Сразу определимся со значением некоторых понятий. В контексте данной книги под русскими понимаются не только этнические русские, но и украинцы, белорусы, а также частично и другие национальности, проживающие на территории бывшей Российской империи. Термин «русские» (далее без кавычек) используется для краткости. Можно было бы использовать термин восточные славяне, но этот термин слишком громоздок, и имеет отношение к определенному историческому периоду. Для нас более важен территориальный признак, территория расселения русского этноса, оказавшего значительное влияние на коренные народы Сибири, Дальнего Востока, Северного Кавказа и многое перенявшее у данных народов. Это не значит, что отрицается разнообразие национальных обычаев и верований на территории расселения русского этноса, просто признается его определяющее значение. Также введем такое понятие как этноцивилазационная платформа, представляющая собой целостную геополитическую нишу определенного этноса. В настоящий момент можно разделить их на три части – состоявшиеся, формирующиеся, территории-проливы. К состоявшимся следует отнести: романо-германскую, китайскую, индийскую, русскую, арабско-мусульманскую. Формирующиеся: латиноамериканская, африканская. Под территориями-проливами понимаются государства не относящиеся ни к одной из платформ, находящимися между ними, и попадающими под влияние то одной платформы то другой. Например, к территориям-проливам между Романо-германской и Русской платформами относятся Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария.
Разделение на этноцивилизационные платформы предполагает различие между ними. Различием между ними, в первую очередь, является фактор этнического сознания. Этническое сознание складывается из национальных особенностей и верховных идей – религиозных, духовных идей. Разделяя романо-германскую и русскую платформу, мы сразу сталкиваемся с дилеммой их различий, между тем многие объединяют данные платформы и относят русских к европейцам, точнее к второсортным европейцам, к европейцам несостоявшимся. Но, мы, русские не являемся европейцами, необходимо принять эта как факт и как данность. Мы белая раса, но мы не европейцы, ни по духу, ни по сознанию. Никогда ими не были и не будем. Это есть ни хорошо, ни плохо. Мы другие, а натягивание европейского сознания на русский менталитет разрушит русский этнос, уничтожит государственные образования. Данное заявление требует доказательств, и мы будем их искать в российской истории, пытаясь осмыслить ее не с точки зрения европейского рационализма, а с точки зрения русской души и ее менталитета. Это отнюдь не значит, что русский человек создание с другой планеты, просто его сознание и отношение ко многим вещам кардинально отличается от европейского, и тем более от китайского или индийского, но в чем-то имеет общие точки соприкосновение с другими этноцивилизациями. Эти точки соприкосновения определяются на личностном уровне, который объединяет всех людей одной Божьей идеей, но на сознание отдельной личности накладывается также сознание этноса, нации, рода.
Начать стоит с Киевской Руси. Заглядывать глубже нет смысла, по причине малочисленности наших знаний о временах и быте славян до Киевской Руси. Во многом история племен, в том числе и славянских, схожа. Это и быт, и поклонение языческим божествам природной стихии. В VIII веке на русской земле уже существуют городские образования, а значит, и государства. Единой российской державы тогда не было, ее и вообще не было в домонгольский период. Единая Киевская Русь – миф. Была федерация земель-княжеств, объединяемая языком, культурой, религией, рынком, монетной системой (как бы она несовершенна ни была), и возможно, одной и той же династией Рюриковичей, укрепившейся к началу ХI века повсеместно. Но не было централизованного государства. В то же время происходит крещение Руси – событие, сыгравшее ключевую роль в дальнейшем развитии страны.
Исторические теории возникновения русского государства две. Первая – нормандская. Славяне призвали на княжение в Великий Новгород варяга Рюрика, династия которого в дальнейшем встала на княжение в Киеве, и распространилась повсеместно по русским городам. Она и привнесла в русскую анархическую душу понятие государства в романо-германском смысле. Авторами ее были приглашенные в XVIII в. в Россию немецкие ученые Г.Байер, Г.Миллер и А.Шлецер. Авторы этой теории подчеркивали полное отсутствие предпосылок для образования государства у восточных славян. Научная несостоятельность нормандской теории очевидна, так как определяющим в процессе образования государства является наличие внутренних предпосылок, а не действия отдельных, пусть даже и выдающихся, личностей. Вторая теория – славянская. Данная теория ставит под сомнение легенду о варяжском происхождении первых русских князей правивших в Киеве. Игорь, за которого по малолетству правил его дядя – опекун Олег (“Вещий”) являлись русскими князьями, и родства с Рюриком не имели. Также, эта теория апеллирует к внутренним предпосылкам, которые имелись для образования государства у восточных славян. Правда от нас скрыта веками истории, но наиболее вероятна версия золотой середины. Варяжских воинов приглашали для охраны своих земель в качестве наемником – это подтверждают летописи, и вполне возможно, что отдельные талантливые князья варягов избирались на княжение. В некоторых русских городах, в частности, вполне вероятно и в Киеве династия князей была славянского происхождения. Возможно, здесь и кроется причина междоусобиц городов, имевших в князьях отнюдь не родственников. И истоки русской государственности, таким образом, лежат как раз во внутренних предпосылках объединения земель. Но, как было сказано выше, единой Киевской Руси не существовало. А раз не было единого государства, не является состоятельной дальнейшая теория раздробления Киевской Руси на отдельные княжества. В принципе, в этой теории создания Русского государства, очень четко прослеживается европейское мышление, немецкое в частности, идеологи которого, не особо задумываясь, перенесли европейскую историю на русскую. Как известно, европейская модель государственности являет собирание земель в государство-империю мечом и огнем под один царский род. В дальнейшем происходит развал любого европейского государства на отдельные княжества и последующее их присоединение к более сильному соседу, либо создание более мелких государств. Таким вот образом, европейское сознание и создало нам государство – Киевскую Русь, а в дальнейшем развалило его на отдельный самостоятельные княжества. И логика в этой теории прослеживается достаточно четко: нормандский князь явился создателем государства, которое развалилось в последующем под давлением личных амбиций его потомков, и по этой причине не смогшее оказать сопротивление иноземных захватчикам – монголам. Но если мы признаем миф о единой Киевской Руси, мы таким образом признаем миф о создании русского государства норманнами, т.е. европейцами. А раз не было государства в домонгольский период, умирает и нормандская версия, умирает и миф о раздробленности русских княжеств. Княжества были самостийными, что отнюдь им не мешало объединяться по мере возможности, в борьбе с разными врагами. Вот только сила нового страшного врага не была оценена по достоинству. Монголов во многом сравнили с хазарами и половцами, набеги которых отражались успешно даже одним княжеством. Когда осознали силу врага, уже было поздно. Разорены были монгольским нашествием восточные и южные русские княжества. Северо-западные остались почти не тронутыми, но их единению в борьбе с одним врагам, монголами, мешал другой не менее опасный и жестокий враг, тевтонский орден, нападение которого успешно отразило Новгородское княжество во главе с А.Невским.
