Смекни!
smekni.com

Дисциплина «Семиотика» Семиотика сновидений (стр. 2 из 4)

Формирование сновидений - активная переработка информации. Эту переработку З. Фрейд называет работой сна (деятельность сновидения) и выделяет 3 процесса такой переработки: Первый процесс - сгущение (концентрация) образов вплоть до их "контаминации" (наложения друг на друга) - происходит благодаря тому, что: 1) определенные скрытые элементы вообще опускаются; 2) в явное сновидение переходит только часть некоторых комплексов скрытого сновидения; 3) скрытые элементы, имеющие что-то общее, в явном сновидении соединяются, сливаются в одно целое".

При строгом подходе лишь третий механизм заслуживает названия "сгущение". По сути, речь идет об отождествлении различных, зачастую весьма далеко стоящих друг от друга образов и представлений. Любопытная параллель этому механизму "работы сновидения" может быть найдена в особенностях первобытного "магического" мышления. Л. Леви-Брюль называет этот механизм "магическим обобщением" и говорит, что "магическое обобщение - есть отождествление"[1]. Наиболее поучительный пример: индейцы Гуачоло отождествляют пшеницу, оленя и траву гукули. Другие примеры магических отождествлений: хлопок - облако (здесь имеет значение внешнее сходство); рога оленя и олень (часть сохраняет свойство целого), перо сокола в головном уборе тождественно соколиному зрению.

Второй процесс искажающей деятельности сновидения - смещение (передвигание). Скрытый элемент проявляется не какой-либо своей частью, а отдаленной ассоциацией, "намеком". То, что находится далеко на периферии реально значимого переживания, в сновидении является кульминацией, центром. Можно сказать, что "смещение" - дорога с односторонним движением, от центра к периферии. И этот механизм можно наблюдать в психогенезе остроумия, однако в остроте "намек" сохраняет связь с основным контекстом, в сновидении эта связь утрачивается. Возможно поэтому, сновидения часто бывают страшными, но почти никогда - смешными.

И наконец, - символизация. Этот механизм заслуживает специального рассмотрения.

Сновидение - осуществление желания. Это главный смысл сновидения, определяющий и его психологическую функцию: освобождение от психологических конфликтов бодрствования. Неправильно считать, что в сновидении осуществляются лишь желания сексуального характера; спектр переживаний, проходящих через "круг сновидения", гораздо более разнообразен: здесь и семейные конфликты, и профессиональные, и личные проблемы. Даже если сновидение сопровождается страхом, его психологический смысл не меняется. В сновидении неосознаваемые желания и тенденции проявляются более открыто, чем в бодрствующем состоянии. Поэтому сновидение - "царская дорога" в бессознательное. Однако и в сновидении продолжает действовать система нравственных запретов - "цензура", которая не позволяет наиболее неприемлемым для личности желаниям проявиться прямо. Именно "цензура" является главной силой, определяющей искажающую деятельность сновидения.

Почему из всех положений теории сновидений большинство читателей, как принимающих, так и отрицающих психоанализ, обратили внимание именно на процесс символизации, а точнее, на своеобразный "Сонник Зигмунда Фрейда" - список типических символов сновидения? Ответ чрезвычайно прост: именно этот раздел наиболее легок для восприятия, он сближает книгу Фрейда с традиционными, уходящими вглубь веков представлениями о природе сна и сновидений. Сексуальное содержание символов вызывает понятный протест и сомнения, не является ли подобная трактовка проявлением болезненного воображения исследователя или, если употребить психоаналитические термины, экстрапроекцией его собственных психологических неосознаваемых установок? Кто только ни подвергал символику сновидений Фрейда уничтожающей критике! И психиатры - современники Фрейда, в частности Освальд Бумке, и деятели культуры, и писатели.

Проблема символики значительно шире, чем теория сновидений. С одной стороны, это общекультурная проблема, с другой - общепсихологическая. В конечном счете, любая культура - это комплекс общепринятых значений, символов, как утверждают сторонники символического интеракционизма (Т. Шибутани). Еще один комплекс проблем связан с общими элементами в символике сновидений, мифов, а также символизме некоторых патологических форм мышления при психозах. Об "архаических элементах" в сновидении пишет сам Зигмунд Фрейд. Следует отметить, что Фрейд определял процесс символизации чрезвычайно просто: "превращение мысли в зрительные образы" ("мышление зрительными образами"[2]). Фрейд никогда не призывал к непосредственной, прямой трактовке символов. Лишь свободные ассоциации могут указать на символическое значение того или иного элемента сновидения. Сама по себе "константность" символов делает их надличностными и транскультурными. Направленность же психоанализа - сугубо личностная. Непосредственная дешифровка сновидений по "Соннику Зигмунда Фрейда", равно как и немедленное разъяснение больному смысла его психопатологического симптома, соответствует так называемому дикому психоанализу.

