Смекни!
smekni.com

Pax americana збигнев Бжезинский великая шахматная доска (стр. 39 из 47)

ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ АМЕРИКИ

Задача американской политики должна была бы состоять в том, чтобы быть уверенными, что Япония следует такому выбору и что степень подъема Китая до получения превосходства в регионе не мешает стабильному трехстороннему балансу сил Восточной Азии. Усилие управлять как Японией, так и Китаем и поддерживать стабильное трехстороннее взаимодействие, которое включает и Америку, потребует от нее серьезного напряжения дипломатического умения и политического воображения. Отказ от прошлой зацикленности на угрозе, исходящей якобы от экономического подъема Японии, и преодоление страха перед китайскими политическими мускулами помогли бы вдохнуть холодный реализм в политику, которая должна базироваться на тщательном стратегическом расчете: как направить энергию Японии в международное русло и как управлять мощью Китая в интересах региона.

Только в такой манере Америка будет в состоянии выковать на востоке материковой части Евразии эквивалент, родственный в геополитическом плане роли Европы на западной периферии Евразии, то есть структуру региональной мощи, основанной на общих интересах. Однако, в отличие от европейского случая, демократический плацдарм на востоке материка скоро не появится. Вместо этого переориентированный союз с Японией должен служить на Дальнем Востоке основой для достижения Америкой урегулирования с преобладающим в регионе Китаем.

Из анализа, содержащегося в двух предыдущих разделах этой главы, для Америки вытекают несколько следующих важных геостратегических выводов.

Распространенная житейская мудрость, что Китай — это следующая мировая держава, рождает паранойю по поводу Китая и способствует развитию в Китае мании величия. Страхи перед агрессивным и антагонистическим Китаем, которому суждено вскоре стать ещё одной мировой державой, в лучшем случае преждевременны, а в худшем — могут стать самоосуществляющимся предсказанием. Следовательно, организация коалиции, направленной на противодействие подъему Китая до уровня мировой державы, привела бы к обратным результатам. Это гарантировало бы только, что регионально влиятельный Китай стал бы враждебным. В то же время любое подобное усилие привело бы к напряжению американо-японских отношений, поскольку большинство японцев наверняка были бы против подобной коалиции. Соответственно Соединенным Штатам следует воздерживаться от оказания давления на Японию с целью заставить ее возложить на себя больше ответственности в области обеспечения обороны в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Усилия в этом направлении просто помешают возникновению стабильных отношений между Японией и Китаем и одновременно ещё больше изолируют Японию в регионе.

Но именно потому, что Китай в действительности вряд ли скоро поднимется до мировой державы — и по этой самой причине было бы неразумно проводить политику регионального сдерживания Китая, — желательно обращаться с Китаем как с глобально важным действующим лицом. Втягивание Китая в более широкое международное сотрудничество и предоставление ему статуса, которого он жаждет, может иметь эффект притупления более острых моментов национальных амбиций Китая. Важным шагом в этом направлении было бы включение Китая в ежегодный саммит ведущих стран мира, так называемую "большую семерку", особенно потому, что Россию тоже пригласили туда.

Несмотря на видимость, у Китая на деле нет большого стратегического выбора. Длительные экономические успехи Китая остаются в большой зависимости от притока западного капитала и технологий, а также от доступа на иностранные рынки, а это существенно ограничивает его выбор. Союз с нестабильной и обнищавшей Россией не увеличил бы экономических или политических перспектив Китая (а для России это означало бы подчинение Китаю). Таким образом, этот геостратегический выбор на практике не осуществим, даже если в тактическом плане как Китаю, так и России соблазнительно поиграть с этой идеей. Более непосредственное региональное и геополитическое значение для Китая имеет его помощь Ирану и Пакистану, но это также не служит отправным пунктом для серьезного поиска статуса мировой державы. Вариантом в качестве последнего средства могла бы стать "антигегемонистская" коалиция, если бы Китай почувствовал, что его национальные или региональные устремления блокируются Соединенными Штатами (при поддержке со стороны Японии). Но это была бы коалиция бедняков, которые тогда наверняка оставались бы бедными довольно продолжительное время.