Именно в XIII в. лежат истоки образования русского государства, государства в романо-германском понимании. Это не значит, что отрицается понятие государственности в Киевской Руси, отрицается оно в европейском понимании, и признается, что существовала федерация земель-княжеств, объединяемых языком, культурой, религией. Государственное образование явилось жизненной необходимостью для русских. Фактически стал вопрос об уничтожении русской культуры со стороны иноземных захватчиков, как с юго-востока так и запада. Объединение это происходило мучительно и долго, причем параллельно в двух княжествах – Московском и Литовском. История объединения земель в Великое Литовское княжество будет разобрана в главе «Украина». Здесь нас интересует объединение, происходившее под началом Московского княжества. Начинает этот процесс фактически Александр Невский, продолжает Иван Калита, и практически заканчивает в конце ХV века Иван III Васильевич. Данные исторические события, происходившие в том момент, не слишком перевраны историками в угоду той или иной официальной государственной истории и идеологии. Поэтому нас в большей мере интересуют не исторические события тех времен, а формирование русского этноса в тот период. Формирование и осознания своей идентичности, русской души. И здесь мы обращаемся к ключевому моменту в русской истории, к крещению Руси и принятия русскими христианства. Именно этот фактор является определяющим в дальнейшей русской истории. Хотелось бы вначале отметить, что христианство было принято не везде и повсеместно. Крещение проходило постепенно, некоторые русские племена приняли христианство за 150 лет до официального крещения Руси. Другие восприняли данное Откровение значительно позже, кого-то крестили огнем и мечом, например, жителей Новгорода. Что-то в русское христианство перешло от языческой религии, например Масленица. Но христианское мировозрение явилось определяющим в формировании русской души и русского этноса. Можно оспорить данное предположение положениями социологии, которая видит основы формирования того или иного этноса в родовых признаках. Так, в частности, французский социолог Э. Тодд, видит различие в менталитете немецкого и русского народа в традиционной семье, в том, что испокон русский крестьянин завещал свое имущество поровну между своими сыновьями, в то время как немецкий признавал только право первородства и все завещал старшему сыну. По этой родовой причине русский этнос ближе к понятию «равенства», в то время как немецкий, к понятию «господства». Но даже это предположение социологии оспаривается тем, что первично – это состояние сознания, формируемое определенными ценностями, в первую очередь религиозного или духовного характера. А нравственные родовые ценности вторичны, хотя имеют очень сильное влияние на любого человека. Так же безосновательными являются ссылки, на географическое положение того или иного народа, и различия в этносах природными слагаемыми. В, частности, безграничность русской души определяется из обширных государственных просторов. Конечно, географическое положение страны оказывает влияние, и привносят определенную колоритность в народное сознание, но по своей сути являются даже не вторичным, а третичным. Христианское сознание, явилось основой формирования сознания русского человека, и формировалось оно огромный промежуток времени, заняло период в тысячу лет. Конечно, оно не являлось статичным, и менялось в зависимости от эпохи, исторических событий и научных открытий. В частности атеизм XX века отнюдь не похоронил русского христианского миросознания, формировавшегося тысячелетие, лишь видоизменив его, не нарушив главного и основного. Евангельское откровение о Царстве Божьем неприметно, сокровенно, внутренне внесло перемену во все сферы жизни, изменило саму структуру человеческой русской души, вызвало новые эмоции. Собственно, тот, кто внимательно читал первую главу, многое уже понял, осознал различия в мировозрениях западного и русского человека. Сделаем небольшое отступление и разберем более подробно.
Итак, христианство, это весть о наступлении Царства Божьего. Это Откровение необходимое для перерождения души и личности, необходимое для вырывания человека из власти рода и природных стихий. И русский человек принял христианское откровение всей душой, не рационализируя и не строя никаких философских теорий из него. Попытка первого осмысления православия и русского христианства была предпринята только в XIX в. В то время как на западе, в католицизме, это было сделано на тысячу лет раньше. Русский человек просто верил в Божье Царство, не обосновывая и не выстраивая религиозно-философские теории. И этим оказался ближе к пониманию христианского откровения. Но христианское откровение несет духовный стимул перерождения души, и не объясняет общественной жизни человека. Как было сказано, на христианском откровении государства не построишь. И основной конфликт, острейший конфликт, русской души являло как раз противоречие в необходимости создания государства – оплота притеснения личности и христианской души, и стремления жизни по законам Божьим, стремления к Божьему Царству. Государственная и социальная жизнь христиан основывалась не на любви, братстве и свободе духа, а на равнодушии, вражде, на отрицании достоинства человеческой личности, на несправедливости, насилии и принуждении. Даже церковь в исторических своих воплощениях заражалась государством и принимала его насилия, попадала во власть порядка закона. На почве государственного законничества, социальной обыденности и общеобязательности, возникает рабство человека у государства и общества, рабье отношение к монарху, к начальнику, к богатому, знатному. В нравственных суждениях государственного законничества мыслит не личность, человек, а социальная обыденность, род, клан, сословие, государство, нация. И само божественное начало правды переносится на эти образования социальной обыденности. Последствием этого является тиранство закона, которое есть тиранство общества над личностью, общеобязательной идеи над индивидуальным, личным, неповторимым, единичным. И это различие между Божественным откровением и социальной действительностью являлось не разрешимым, и русский человек, подчиняясь земной силе государственной власти, во многом поступал по Божьему откровению. Здесь как раз и кроется отличия в сознании русского и западного человека. Русский человек поступает часто по велениям души, которые трансформировались в своеобразный уклад жизни, называемый теперь «понятиями». Под «понятиями» понимаются не воровские законы, а определенные законы души, которые невозможно описать государственными законами. Таким образом, в этом явлении можно наблюдать отрицание той самой законнической этики, выполнение которой является обязательным для западного человека. Русский человек поступает во многих случаях индивидуально-личностно, как того требует Божественное откровение, в отличии от западного человека поступающего по предписанному закону, и находящемуся при этом значительно ближе к фарисейству, которое обличает христианство. Исходя из вышеизложенного, не стоит делать выводы, что русский человек является менее греховным и более чистым, просто он ближе к пониманию Божественного откровения, что может способствовать дальнейшему развитию души и личности. Чтобы не быть голословным, стоит привести несколько примеров, они не являются исчерпывающими, но кто понял логику рассуждений, может сам делать дополнительные выводы.
1. Отсутствие стремления к материальному благополучию. Основной массе русских людей не присуще патологическое стремление к чрезмерному доходу, т.е. к богатству. Истоки этого лежат в Евангелии. Трудно богатому войти в Царство Небесное. И поэтому нет смысла в накоплении денег и погоне за ними. Но это не значит, что русские люди считают блаженными нищих, русский человек стремились к материальному достатку, но именно к достатку, а не богатству. Европейское сознание же абсолютно извратило христианское откровение. Теперь мир прежде всего уважает богатых, воздает им почести, считает их первыми. Блаженными оказываются совсем не те, которых русские всегда считали блаженными – плачущих, кротких, милостивых, чистых сердцем, алчущих и жаждущих правды. Блаженны теперь богатые, знатные, сильные, обладающие властью, прославленные и пр. Нравственная оценка европейского человека определяется не по тому, что он есть, а по тому, что у него есть. Внутренний человек исчезает за внешним человеком, обладающим материальными благами, дающими ему силу. Честность определяется по отношению к собственности, а не по отношению к бедности. Это и есть буржуазное, антихристианское понятие о честности. Честный теперь тот, кто уважает собственность и богатство другого, а не тот, кто уважает бедность и не обижает неимущего. Под бедностью понимается не нищета, а материальный достаток, необходимый человеку для достойного проживания. Правда, стоит оговорится, что и у русского сознания происходит в настоящий момент смещение к буржуазному образу мысли, во многом это произошло благодаря социализму, но об этом далее.
2. Неустроенность материального быта, варварское отношение к окружающей среде и природе. Неустроенность материального быта лежит так же корнями в христианском миросознании. Нет смысла устраивать быт, зарабатывать огромное количество денег, тратить их на себя и на обустройство личного быта, ведь все преходящее, ничего из материального мира взять с собой не получиться. Нужен определенный достаток, необходимый для жизни, но абсолютно бессмысленно ставить во главу угла устройство материального быта. Но эта только одна часть правды, следующая заключается в том, что быт русского человека сравнивается с бытом европейского, смысл существования которого как раз и заключается в патологической работе над своим доходом и обустройством личного быта. И конечно, в сравнении с европейцами мы катастрофически проигрываем, но сравнение это абсолютно не корректное. Но и эта не вся правда, помимо предыдущих причин, существует еще одна чрезвычайно серьезная вещь, как тяжелые климатические условия. Жизнь русского человека это бесконечная борьба с разрушающей силой природной стихии. Зима длинной в половину года, морозы под -30 градусов, способны уничтожить любое творение рук человеческих в несколько раз быстрее, чем любые американские тайфуны или голландские наводнения. И не стоит нас сравнивать со Швецией или Норвегией, климатические условия у нас значительно сложнее, а с Сибирью и просто не сопоставимые. Хотелось бы отдельно остановится на русском похабном отношении к окружающей природе. Оно отчасти так же кроется в христианском сознании. Природа и все что с ней связано, является такой же преходящей, как и вся человеческая жизнь, и борьба с ней связывается непосредственно с социальной обыденностью. Здесь и кроется нынешний принцип «после меня, хоть потоп», ведь Евангелие рекомендует не думать о завтрашнем дне, в том числе и для последующих поколений. Плюс, помноженная на наши бескрайние просторы и принцип «обуздания природы», предложенный современной наукой, все это приводит к катастрофическим последствиям. Такое отношение к окружающей нас природе необходимо менять, но об этом далее.