Интерпретация сновидений с позиций аналитической психологии

Сознание основателя психоанализа было во многом сознанием человека ХIХ века, поэтому и его концепция сновидения была детерминистской материалистической, естественнонаучной. Знаменитый ученик и соперник Фрейда Карл Густав Юнг, создатель второго мощного ответвления психоанализа - аналитической психологии, рассматривал сновидение уже полностью в духе ХХ века, телеологически: сон снится не почему, а зачем. В отличие от Фрейда, человека не только религиозного, но и глубоко погруженного в изучение оккультных наук, Юнг считал, что сновидение есть не что иное, как послание человеку из коллективного бессознательного, поэтому сновидения надо не только запоминать и анализировать, но к ним необходимо прислушиваться, тогда они смогут вести человека по его жизненному пути. Так, согласно Юнгу, подробности происхождения наших снов - это та почва, из которой произрастает большинство символов, к сожалению, трудных для понимания. Сон совершенно не похож на историю из жизни сознательного разума и не имеет смысла в терминах состояния бодрствования, поэтому зачастую мы считаем сны не стоящими нашего внимания. Трудность толкования сновидений происходит из того, что идеи, с которыми мы имеем дело в нашей, по всей видимости, дисциплинированной жизни, совсем не так ясны, как нам хотелось бы верить. Напротив, их смысл (и эмоциональное значение для нас) становится тем менее точным, чем ближе мы их рассматриваем. Причина же кроется в том, что все, что мы слышали или пережили, может становиться подпороговым, то есть может погружаться в бессознательное. И даже то, что мы удерживаем в сознании и можем воспроизвести их по собственному желанию, приобретает бессознательные оттенки, окрашивающие ту или иную мысль всякий раз, как мы ее воспроизводим. Каждый из нас воспринимает абстрактные и общие положения индивидуально, в контексте собственного разума. И разница в смыслах, естественно, оказывается наиболее значительна для людей с разным социальным, политическим, религиозным или психологическим опытом.

Каждое понятие в нашем сознающем разуме имеет свои психические связи, ассоциации. Так как такие связи могут различаться по интенсивности (в соответствии с важностью того или иного понятия для нашей целостной личности или в отношении к другим понятиям, идеям и даже комплексам, с которыми оно ассоциируется в нашем бессознательном), то они способны менять "нормальный" характер понятия. Последнее может приобрести совершенно отличный смысл, если сместится ниже уровня сознания.

Эти подпороговые составляющие всего с нами происходящего могут играть незначительную роль в нашей повседневной жизни. Но при анализе снов, когда психолог имеет дело с проявлениями бессознательного, они очень существенны, так как являются корнями, хотя и почти незаметными, наших сознательных мыслей. Поэтому обычно и предметы, и идеи во сне могут приобретать столь мощное психическое воздействие, что мы можем проснуться в страшной тревоге, хотя, казалось бы, во сне мы не увидели ничего дурного - лишь запертую комнату или пропущенный поезд.

Образы, являющиеся в снах, намного более жизненны и живописны, чем соответствующие им понятия и переживания в яви. Одна из причин этого заключается в том, что во сне понятия могут выражать свое бессознательное значение. В своих результатах сознательных мыслей мы ограничиваем себя пределами рациональных утверждений - утверждений, которые значительно бледнее, так как мы снимаем с них большую часть психических связей. Одной из причин, затрудняющих толкование сновидений членами современного общества. Юнг считал «недостаток в нашем понимании эмоционально нагруженного образного языка». «В своем каждодневном опыте нам необходимо определять вещи как можно точнее, и поэтому мы научились отвергать издержки декоративной фантазии языка и мыслей, теряя таким образом качества, столь характерные для первобытного сознания. Большинство из нас склонно приписывать бессознательному те нереальные психические ассоциации, которые вызывает тот или иной объект или идея. Первобытные же представители, со своей стороны, по-прежнему признают существование психических качеств за предметами внешнего мира; они наделяют животных, растения или камни силами, которые мы считаем неестественными и неприемлемыми.

Обитатель африканских джунглей воспринимает ночное видение в лице знахаря, который временно принял его очертания. Или он принимает его за лесную душу, или духа предка своего племени. Дерево может играть жизненно важную роль в судьбе дикаря, очевидно, передавая ему свою собственную душу и голос, и со своей стороны сам человек сопряжен с чувством, что он разделяет его судьбу, судьбу дерева. В Южной Америке есть индейцы, убежденные, что они попугаи красный ара, хотя и знают, что у них нет перьев, крыльев и клюва. Для дикаря предметы не имеют столь отчетливых границ, какие они приобретают в наших "рациональных обществах".