Высококлассный специалист, полностью, без остатка отдающий себя работе, он невольно вызывает уважение:
- и постоянством выверенного режима:
1. Распорядок дня на службе в министерстве:
суточные сводки;
пресса;
изучение графиков поставки оборудования, графиков монтажа, пуска и освоения;
пресса (центральная; ежедневки промышленных районов, предварительно отреферированные в секретариате);
реферативные журналы Академии наук и переводы статей из иностранных технических журналов;
2. РАСПОРЯДОК ДНЯ В ТИШЛАНДИИ.
1.ПОЧТА;
2. ПРЕССА;
3. подготовка очередного Большого приема («мы обязаны знать работы, выступления, биографии всех тех, кто придет в наши залы на прием»,- говорил посол Советского Союза в европейской стране «Х» своим подчиненным по штату).
- и самим подходом к освоению какого-либа дела:
очень характерно для этого описание того, как он готовился отбыть на место назначения – послом в Тишландию, со своей новой работы: из МИДА:
сотни, тысячи страниц новейших и архивных материалов о странах Северной Европы, куда ему предстояло отбыть; разговоры с людьми, посещавшими эти страны и учеными, специализирующимися на изучении этого региона; тетради, заполненные «выжимками» - самым основным набором сведений о Северной Европе, начертанными его каллиграфическим почерком.
Онисимов – «зубр», или, скорее «носорог» сталинской эпохи, один из знаменитых «борцов за выполнение директив» в тяжелой индустрии; вместе со смертью Сталина, перед которым он преклонялся и который согнул его, уходит и эпоха Онисимова.
Уже летом 1956 года его снимают с занимаемого поста и из тяжелой индустрии переводят в МИД, а затем – послом Советского Союза в одну из стран Северной Европы.
Несмотря на тревожные недомогания, он не проходит обычного в таких случаях медосмотра: чтоб, если врачи запретят ехать, не подумали, будто он отлынивает от поручений партии.
Но здоровье его, уже к тому времени, безнадежно подорвано: постоянным (к тому же органическим! Внутренним!) сильнейшим нервным напряжением (вылившимся в постоянную дрожь «его маленьких рук»); постоянными недосыпанием, переутомлением; непрерывным курением. Сталин не сломал, но подмял; неоднократные «сшибки» - конфликт «внешнего» и «внутреннего» (его устремлений вовне и устремлений на него) вконец расшатали нервы, открывая «врата» организма хозяйничанью болезнетворных микробов. С 1937 года впервые и навсегда пошатнулось здоровье, до того безупречное. Пошли болезни.
Перевод из тяжелой индустрии, из управления металлургией – любимого детища Александра Леонтьевича - было последним ударом, последней сшибкой, после которой он уже не поправился.
Несмотря на тревожные симптомы со стороны собственного организма, он все же прощается с семьей, с бывшими коллегами по развитию тяжелой индустрии и едет в Тишландию.
Но:
«Внутреннее побуждение приказывает Вам поступить так, Вы, однако, заставляете себя делать нечто противоположное» - эта фраза резюмирует те обстоятельства и условия, что теперь полностью определяют жизнь и судьбу Александра Леонтьевича («сшибки»).
Отсутствие работы наизнос, привычка постоянно находиться в четырех стенах способствуют давно начавшейся развиваться болезни. Очень тяжело переживает он расформирование старых сталинских министерств.
Его перевозят в Союз, в Москву, усиленно скрывают, чем он болен - это рак легкого – однако дни его уже сочтены. А духовно он, пожалуй, давно уже мертв.
Пожалуй, в этом смысле антиподом Онисимова можно считать академика-доменщика Василия Даниловича Челышева. Он, напротив, по его собственному выражению, всегда избегал таких мест, где необходимо «чего изволите?!». Он энергичнее, легче переживает трудности, неудачи, промахи, более открыт и дружелюбен, восприимчив ко всему новому.
Как следствие, будучи старше бывшего наркома на двадцать лет, академик чувствует себя много моложе; постоянно в движении, он бодр, свеж, подтянут; работает, колесит по России, бывает за рубежом в составе множества делегацией по рабочим вопросам.
Роман и завершается такими фразами, словно выражающими саму сущность энергии:
«Час спустя Василий Данилович в шляпе, в пальто шагает по каменным приступкам дома приезжих под ночное небо Андриановки, чуть окрашенное мерцающим багровым отливом. Доменщика-академика влечет завод».
Мне думается, что в противопоставлении таких вот разнонаправленных доминант и есть истинный (философский) смысл романа «Новое назначение». Побочные же, если придерживаться данной гипотезы, линии: Онисимов – Берия, Онисимов – Головня, Онисимов – Лесных, Онисимов – дом, оттеняют это не новое, но интересное исследование (а именно: темы «своеобразия и противоречия оппозиции «старое-новое»)., делают его выразительнее и рельефнее.