3. Нелюбовь к каторжному труду. Именно к каторжному труду, а не к труду вообще. Под каторжным трудом понимается европейская патология. Русский по своей натуре трудолюбивый человек, и это полнейший бред относить в целом русский этнос к когорте нахлебников и лентяев. Русский человек трудолюбив в той мере, которая необходима для поддержания комфортного уровня жизни в христианском, а не буржуазном понимании. Ведь история не знает ни одного государства размерами с Российскую империю, и сопоставимыми климатическими условиями. А империя эта была создана не огнем и мечом, как любая из европейских империй, а благодаря труду миллионов русских. И русскому человеку более присуща творческая энергия труда, чем труда каторжного. Творческий труд, в большей степени, как это не парадоксально, русским свойственен в государственных масштабах. В личностном плане русский человек трудолюбив в той мере которая необходима для материального достатка, но в общественном, государственном плане это трудолюбие переливается в творчество. Помимо создания государства, не бывшего когда-либо на Земле, можно привести пример из недалекого прошлого. Первый полет в космос, и отрыв от земной действительности был осуществлен отнюдь не трудоголиками американцами с их мощнейшей экономикой, а именно русскими, прошедшими страшнейшую из войн, с катастрофически разрушенной экономикой. Безделье присуще любой из наций, и связано оно отнюдь не с особенностями национального менталитета, а с особенностью социального развития. Современное общество, в результате открытий науки, и создания техники облегчающей человеческий труд, в состоянии кормить бездельников, живущих на пособия.
4. Неуважение к любым признанным авторитетам, к старшим, к роду. Очень точно формулирует данное положение поговорка: «Иван, родства не помнящий». Одна из основных целей христианства было вырывание личности из власти рода. Евангелие призывает оставить отца, мать, жену и даже возненавидеть их, если они мешают искать Царство Божье. Это положение определяется тем, что первобытное нравственное сознание человечества находилось в мистической власти рода. И человек принужден был вести героическую борьбу за освобождение от власти рода, от власти благословения и проклятия рода. Вся первобытная архаическая мораль человечества есть мораль социально-родовая, и следы ее не исчезли в человечестве современном. Различие между личностью и родом, личностью и социальным коллективом устанавливается человеком через величайшее духовное усилие. И христианство окончательно освобождает личность от власти природных сил, от власти рода, но этим самым христианство делает нравственную жизнь личности независимой от рода, от коллектива. Освобождение личности от власти происходило не только в России, но и на Западе, в отличие от Востока, где власть рода и власть старших является неприкосновенной. Но есть существенные отличия в этом освобождении. Романо-германская личность, в силу своего индивидуализма, выстроила совершенно другую иерархию личностного авторитета, основанную на социальной иерархии. По нисходящей, это выглядит так: знаменитый-богатый-образованный-обычный, и в каждой части еще делится на удачник-неудачник. Иерархия здесь не личностная, основанная на определенном авторитете той или иной личности, иерархия именно социальная, которая определяет принадлежность к той или иной ступени определенными вещами или символами. Знаменитый – слава, популярность, при этом часто заработанная экстравагантными выходками, например шоу-бизнес. Богатый – деньги, имущество, мода. Образованный – диплом, степень и т.д. Конечно, это не жесткие рамки, ступени перемешиваются, но суть ясна. В отличии от европейцев, иерархия русской личности именно индивидуально-личностная. И отношение к той или иной ступени человека, не определяет его авторитет. Фактически любому русскому, стоящему на разных ступенях социальной лестницы приходится бесконечно доказывать авторитет и признание своей личности. В качестве примера можно взять высших государственных деятелей. Сталин, Ельцин имели беспрекословный личностный авторитет, несмотря на различные оценки их деятельности с разных нравственных точек зрения. Нынешний президент личностного авторитета не имеет, имеет он только должностной авторитет в европейском понимании. В положении, о том, что для русских имеет значение только индивидуально-личностный авторитет, и кроется ответ на извечный русский вопрос: «Ты меня уважаешь?». Т.е. иначе сказать, ты признаешь во мне личность, ты считаешь меня равным? И хотя в нынешнем российском экономическом строе опять возник элемент родства, это связано только с капиталистической системой построения экономических отношений. Капиталист среднего пошиба, старается полагаться на родственников только по той причине, что этим пытается защитить себя от капиталистического принципа «человек человеку волк». И таким образом возвращается к понятию клана, рода в его традиционном понимании, тем самым хороня завоевания христианства.
5. Отрицание власти закона. Это основное в русской душе, и почему это происходило и происходит, было разобрано выше. Но стоит отметить, какие последствия может иметь давление закона на личность, и как следствие – неприятие государственного закона, в контексте разных времен русской истории. В принципе, русская нелюбовь к карательным органам власти заключается в том, что хотя грех и имеет неотвратимые последствия, а преступление влечет за собой кару, орудием обнаружения неотвратимых последствий греха и преступлений из него вытекающих, являются люди карающие за преступление, но совсем не являющиеся носителями высшего добра и сплошь и рядом сами являющиеся такими же грешными, злыми и преступными. По русской традиции носителями высшего добра являются сострадающие, помогающие, посещающие заключенных в тюрьмах, освобождающие от казней, совершающие чудеса. Эта русская традиция трансформировалась под тотальным давлением государственного советского закона в полнейшее отрицание закона, и вылилось в анархию 90-х годов XX в, перевернув все с ног на голову в понимании законопослушного европейца. Носителем закона стали уголовные «авторитеты», отрицавшие государственный закон, и выработавшие свои законы, поскольку человеческое общество не может жить без законов, которые хотя бы в чем-то понимаются и принимаются большинством. Фактически воровская «этика» стала вторым государственным законом еще по той причине, что советской тоталитарной системой в тюрьмах и лагерях был выпестован новый вид российского человека – человек сидевший. Для многих русских прошедших через тюрьмы, лагеря и ссылки, где данная «этика» была в законе, отрицание законнической государственной этики вылилось в принятие антигосударственной анархической воровской «этики». Воровская романтика очень тесно связана с фактором личной свободы, свободы личности от общественных и государственных законов, а разрастанию ее в масштабах страны в первую очередь способствовала идеология государственного атеизма. Но воровская свобода поэтому и является тупиковой, т.к. перерастает в понятия «человек человеку волк», «кто сильнее тот и прав». В совершенно противоположное явление выливается давление государственного законничества, когда личность имеет христианское мировозрение. С этого угла зрения будет рассмотрено интереснейшее явление – казачество. Зародилось казачество в эпоху становления Московского, а также Литовского (запорожские казаки) княжеств. В это время происходит централизация власти, становление и усиление государства, государственной власти. Примерно в это же время формируются первые предпосылки к закрепощению крестьян. В ответ на давление государственной власти крестьяне бегут на окраины княжеств, а в последующем и царств, образуя вольницы. Крестьянские вольницы со временем трансформируются в военизированные ополчения, выступающие форт-постами на окраинах государства. Но основанные на христианской вере они не становятся рассадниками анархии и беспредела. В последующем казаки являются первопроходцами в освоении Сибири, а также в русификации Северного Кавказа. И только таким образом могла ширится империя основанная на труде, а не огне и мече. Казачьи поселения в этих регионах занимались в первую очередь освоением новых земель, ведь не в последнюю очередь казаки являлись и крестьянами. Но, будучи военизированным ополчением, казачество способно было защищать себя само, без привлечения регулярных войск. Таким вот парадоксальным образом государство ширилось и крепло. Государственное давление на крестьян, а крестьяне находились в подавляющем большинстве, выливалось в бегство крестьян от власти закона, что способствовало расширению земель государства. И русское население, являясь колонизатором новых земель, врастало в него своими корнями, смешиваясь с коренным населением, несло новое христианское понимание жизни. Но не стоит полностью идеализировать этот процесс, хватало у нас и генералов Ермоловых, но это явление больше относится к имперской теории построения государства и будет разобрано дальше.