Большой Китай возникает как регионально доминирующая держава. Будучи таковым, он может попытаться навязать себя соседям в манере, которая носит дестабилизирующий характер в регионе, или может удовлетвориться оказанием влияния более косвенным образом, следуя прошлой китайской имперской истории. Возникнет ли гегемонистская сфера влияния или более туманная сфера уважения, будет зависеть частично от того, насколько жестоким и авторитарным останется китайский режим, а частично и от того, как ключевые посторонние действующие лица, а именно Америка и Япония, отреагируют на появление Большого Китая. Политика простого умиротворения могла бы способствовать более твердой позиции Китая, но политика простого препятствования появлению такого Китая наверняка также дала бы похожий результат. Осторожное сближение по одним вопросам и четкое разграничение по другим помогло бы избежать обеих крайностей.

В любом случае в некоторых областях Евразии Большой Китай может оказывать геополитическое влияние, которое совместимо с большими геостратегическими интересами Америки в стабильной, но политически плюралистической Евразии. Например, растущий интерес Китая к Средней Азии неизбежно ограничивает свободу действий России в стремлении добиться любой формы политической реинтеграции региона под контролем Москвы. В связи с этим и в связи с Персидским заливом растущая потребность Китая в энергии диктует общность интересов с Америкой в поддержании свободного доступа к нефтедобывающим регионам и политической стабильности в них. Подобным же образом оказываемая Китаем поддержка Пакистану сдерживает амбиции Индии подчинить себе эту страну и компенсирует намерение Индии сотрудничать с Россией по Афганистану и Средней Азии. И наконец, участие Китая и Японии в развитии Восточной Сибири может аналогичным образом помочь усилить региональную стабильность. Эти общие интересы следует выяснить путем длительного стратегического диалога[30].

Существуют также области, где амбиции Китая могли бы столкнуться с американскими (а также японскими) интересами, особенно если эти амбиции должны были бы реализовываться посредством более знакомой с исторической точки зрения тактики сильной руки. Это относится, в частности, к Юго-Восточной Азии, Тайваню и Корее.

Юго-Восточная Азия потенциально слишком богата, географически имеет слишком большую протяженность и просто слишком большая, чтобы ее легко мог подчинить даже мощный Китай, но она слишком слаба и политически слишком раздробленна, чтобы не стать для Китая по меньшей мере сферой уважения. Влияние Китая в регионе, которому способствует его финансовое и экономическое присутствие во всех странах этого района, обязательно будет расти по мере возрастания его мощи. Многое зависит от того, как Китай применит эту мощь, но не вполне очевидно, есть ли у Америки какой-либо интерес прямо выступать против нее или быть втянутой в такие вопросы, как разногласия по Южно-Китайскому морю. Китайцы располагают значительным историческим опытом умело управлять отношениями неравноправия (или зависимости), и, конечно, в собственных интересах Китая было бы проявлять сдержанность во избежание региональных страхов перед китайским империализмом. Этот страх мог бы породить региональную антикитайскую коалицию (и некоторые скрытые намеки на это уже присутствуют в нарождающемся индонезийско-австралийском военном сотрудничестве), которая потом, наиболее вероятно, добивалась бы поддержки со стороны Соединенных Штатов, Японии и Австралии.

Большой Китай, особенно после переваривания Гонконга, почти определенно будет более энергично стараться добиться воссоединения Тайваня с материком. Важно по достоинству оценить тот факт, что Китай никогда не соглашался на бессрочное отделение Тайваня. Поэтому в какой-то момент этот вопрос мог бы вызвать прямое столкновение американцев с китайцами. Последствия этого были бы для всех вовлеченных сторон самыми пагубными: экономические перспективы Китая были бы отодвинуты, связи Америки с Японией могли бы стать очень напряженными, а усилия американцев по созданию стабильного равновесия сил в Восточной Евразии могли бы быть сорваны.

Соответственно важно добиться и взаимно поддерживать наибольшую ясность в этом вопросе. Даже если в обозримом будущем Китай вряд ли будет испытывать недостаток в средствах эффективного принуждения Тайваня, Пекин должен понимать — и быть надежно убежден в этом, — что согласие Америки с попытками насильственной реинтеграции Тайваня, достигнутой с помощью военной мощи, было бы настолько разрушительно для позиции Америки на Дальнем Востоке, что она просто не могла бы позволить себе оставаться пассивной в военном плане, если Тайвань будет не в состоянии защитить себя.

Другими словами, Америке пришлось бы вмешаться не ради обособленного Тайваня, а ради американских геополитических интересов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это важная разница. У Соединенных Штатов нет, по сути, особого интереса к обособленному Тайваню. В действительности их официальной позицией была и должна оставаться мысль о том, что существует только один Китай. Но то, как Китай добивается воссоединения, может ущемить жизненно важные интересы Америки, и китайцы должны это ясно сознавать.