балу в Петербурге: «Он любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастью... вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами все это понимаем...». Стадия укрепления наличной доминанты по преимуществу.
Вторая фаза. Из множества действующих рецепций доминанта вылавливает группу рецепций, которая для нее особенно биологически интересна. Это – стадия выработки адекватного раздражителя для данной доминанты и вместе стадия предметного выделения данного комплекса раздражителей из среды. Это Наташа у Бергов, по возвращении в Москву. «Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого-то внутреннего, прежде потушенного, огня опять горел в ней. Она вся преобразилась...»
Ранее Наташа возбуждена, красива и счастлива для всех, изнутри, экстенсивно. Теперь она хороша, и возбуждена, и счастлива только для одного князя Андрея: доминанта нашла своего адекватного раздражителя.
Третья фаза. Между доминантой (внутренним состоянием) и данным рецептивным содержанием (комплексом раздражителей) устанавливается прочная («адекватная») связь, так что каждый из контрагентов (внутреннее состояние и внешний образ) будет вызывать и подкреплять исключительно друг друга, тогда как прочая душевная жизнь перейдет к новым текущим задачам и новообразованиям. Имя князя Андрея тотчас вызывает в Наташе ту, единственную среди прочих, доминанту, которая некогда создала для Наташи князя Андрея. Так, определенное состояние центральной нервной системы вызывает для человека индивидуальный образ, а этот образ потом вызывает прежнее состояние центральной нервной системы» [6, с.48].
Доминанта существует только во времени. Мы очень коротко рассмотрели, как она возникает и поддерживается. Чем определяется конец доминанты?
«Когда доминанта представляет из себя цепной рефлекс, направленный на определенный разрешающий акт, то, рассуждая теоретически, разрешающий акт и будет концом доминанты» [5, с.32].
«Возникновение новой доминанты, функционально не совместимой с первою, намечает экзогенный конец для первой» [5, с.33].
«Мыслимо, далее, прямое торможение доминанты с высших этажей нервной системы, например с коры. Мы знаем, что и возбуждение, и торможение с коры особенно могущественно по своему действию на спинальные центры. Но, по всем данным, это торможение с коры, направленное на доминанту «в лоб», достигается наиболее трудно. Это – задача «не думать про белого бычка», задача теоретического морализирования. Кора более успешно борется с доминантами, не атакуя их «в лоб», но создавая новые, компенсирующие доминанты в центрах, могущие свести их на нет» [5, с.33].
Как видим, если для простых рефлекторных действий доминанта может разрешиться, исчерпать себя в действии, то для более сложных актов мышления и поведения это не так. Как правило, у доминанты вовсе не наступает конца.
«Доминанта характеризуется своей инертностью, т.е. склонностью поддерживаться и повторяться по возможности во всей своей цельности при всем том, что внешняя среда изменилась, и прежние поводы к реакции ушли. Доминанта оставляет за собою в центральной нервной системе прочный, иногда неизгладимый след» [5, с.13].
Этот вывод – один из центральных для Ухтомского, может быть, самый главный. Начав с того, что реакция нервного центра на стимул зависит от
текущего состояния как данного нервного центра, так и его окружения, Ухтомский приходит к тому, что эти состояния определяются предысторией, совокупностью своих прошлых реакций и связей.
Итак, в организме накапливается опыт в виде следов когда-то пережитых доминант. Эти следы могут при определенных условиях оживляться или, наоборот, ослабляться. Это зависит от того, насколько текущие доминанты будут поддерживать или тормозить прошлые. «Торможение возникает так, что возбуждающееся развивает свое влияние на тормозимое. Здесь также необходимо думать о конфликте возбуждений. И нужно, по завету Шеррингтона, разобраться в каждом отдельном случае, где тот «общий путь», за одновременное обладание которым принуждены бороться возбуждения двух приборов.
...Естественно допустить, что чем более вышлифована путем упражнения координированная работа возбуждений и торможений в том или ином приборе, тем более экономно должно достигаться торможение» [6, с. 108].