Необходимо остановится на факторах, которые мы отнесли к вторичным и третичным. Никто не отрицает, что эти факторы также вносят свою лепту в русскую душу. Противоречивость и сложность русской души так же связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории – Восток и Запад. Россия как бы соединяет в себе два мира и являет собой “огромный Востоко-Запад”. Соответственно в русской душе борются два начала: восточное и западное. В основу формирования русской души легли два противоположных начала: природная языческая стихия и аскетически монашеское православие. Соответственно эти начала явились причиной появления совершенно противоположных свойств в русском народе, таких как жестокость и доброта, обрядоверие и искание правды, обостренное сознание личности и предельный коллективизм, национализм и универсализм. В отношении к государству в русском народе можно открыть как стремление к анархизму, неприятию государства, так и стремление к гипертрофии государства, к подавлению свободы. Географическая среда так же могла повлиять на формирование “духа народа” и являет собой зависимость между необъятностью, безграничностью русской земли и русской души, между географией физической и географией духовной.
Сделав лирическое отступление, возвращаемся к русской истории. В целом данный этап русской истории можно сформулировать одной фразой: «государство росло и крепло». Основной поворотной точкой явилось правление Петра I. Но до этой поворотной точки необходимо разобрать несколько исторических событий – закрепощение крестьян и православный раскол.
Крепостное право – совокупность юридических норм феодального государства, закреплявших наиболее полную и суровую форму крестьянской зависимости. Включало запрещение крестьянам уходить со своих земельных наделов (т.н. прикрепление крестьян к земле или «крепость» крестьян земле; беглые подлежали принудительному возврату), наследственное подчинение административной и судебной власти определённого феодала, лишение крестьян права отчуждать земельные наделы и приобретать недвижимость, иногда – возможность для феодала отчуждать крестьян без земли. Крайние формы крестьянской зависимости проходят волной от западного края Европы до восточного. Приход крепостного права соответствует определённому этапу развития общественно-политических отношений. Но поскольку развитие различных регионов Европы происходит с разной скоростью (в зависимости от климата, населённости, удобства торговых путей), то и крепостное право в одних европейских странах это лишь атрибут средневековой истории, в других доживает практически до новейшего времени. Понятие крепостного права появляется в Московском государстве на рубеже XV-XVI вв., когда оформилась поместная система. Государство передавало поместье служивому человеку, который был обязан за это воинской службой. Это было связано с непрерывными войнами, которое вело государство за возвращение исторических русских земель. Крестьянин был лично свободным и держал земельный участок по договору с владельцем поместья. Он обладал правом выхода или отказа; т.е. правом уйти от землевладельца. Землевладелец не мог согнать крестьянина с земли перед жатвой, крестьянин не мог покинуть свой участок, не рассчитавшись с хозяином по окончании жатвы. Судебник Ивана III устанавливал однообразный срок для крестьянского выхода, когда обе стороны могли рассчитаться друг с другом. Это неделя до юрьева дня (26 ноября) и неделю, следующую за этим днём. Вольный человек становился крестьянином с той минуты, как «наставлял соху» на тяглом участке (т.е. начинал исполнять государственную обязанность по обработке земли) и переставал быть крестьянином, как только бросал земледелие и принимался за другое занятие. Даже указ от 24 ноября 1597 г. не отменял крестьянского «выхода» (то есть возможность уйти от землевладельца) и не прикреплял крестьян к земле. Этот акт лишь определял необходимость возврата сбежавшего крестьянина к прежнему землевладельцу, если уход состоялся в пятилетний срок до 1 сентября 1597 г. Указ говорит только о тех крестьянах, которые покидали своих землевладельцев «не в срок и без отказу» (т.е. не в юрьев день). И лишь Судебник 1649 г. устанавливает бессрочную прикрепленность к земле (т.е. невозможность крестьянского выхода) и крепость владельцу (власть владельца над крестьянином, находящимся на его земле). Однако, и согласно Судебнику 1649 г. владелец поместья не имеет право посягать на жизнь крестьянина и лишать его земельного участка. Допускается передача крестьянина от одного владельца к другому, однако и в этом случае крестьянин должен быть снова «посажен» на землю и наделён необходимым личным имуществом («животами»). И только в XVIII в. происходит монополизация собственности на крепостных в руках дворян, и крепостное право распространяется на все разряды тяглого населения. Во второй половине XVIII в. закрепощение крестьян в качестве рабов входит в завершающую стадию. Такое подробное описание закрепощение необходимо было, чтобы понять, что крестьянская повинность имеет две стадии. Первая – это прикрепленность к земле определенного помещика, вторая – возможность для феодала отчуждать крестьян без земли, т.е. рабство. Как было уже сказано, крепостное право было присуще всем европейским государством в то или иное время. Это не является новшеством России, а являет определённый этап развития общественно-политических отношений. Но московское царство, до реформ Петра I, не знало понятия рабства. И как мы видим рабство крестьян начало формироваться только в эпоху европейского просвещения России. Крестьянское рабство не является изобретением русских, оно было перенято дворянством именно у «просвещенных» европейцев, поскольку в тот исторический момент формирование общественного русского уклада занимались немцы, и выходцы из других европейских стран. Чтобы не быть голословным, стоит привести пример из помещичьего устава германской провинции Шлезвиг-Гольштейн от 1740г.: «Ничто не принадлежит вам, душа принадлежит Богу, а ваши тела, имущество и всё что вы имеете, является моим». И чтобы, этот пример не казался притянутым за уши стоит напомнить, что именно потомки Готторпов, герцогской династии Шлезвиг-Гольштейна, в 1761-1917г. занимали русский императорский трон. В 1761 году Карл Петр Ульрих Гольштейн-Готторп, сын герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпа и русской великой княжны Анны Петровны, стал российским императором Петром III Федоровичем. Так что рабством крестьян, подавляющего населения России мы обязаны просвещенным европейцам. Необходимо остановиться и на отмене крепостного права, и сравнить даты его отмены в Европе и России. Отмена крепостного права в Англии, Франции, Италии, Западной Германии происходило в XIV-XVI вв., где крепостное право является атрибутом средневековья. Отмена крепостного права в этих странах привело к развитию капиталистических отношений, и было связано во многом с более легкими климатическими условиями, удобством торговых путей, большей населенностью территорий. Отмена в других странах относимых к германо-романской платформе происходило значительно позже. В Пруссии крепостное право отменено в 1807 году. В Датской провинции Зеландия барщина продержалась до 1848 г. И не стоит относить Пруссию к захудалым восточногерманским землям, ведь именно Пруссия явилась объединителем германских земель, а отнюдь не развитые западногерманские земли. В исторической перспективе разница в 54 года между отменой крепостного права в Восточной Германии и России является микроскопической, повлиявшей на развитие России незначительно, и тем более не стоит из этого строить целую теорию отсталости России и рабского мышления, сформированного у русских наличием крестьянского рабства и отсутствием западной демократии. Но мы признаем, что крестьянское рабство явилось тяжелым бременем для России, тормозившей ее социальное и духовное развитие, но также необходимо признать что, крестьянское рабство это не русское изобретение, и сформировалось оно благодаря онемечиванию дворянства и онемечиванию русской идеи.
Теперь о расколе. В XVII веке произошло одно из самых важных событии допетровской эпохи – религиозный раскол старообрядчества. Когда при патриархе Никоне началось исправление ошибок в богослужебных книгах по греческим образцам и незначительные изменения в обряде, это вызвало бурный протест народной религиозности. Верить, что раскол произошел только из-за незначительных изменений в богослужебном обряде и трех– или двухперстного знамения креста, значит относить русское религиозное сознание к европейскому, как это и делали немецкие историки, создававшие нам историю. Понятие раскола более глубокое. Во-первых, здесь присутствует мессианская идея Третьего Рима, выраженная иноком Филофеем. Идеологическая доктрина о Москве, как о Третьем Риме, стала идеологическим базисом образования московского царства. Но сразу стоит отметить что данная доктрина получила распространение в основном в правящей верхушке. Царство собиралось и оформлялось под доктриной мессианской идеи. Принадлежность к русскому царству определилось исповеданием православной веры. И хотя эта доктрина оказал сильное влияние на формирование государства, стоит признать, что она была базисом именно для правящей и церковной верхушки, да и ее появление было уже постфактум, после становления Московского княжества, и обоснованием его дальнейшего расширения. Далее, под символикой мессианской идеи Москвы-Третьего Рима произошла национализация церкви. Вселенское сознание было ослаблено в русской церкви настолько, что на греческую церковь, от которой русский народ получил свое православие, перестали смотреть как на истинно православную церковь, в ней начали видеть повреждение истинной веры. И когда патриарх Никон начал церковную реформацию по греческому типу, греческое влияние было воспринято как порча, проникающая в единственное в мире православное царство. Ведь православная вера есть русская вера, не русская вера – не православная вера. Проснулось подозрение, что православное царство, Третий Рим, повредилось, произошла измена истинной веры. Но подозрение это произошло, опять-таки в верховной церковной иерархии, которую возглавил протопоп Аввакум. Во-вторых, если кто помнит что было и во-первых, здесь присутствует и противопоставление русского человека государственной власти. Русская вера – есть православная вера, привнесение в нее греческого влияния, со стороны государственной власти и высшей церковной иерархии равноценно антихристианскому действию. В силу суеверия и невежества, отождествили патриарха Никона с антихристом. Народное православие разрывает с церковной иерархией и с государственной властью. В Московском царстве, верхушка которого осознавала себя третьим Римом, было смешение народного царства Христова, царства правды, с идеей могущественного государства, управляющегося неправдой. Раскол и был обнаружением противоречий, был последствием смешения. В дальнейшем этот раскол между царством Христовым и государством, посредством реформ Петра I, перерастет в события 1917 года.
Царствование Петра Великого и его реформы явились определяющими в дальнейшей истории России. Необходимо отметить, что история не терпит сослагательного наклонения, и рассматривать исторический процесс как «ах, если бы» представляется неприемлемым. Рассматривать исторический процесс можно только как данность, как цепь звеньев, даже как Божью данность, никак иначе. Реформы Петра были совершенно неизбежны: Россия не могла дальше существовать замкнутым царством, при отсталости военной, морской, экономической, при отсутствии просвещения и техники цивилизации. Фактически независимое существование всего русского этноса подвергалось опасности, и России необходимо было преодолеть свою изоляцию и приобщится к круговороту мировой жизни, ведь только на этих путях возможно мировое служение русского народа. Разбирать все реформы занятие бессмысленное, было много положительно, также и много отрицательного. Один отрицательный момент, связанный с бездумным копированием германских феодальных отношений, был рассмотрен выше. С реформами Петра связано и русское рабское отношение к иностранцами, а точнее к европейским иностранцам. Именно в тот исторический период это отношение и начало формироваться. В Московской Руси этого не было. Во времена Петра, когда перенимался европейский опыт начало меняться отношение русских к европейцам. Если в Московском царстве русские, в том числе верхний правящий слой, имели православный русский менталитет, то во времена Петра произошло резкое смещение в сторону европеизации этого правящего слоя, во многом насильственно. Русский менталитет был отнесен к второсортному, русских отнесли к неудавшимся европейцам, отнесли именно европейцы, «просвещавшие» нас. С тех пор мы безуспешно примеряем на себя европейский кафтан. При давлении Петра, высший правящий слой перенял все привычки и особенности европейского поведения, в том числе язык. В последующие века это мировозрение проникало все глубже в народные массы, а в советские времена достигло своего апогея. Но в противовес многих недостатков, приведем пример, когда благодаря реформам Петра, начала свое формирование великая русская наука и литература.
Реформы Петра были совершенно неизбежными, но он совершил их путем страшного насилия над народной душой и народными верованиями. Можно сделать сравнение между Петром и Лениным, между переворотом петровским и переворотом большевистским. Та же грубость, насилие, навязывание сверху народу известных принципов, та же прерывность органического развития, отрицание традиций, та же гипертрофия государства, то же создание привилегированного бюрократического слоя, тот же централизм, то же желание резко и радикально изменить тип цивилизации. И приемы Петра были совершенно большевистские. Он хотел уничтожить старую московскую Россию, и для этой цели не остановился даже перед казнью собственного сына, приверженца старины. Приемы Петра относительно церкви и старой религиозности очень напоминают приемы большевизма. Петр не любил старого русского благочестия и был особенно жесток в отношении к старообрядчеству и староверию. Петр создал синодальный строй, в значительной степени скопированный с немецкого протестантского образца, и окончательно подчинил церковь государству. Но эта реформа Петра была в общем вызвана необходимостью, т.к. уже в московский период церковь была в рабьей зависимости от государства, а авторитет иерарха пал раньше Петра, к тому же уровень просвещения и культуры церковной иерархии был очень низкий. Но реформа была произведена насильнически, не щадя религиозного чувства русского народа. В итоге переворот Петра, усилив русское государство, толкнул Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народом и верхним культурным и правящим слоем. Петр секуляризовал православное царство, направил Россию на путь просветительства. Но этот процесс происходил в верхних слоях русского общества, в дворянстве и чиновничестве, в то время как народ продолжал жить старыми религиозными чувствами. Западное просвещение XVIII века в верхних слоях русского общества было абсолютно чуждо русскому народу. Русские дворяне поверхностно занимались немного вольтерианством, немного мистическим масонством. Народ же продолжал жить православными верованиями и смотрел на барина, как на чужую расу. Собственно и язык у этой расы был другой – французский. Просветительница и вольтерианка Екатерина II, переписывавшаяся с Вольтером и Дидро, окончательно и завершила создание формы крепостного рабства по немецкому образу. Разрыв между верхним и нижним слоем общества стал катастрофическим уже тогда. Разорваны были власть и народ, народ и интеллигенция, разорваны были народности, объединенные в российскую империю. Тогда же, во времена Петра, идея Третьего Рима трансформировалась под влиянием западного образа мысли, и при непосредственном участии европейских просветителей, в идею Империи западного типа. Идея империи, идея господства – во многом немецкая идея, противоположная русской идеи братства. Именно реформы Петра и иностранцы, руководившие этими реформами, трансформировали идею Московского царства в могущественное государство военно-полицейского типа – империю. Эта идея стала центральной в последующие два века. Многие войны велись уже не для объединения православных земель, а для расширения земель, где идея собирания трансформировалась в идею присоединения окружающих земель. Это отнюдь не значит, что все войны, которые велись Российской империей, были захватническими и бессмысленными. Многие войны были действительно освободительными, в частности войны с Османской империй. Но также необходимо признать и осудить черные страницы русского имперства, например покорение Северного Кавказа. Тактику выжженной земли, проповедуемую генералом Ермоловым, можно понять только с точки зрения расширения империи, с немецкой точки зрения господства. Также во многом нужно признать бессмысленность присоединения среднеазиатских земель. Их присоединение не имело смысла ни в стратегическом ни в экономическом отношениях. Хотя необходимо признать, что благодаря немецкой идеи построения империи русская идея братства не оказалась замкнутой в границах русского этноса, а была перенесена в какой-то мере и на другие народы. История во многом творит парадоксы: германская идея господства и построения империи так и не смогла осуществиться, и была похоронена в столкновении с советско-русским государством, ассимилировавшим немецкую идею империи, но основанную на братстве, а не на порабощении.