Из этого и подобных рассуждений Ухтомский делает очень важный для него вывод: «Механизмы нашего тела не механизмы первичной конструкции, но механизмы упражнения» [6, с.109].
Таковы, в элементарном изложении, основные черты учения о доминанте. Теперь хотелось бы прояснить, почему же именно это учение мы считаем опередившим свое время и до сих пор не исчерпавшим своего потенциала; показать, как оно дает возможность описывать и моделировать активность, спонтанность, развитие и другие особенности живого. Проще всего сделать это в сравнении с лучше известными нам постулатами кибернетики и синергетическими моделями.
3. Диалог с кибернетикой и синергетикой
Для сравнения идей Ухтомского с идеями кибернетики и синергетики возьмем, для определенности, книгу Винера «Кибернетика» [7] и книгу Курдюмова и Князевой [2]. Как увидим, всех авторов волнует примерно один и тот же круг вопросов, но с более поздней синергетикой у Ухтомского совпадений больше.
1) Первым отличительным признаком живого, по Ухтомскому, мы должны считать особую роль времени. Жизнь существует только во времени, ее необходимо рассматривать как необратимый процесс. В этом все трое рассматриваемых авторов единодушны. Движение (в широком смысле) не есть просто смена статических состояний, у него свои законы, статику нужно рассматривать как особый случай динамики, а не наоборот.
Ухтомский: «Жизнь по преимуществу текучее, процесс. Форма, – застывшее постоянное, легче измеримое, чем текучий процесс» [3, с.191].
Винер: Существует «различие между обратимым временем физики, в котором не случается ничего нового, и необратимым временем эволюции и биологии, в котором всегда имеется что-нибудь новое. Догадка, что ньютонова физика не составляла подходящей основы для биологии, была, пожалуй, главным вопросом в старом споре между витализмом и механицизмом…» [7, с.89].
«Наше время направлено и наше отношение к будущему отлично от отношения к прошлому» [7, с.84].
Курдюмов: «Следует учитывать, что существует глубинная необратимость развития» [2, с.184].
«Необходимо смотреть на всякое, даже застывшее, явление, как на определенную эволюционную стадию его становления и развития» [2, с.184].
Однако нужно сказать, что в трех рассматриваемых подходах необратимость времени понимается несколько по-разному. Винер: в биологии «мы встречаемся с механизмом, который преобразует динамическим путем случайные изменения...в однонаправленное развитие». Для пояснения своей мысли Винер приводит как пример движение облаков, которое нельзя повернуть вспять. Необратимость тут чисто статистическая. Такая модель живого менее адекватна, чем доминантная и синергетическая модели, подразумевающие структурные изменения.
В синергетике рассматривается возможность развития событий при известных данных в текущий момент по нескольким различным путям (как в сказке – направо пойдешь – коня потеряешь). Если путь уже выбран, множество различных траекторий сходятся к одной асимптоте. Случайность здесь не играет заметной роли, на этом участке фазового пространства действует закономерность. Вблизи точки разветвления на выбор могут влиять случайные изменения, причем очень небольшие.
У Ухтомского, наряду с той необратимостью, которую рассматривают в синергетике, присутствует и необратимость совсем другого сорта. Все, что происходит, оставляет след в памяти. Можно провести аналогию между возникновением новой доминанты и ветвлением. Сходство в том, что при возникновении доминанты небольшое воздействие может оказаться решающим, а когда доминанта уже запущена, то все воздействия работают на нее и до определенного момента помешать ей невозможно. Разница же в том, что в точке ветвления на выбор определенной ветки (или доминанты) влияют не только случайные или целенаправленные воздействия, но и воспоминание о том, какой путь система выбирала раньше, при предыдущих ветвлениях. Разница существенная. Необратимость поступка не только в том, что, свернув налево, мы уже не увидим того, что было бы справа. Важно то, что, после того, как мы свернули налево, нам в следующий раз будет гораздо труднее свернуть направо. А поскольку система в целом очень сложная (имеется в виду человек), выбор единичного события может иметь важные и трудно предсказуемые отдаленные последствия.