Возвращаясь к событиям XVIII века, констатируем, что к концу этого века в России сформировалось огромное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладавшее своей культурой. Необходимо отметить, что русский народ был фактически монолитен в своей массе, дворянство составляло менее 5% всего населения. Классы всегда в России были слабы, подчинены государству, они даже образовывались государственной властью. Народ всегда считал крепостное право несправедливостью, но виновником этой несправедливости он считал не царя, а господствующие классы, дворянство и чиновничество. Причина этому во многом кроется в архаичности русской души, в родовых принципах природной жизни. Царь был богом, тотемом. И в этом источник благоговейных чувств к монарху, которые сохранилась и до наших дней. Но также в этом можно увидеть и признание Иерархии, которая была не чужда русской душе, воспитанной христианством. В царе видели нравственную добродетель и верховную иерархическую власть, данную Богом. К XIX веку империя была очень нездоровой и в духовном и в социальном отношении. В созданном через страшные жертвы огромном государстве-империи не было правды, а именно правды Божьего Царства. Это чувствовал и народ и лучшая часть культурного дворянства, и вновь образовавшаяся русская интеллигенция. Русская империя XIX века была противоречива и нездорова, в ней был гнет и несправедливость, но психологически и морально это не было буржуазное царство и оно противопоставляло себя буржуазным царствам Запада. Весь петровский, императорский период существовал конфликт между Святой Русью и империей. И в XIX веке конфликт принял новые формы – столкнулась Русь ищущая социальной правды, царства правды с империей, искавшей силы.
Конфликт этот осознавался лучшими умами русской интеллигенции, которые пытались искать социальной правды, выстраивая теории, основанные на западной научной и философской мысли. Эти европейские теории принимались как данность, осмысливались, и в последующем эволюционировали в русский марксизм. Русский марксизм, а если быть более точным русский коммунизм, мало имел общего с марксизмом немецким. Классический марксизм основывался на положении, что основной движущей силой будущей революции будет пролетариат, относя крестьянство к мелкобуржуазному собственническому классу. В России подавляющее население было представлено крестьянством, и революционные изменения по классическому немецкому варианту не возможны были в принципе. Но русский марксизм сделал качественный скачок в понимании крестьянства как революционной массы. И это понимание могло быть только в России, где крестьяне никогда не имели собственности на землю в немецком понимании. Землю крестьяне считали общей, данную Богом, и таким образом ничьей в человеческом смысле. Так же сюда наложились формирование капиталистических отношений, после отмены крепостного права в 1861г. Именно этим желанием признать русское крестьянство революционным классом и отличается большевизм от меньшевизма, стоявшего на немецкой точки зрения, что необходимо вначале вырастить пролетариат, а затем делать революцию. Большевизм оказался наименее утопическим и наиболее реалистичным, наиболее соответствующим всей ситуации, сложившейся в России к 1917 году, и наиболее верным некоторым исконным русским традициям, и русским исканиям универсальной социальной правды. Приход большевизма был определен всем ходом русской истории, но также и слабостью у нас творческих духовных сил. Большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласуется со своеобразием русского исторического процесса. Коммунизм фактически оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе русского народа. В коммунизм вошли многие черты свойственные русскому народу и передовой интеллигенции: жажда социальной справедливости и равенства, признание класса трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному, не разорванному, отношению к жизни. Но также вошли и темные стороны жизни русского общества: сектантская нетерпимость, подозрительность и враждебность к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера. Остается только непонятно, каким образом русский народ, воспитанный православием, принял коммунизм и его атеистическое мировозрение. Попробуем разобраться. Во многом новый русский душевный тип выработала Первая мировая война. Война способствовала перенесению военных методов на устроение жизни, практику методического насилия, появления нового типа властолюбия и поклонения силе. Это – мировое явление, одинаково обнаружившееся в коммунизме и фашизме. В России появился новый антропологический тип, в этом типе выработалась жесткость, переходящая в жестокость. Данный тип коммунистического революционера относился с презрением к старой революционной и радикальной интеллигенции. В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности. Новый душевный тип, призванный к господству в революции и стране, поставляется из рабоче-крестьянской среды, он прошел через дисциплину военную и партийную. Новые люди, пришедшие снизу, были чужды традициям русской барской культуры, их отцы и деды были безграмотны, и жили исключительно верой. Этим людям было свойственна ненависть по отношению к людям старой барской культуры, которое в момент торжества перешло в чувство мести. Этим многое психологически объясняется. Народ в прошлом чувствовал неправду социального строя, основанную на угнетении и эксплуатации трудящихся, но он кротко и смиренно, по христиански, нес свою страдальческую долю. Но наступил час, когда он не пожелал больше терпеть, и весь строй души народной перевернулся. Кротость и смирение перешло в свирепость и разъяренность. Ленин не мог бы осуществить своего плана революции и захвата власти без переворота в душе народа. Переворот был настолько, что народ живший иррациональными верованиями и покорный иррациональной судьбе, вдруг почти помешался на рационализации всей жизни, поверил в возможность рационализации без религиозных и духовный верований, поверил в машину вместо Бога. В чем-то революция был судом над историческим христианством, над христианами, над изменой христианским заветам, над искажением христианства. Русская революция возможна была только как аграрная революция, которая опиралась прежде всего на недовольство крестьян и на старую ненависть их к дворянам-помещикам и чиновникам. В русском крестьянстве еще не исчезли воспоминания об ужасах крепостного права, об унижении человеческого достоинства крестьян. Крестьяне готовы были мстить за своих дедов и прадедов. Мир господствующих классов, преимущественно дворянства, их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык, был совершенно чужд народу.
Русская коммунистическая революция в значительной степени была определена войной. Если бы не было войны, то в России революция все-таки, в конце концов, была бы, но вероятно позже и была бы иной. Неудачная война создала наиболее благоприятные условия для победы большевиков. К тому времени противоположения и расколы достигли в России максимального напряжения. Но только атмосфера войны создала у нас тип большевика-победителя и завоевателя. Методы войны были перенесены внутрь страны. И революция родилась от несчастья, несчастья разлагающей войны, а не от творческого избытка. Нет ничего ужаснее разлагающей войны, разлагающейся армии, притом колоссальной, многомиллионной армии. Разложение войны и армии создает хаос и анархию. Старая власть потеряла всякий нравственный авторитет. В нее до войны не верили, а во время войны авторитет ее полностью умер. И первая февральская революция была во многом организована власть предержащими, или стоящими рядом с ней. Новое либерально-демократическое правительство, которое пришло после февральского переворота, провозгласило отвлеченные гуманные принципы, отвлеченные начала права, в которых не было никакой организующей силы. Принципы демократии годны только для мирной жизни, да и то не всегда, а не для революционной эпохи. Только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии. Взбунтовавшимся массам необходимо было дать лозунги, во имя которых массы согласились бы организоваться и дисциплинироваться, нужны были заражающие символы. Вспомним большевистские лозунги тех времен: «Свобода, равенство, братство», «Вся власть народу», «Землю крестьянам, фабрики рабочим». Эти лозунги максимально соответствовали русской душе. И поэтому только большевизм оказался способным овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям. И он демагогически воспользовался всем. Он воспользовался бессилием либерально-демократической власти, негодностью ее символики для скрепления взбунтовавшегося народа. Он воспользовался объективной невозможностью дальше вести войну, нежеланием солдат вести войну, и он провозгласил мир. Большевизм воспользовался неустроенностью и недовольством крестьян. Он воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом. Большевизм воспользовался свойствами русской души, во всем противоположной буржуазному обществу, ее религиозностью, ее максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и к терпеливому несению страданий, но также к проявлением грубости и жестокости, и русской верой в особые пути России. Большевизм соответствовал отсутствию в русском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал русскому коллективизму, имевшему религиозные корни. Он воспользовался крушением патриархального быта в народе и разложением старых религиозных верований. Он также начал насильственно насаждать сверху новую цивилизацию, как это в свое время делал Петр. Он отрицал свободы человека, которые и раньше не были известны народу, и за которые народ совсем и не собирался бороться. Большевизм провозгласил обязательность целостного, тоталитарного миросозерцания, господствующего вероучения, что соответствовало потребностям русского человека в вере и символах, управляющих жизнью. Поэтому народная душа легко перешла от одной целостной веры, к другой ортодоксии, охватывающей всю жизнь. Пало старое священное русское царство и образовалось новое, тоже священное царство, обратная теократия. Коммунистическое общество исключительно основано на благодати, а не на законе, хотя и на благодати темной и нехристианской, которая в результате приводит к тирании, обратной теократии. Произошло удивительное превращение. Марксизм, не русского происхождения и не русского характера, приобретает русский стиль, почти приближаясь к славянофильству. Даже старая славянофильская мечта о перенесении столицы из Петербурга в Москву, в Кремль, осуществлена была коммунистами. Вместе с тем коммунизм создает деспотическое и бюрократическое государство, призванное господствовать над всей жизнью народа, не только над телом, но и над душой народа, согласно традициям Иоанна Грозного и царской власти. Русский марксизм провозгласил господство политики над экономикой, силу власти изменять как угодно хозяйственную жизнь страны. И значение большевистской революции в том, что путем страшных насилий она освободила народные силы, призвав их к исторической активности.
Последствия большевистской революции и события XX века необходимо рассмотреть подробнее. Начать необходимо с гражданской войны, приобретающей сейчас неоднозначное значение. Смысл ее был достаточно точно изложен в советской истории, это была война, переросшая в месть бывшему правящему классу. Даже соотношение численности войск обоих воюющих сторон об этом говорит. Белая гвардия насчитывала не более 100 тыс. человек, и состояла в основном из дворян. Красная гвардия, будучи действительно рабоче-крестьянская, насчитывала более 2 млн. человек. Таким образом, соотношение численности воюющих войск показывает и соотношение различных русских слоев, поддерживающих ту или иную армию. Террором и грабежом занимались обе армии, тем самым провоцируя не участвующее население, присоединяться к той или иной армии. Длительность боевых действий говорит только о выучке и боевой подготовке Белой армии, состоявшей в основном из кадровых офицеров. Необходимо принимать во внимание и отсутствие объединяющего начала у Белой гвардии, и некоторое участие на стороне Белой армии анархических боевых отрядов. После победы большевизма на просторах Российской империи начался колоссальный социальный эксперимент. Во-первых, были уничтожены разделения на классы, и физически уничтожена голубая кровь и белая кость, перестала существовать каста избранных по крови, возможно был уничтожен цвет нации, но последующие события заставляют в этом сомневаться. Принцип отбора лучших людей перестал быть на основе родства и крови, а определялся только исходя из личных качеств. Соответственно большая ротация людей из элиты и обратно. Люди в принципе стали равными, хотя конечно все равно принадлежность к касте осталась, но в данном случае к касте – идеологической, основанной на общей цели, а не на крови. Формально восторжествовал принцип христианский принцип о социальном равенстве. Во-вторых, полностью изменено перераспределение дохода. Уровняли в доходах практически все население. С одной стороны уровняли потребности, с другой стороны уровняли и возможности, хотя люди изначально рождаются неравными по способностям, их сделали равными, и все людские ресурсы были брошены на общие цели. В-третьих, выросла степень образованности народа. Практически все стали грамотными. В виду повышения уровня грамотности увеличилась мобильность и активность людей. В-четвертых, изменился политический строй. Народу привили демократию (условно), отчасти вольнодумство, насколько это было возможно при диктатуре пролетариата. Произошел достаточно большой скачок в развитии политической жизни общества. Необходимо отметить отсутствие плюрализма, свободы слова, демократии как таковой, засилье одной идеологии и одной партии, но если сравнивать с царскими временами, стоит отметить, что в так называемых выборах и политической жизни участвовало 2-3% от общего населения страны, в то время как после революции этот показатель увеличился до 50%.
Попытка НЭПа – у Сталина не было выбора, либо частная собственность, а ее идеология запрещала, либо конец НЭПа, что и произошло. Дальше коллективизация и лагеризация. Так же выбор был не большой, страну поднимать надо, а за работу надо платить – назад в НЭП и частную собственность. Выбираем рабский труд и сгоняем полстраны в лагеря, поднимать ту самую страну. Внедрение пятилетнего плана было также вызвано необходимостью индустриализации страны. При коммунистическом режиме пятилетний план был превращен из прозы жизни, как это при капитализме, в поэзию, из трезвой реальности в мистику. Но происходило это не только при помощи энтузиазма народа, но и путем террора. Народ был поставлен в крепостную зависимость по отношению к государству. Коммунистический строй переходного периода является строем крепостным. На трудовом энтузиазме тех лет было воспитано новое поколение молодежи, которое приняло задачу экономического развития не как личный интерес, а как социальное служение. На энтузиазм коммунистической молодежи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. В России это легче было сделать, чем на Западе, где капиталистическая цивилизация пустила глубокие корни. Русский человек до революции никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным нормам. После нескольких десятилетий труда, религиозная энергия иссякла, иссяк энтузиазм, и появилось шкурничество, произошло обуржуазивание русского народа. Именно при советском строе оно произошло, и события 90-х годов XX века это подтверждают. Похожие события произошли и в Китае, но значительно быстрее, поскольку китайская идеология не строилась на мессианстве, которая была присуща русскому коммунизму. Идея мессианства в русском коммунизме, из религиозной, переросла в классовую. Целью классового мессианства была победа пролетарской революции во всем мире. При этом цель оправдывала любые средства. Идеология была абсолютно агрессивной, наступательной. Именно, по этой причине, образовались два идеологических лагеря, началась холодная война, и необходимо признать, что именно Запад защищался от русского агрессивного мессианства. С китайским коммунизмом, не противопоставлявшим себя Западу, и не навязывавшим через силу оружия своих приоритетов, у Запада было больше точек соприкосновения. Но и Китай, и Россия строили отнюдь не социализм, строили государственный капитализм, где высшей ценностью признаются не интересы рабочих, не ценность человека и человеческого труда, а сила государства, его экономическая мощь. Коммунизм в период сталинизма является продолжением дела Петра I. Советская власть есть не только власть коммунистической партии, она также государственная власть и имеет своей природой личную защиту, и поэтому заинтересована в защите и развитии государства, в том числе и экономическом развитии. Но сталинизм очень близок к фашизму – то же тоталитарное государство, тот же государственный капитализм, национализм, вождизм, и как базис – милитаризованная молодежь. Именно в сталинизме лежат истоки падения советского режима. Сталинский режим запятнал себя жестокостью и бесчеловечием, весь в крови, державший народ в страшных тисках. И русский человек осознал, по прошествию времени, что социальная правда достигнута колоссальными жертвами, насилием, преступлениями, жестокостью и ложью. Осознал это той самой русской душой, формировавшейся тысячелетие. Царство божье не было построено, а попытка его социального строительства повлекла катастрофические последствия. И падение советского режима связано отнюдь не с действиями американской разведки, это маразм полный, а только с внутренними предпосылками. Конечно здесь наложились несколько факторов, как-то слабость верховной власти и изживание старой мессианской пролетарской идеи, обуржуазивание русского народа и властного аппарата, непомерные военные траты, составлявшие около 40% ВВП.
Горбачев только предвосхитил чаяния народа. Получилось не то что ожидали, но пройдясь по истории видно, что сложно было бы придумать другой сценарий. С одной стороны отличие капитализма от социализма в одном – в личной частной собственности. Ее начали делить, без вариантов. С другой стороны подорвано доверия к власти, а конкретно к коммунистической партии. В третьих, страна полуворовской романтики, отрицавшей понятие государственного закона. Именно эти люди, отрицавшие советские государственные законы, воспитанные в традициях атеизма и советского государственного капитализма и возглавили передел собственности. Они и пришли на смену коммунистической партии со своими волчьими законами, в чем-то напоминая большевиков семнадцатого года. Теперь у власти две антагонистические группы, бандиты и бывшие комсомольцы. Идеология нынешней власти выстраивается в следующую схему.
1. Формальная христианизация страны, возвращение к старым традициям. Именно к традициям, а не вере, где христианство взято в качестве лубочной картинки. Символом нынешнего бездумного смешения является расположение восстановленного в Москве Храма Христа Спасителя на метро «Кропоткинском». Князь Кропоткин, один из идеологов русского атеизма и анархизма.
2. Игра на русской склонности к построению тотального государства – империи. Но в данном случае не священной империи, а империи в чисто германском смысле, основанной на подчинении. Бездарные действия в отношениях с Украиной и Белоруссией говорят только об этом.
3. Построение капиталистической системы, с уклоном к государственному капитализму. Причем капитализм в российском варианте, представляет собой сырьевой придаток глобального капитализма. И эта роль ему отводится не только западными капиталистами, но и доморощенными.
4. И вся эта бездумная смесь, мало что имеющая общего с русскими традициями и русской душой, смешивается идеологией национализма.
Последствия этой четырехпунктовой идеологии вполне могут довести государство до развала. Вполне возможным вариантом нынешней идеологии видится втравление страны в крупный международный конфликт, например на Ближнем Востоке, что вполне укладывается в теорию империи замешанной на конкуренции и господстве, а не на братстве и сотрудничестве.
Необходимо так же рассмотреть душу нынешнего российского капитализма. Душа эта очень сильно отличается от души русского купечества или русского капиталиста XIX века. Русский купец старого режима, который наживался нечистыми путями и делался миллионером, склонен был считать это грехом, замаливал этот грех и мечтал в светлые минуты о другой жизни, например, о странничестве или монашестве. Нынешний капиталист, выпестованный советским атеизмом и впитавший в себя все самое «прогрессивное» от западного капитализма, ничего общего не имеет с русским купцом, и имеет совершенно другое отношение к нажитым деньгам. Это отношение практически схоже с западным, и формулируется одним емким словом «хищническое». Выросло это отношение из атеизма, и русского отрицания законнической власти закона. Только в этом отрицании и есть различие между западным и русским капиталистом. Правда, не значительное, в главе «Окрошка духа» было показано, что западный капиталист вынужден во многом отказываться от соблюдения законов, к тому же многие законы им и написаны. В русском капиталисте присутствует еще одна отрицательная черта. Он считает себя по менталитету европейцем, западным человеком, ничего общего не имеющим с сермяжной нищей Россией. И поэтому в отдаленной перспективе видит себя и свой бизнес за пределами России, рассматривая свой бизнес как первоначальное накопление капитала. В последующем цель заключается либо в приобретении себе крупной недвижимости за границей, либо в элементарном понятии «свалить отсюда». Но проблема заключается в том, что западный капиталист не считает русского своим, считает его выходцем из второсортной страны, не пуская в свою элиту. Вторым этапом завоевания мира бизнеса является попадание в эту западную элиту, любыми путями. Самый яркий пример вышеизложенного – начальник Чукотки, Р. Абрамович. Здесь и кроется причина колоссального вывоза капиталов из России, а отнюдь не инвестиционный климат. Инвестиционный климат важен преимущественно для иностранного капитала. Но также необходимо признать, что понятие патриотического национального капитала не существует. Капиталист всегда будет искать, где ему выгоднее, отбрасываю моральную и этическую сторону вопроса. За примером далеко ходить не надо – западный капитал в Юго-Восточной Азии, и борьба европейских антиглобалистов, связанная с этим.
И результаты последних 20 лет удручающи. Настоящее положение страны двойственно. С одной стороны – растущая экономика и новое поколение успешных людей, с другой – очевидное впечатление деградации, о котором говорят, в том числе, и эти самые успешные люди. Российские банкиры обсуждают не что-нибудь, а выживание самой банковской системы, с которой разрешение на открытие отделений западных конкурентов в России, видимо, покончит. Промышленники говорят о перспективе сворачивания российского автопрома и авиапрома, деятели культуры – о деградации культуры, профессора – об упадке высшей школы, политики – об угрозе развала страны и т.д. Период экономического роста после 2000 года выявил невеселую закономерность – страна может богатеть и разваливаться одновременно. Эти процессы не просто совместимы, но в некоторых исторических условиях даже дополняют друг друга. Экономический индивидуализм, на котором в Европе строится государство, в России превращается в угрозу его существованию. Это можно назвать феноменом тонущего корабля, когда индивидуальные действия не сливаются в выгодное всем единство, а, напротив, ведут к мародерству, выталкиванию женщин и детей из спасательных шлюпок. Сколько бы пассажиры ни награбили, как бы ни разбогатели, корабль все равно утонет. Засевшая в головах россиян и вполне оправданная мысль о приближении очередной, «развязки», не позволяет им думать ни о чем, кроме сколачивания индивидуальной шлюпки для своевременной эвакуации. И даже в условно-успешных отраслях, за счет которых пытаются удвоить тот самый пресловутый ВВП, нарастают проблемы, в недалекой перспективе могущие спровоцировать социальный взрыв. Например, по итогам 2005 года показатели добычи в нефтегазовом секторе лишь достигли уровня РСФСР накануне распада Советского Союза, в то время как, например, в Азербайджане добыча нефти за постсоветский период выросла вдвое, а в Казахстане – даже немного больше; производство газа в Казахстане увеличилось в 2,5 раза, а в Узбекистане – в 1,4 раза. При этом очевидно, что уже через 10–15 лет Россия не сможет оставаться глобальным экспортером энергии: с одной стороны, износ основных фондов в нефтяной и газовой промышленности превысил к настоящему времени 50%, а коэффициент извлечения ресурсов из недр упал с 50% в советские времена до самого низкого в мире показателя в 34% по итогам 2004 года; с другой стороны, и экономика страны сама требует все большего количества энергоресурсов.
Итог данной главы лучше всего подведет В.С. Высоцкий, 30 лет назад сформулировавший внутренние проблемы русского народа в стихотворении «Чужой дом».
Что за дом притих,
Погружен во мрак,
На семи лихих
Продувных ветрах,
Всеми окнами
Обратясь в овраг,
А воротами -
На проезжий тракт?
Хоть устать я, устал,– а лошадок распряг.
Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги!
Никого,– только тень промелькнула в сенях,
Да стервятник спустился и сузил круги.
В дом заходишь как
Все равно в кабак,
А народишко -
Каждый третий – враг.
Своротят скулу,
Гость непрошеный!
Образа в углу -
И те перекошены.
И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню стонал и гитару терзал,
И припадочный малый – придурок и вор -
Мне тайком из-под скатерти нож показал.
"Кто ответит мне -
Что за дом такой,
Почему во тьме,
Как барак чумной?
Свет лампад погас,
Воздух вылился...
Али жить у вас
Разучилися?
Двери настежь у вас, а душа взаперти.
Кто хозяином здесь?– напоил бы вином".
А в ответ мне: "Видать, был ты долго в пути -
И людей позабыл,– мы всегда так живем!
Траву кушаем,
Век – на щавеле,
Скисли душами,
Опрыщавели,
Да еще вином
Много тешились,-
Разоряли дом,
Дрались, вешались".