В архиве писателя (практически полностью опубликованным Татьяной Бек) сохранилось повествование, которое сам Бек не без иронии назвал «Роман о романе». Этот дневник 1960-х и самого начала 70-х г. г., вплоть до смерти писателя – «кивок в сторону Томаса Манна, у которого был “Роман романа” — в эту пору, ведя подробный полухудожественный дневник, он таким образом спасался от тоски, связанной с невозможностью пробить в печать роман “Новое назначение”» (Татьяна Бек, там же).
Рукопись, ходившая по знакомым Бека (и на рецензии в журнале «Новый мир»), без его ведома попала к Ольге Хвалебновой, вдове покойного Ивана Тевосяна – заместителя Председателя Совета Министров СССР, одного из персонажей «Сшибки» / «Нового назначения». Ольга Хвалебнова немедленно написала заявление в высшую инстанцию, где утверждала, что под видом Онисимова выведен ее покойный муж, Иван Тевосян.
Александр Дементьев, один из редакторов «Нового времени» вернул писателю рукопись, не читая, о чем Бек пишет в своем дневнике за 20 ноября 1964 года (см. «Верю, что роман победит…». К истории романа Александра Бека «Новое назначение». Фрагменты из дневника // Бек А. А. Новое назначение. – М.: Советский писатель, 1988. – С. 215).
Писатель вспоминает далее: «Да, это было, как нынче восстанавливаю, по-видимому, в 1960 или 1961 году. В то время я уже энергично прояснял заинтересовавшую или, точней, захватившую меня историю, которая могла бы составить – таков был мой замысел – основу увлекательного многофигурного романа… В числе прототипов, постепенно намечавшихся, некоторое место занимал и Тевосян, тогда уже покойный… И вот однажды вечером – в 1960 или 1961 году – я позвонил Ольге Александровне…» (там же, С. 219).
Бек рассказал Хвалебновой о своем замысле написать героя – вымышленную личность - но того же типа, что И. Ф. Тевосян. Писатель попросил свою телефонную собеседницу («статную женщину-руководителя») о встрече: ему не хватало живых и теплых красок для создания этой фигуры. Ольга Александровна, помолчав, твердо и категорично отказала Беку в беседе.
«Что же. Пришлось писать свой роман, не получив никаких красок, никакого содействия от Хвалебновой. Характерные черточки, необходимые для обрисовки Онисимова, я отыскивал другими путями. Ну и, разумеется, черпал их из собственного воображения.
И вот вещь готова. От Тевосяна я далеко отошел. Теперь мне и в голову не приходило обратиться к его вдове. Но она-то была начеку» (там же, С. 219-220).
В последних числах ноября 1964 года А. Бек работает над рукописью, о чем пишет в дневнике: «Внимательно просматриваю свою рукопись. Вношу разные поправки, исключаю совпадения, которые могли бы дать повод искать в Онисимове Тевосяна». Он также составляет «Справку для редакции», где растолковывает разницу между прототипом и героем. В дневнике читаем: «Ух, неохота ввязываться в войну заявлений и справок. Дело не для меня. Больше никаких объяснительных записок писать не буду». Писатель и не подозревал, сколько заявлений, справок, записок, писем и телеграмм предстоит ему еще составить, тщетно отстаивая свою сокровенную книгу.
6 июля 1965 года рукопись, прочитанная и одобренная Твардовским, была сдана «Новым миром» в набор (от названия «Сшибка», что уже отмечено мною выше, отказались, по настоянию Твардовского, как от неблагозвучного). Бек пишет: «На душе облегчение, удовлетворение. Вещь в наборе. Однако уже 31 июля 1965 года писатель получает письмо из «Нового мира»:
«Дорогой Александр Альфредович!
На пути публикации романа возникли трудности. Из вышестоящих инстанций нам переслали второе письмо О. Хвалебновой, в котором она протестует уже против нового варианта романа (он ей откуда-то известен). Это вынуждает нас отложить печатание романа…»
Многие страницы дневника заняты глубокими переживаниями писателя, потрясенного и оскорбленного бюрократическим натиском «вышестоящих инстанций» на его литературное детище. Помимо вдовы Тевосяна, сообщившей близко знакомому ей Председателю Совета Министров СССР А. Н. Косыгину о том, что роман Бека «наполнен чудовищной клеветой», против публикации романа выступила «группа металлургов», энергично повторявших те же обвинения. Обвинения заключались в том, что, во-первых, «в лице Онисимова выведен Тевосян», и в том, что, во-вторых, «роман Бека – клевета на обобщенный образ руководителя – коммуниста». Заметим, сколь алогичны претензии,-горько, но иронично комментирует Татьяна Бек.- Если в лице Онисимова «выведен» Тевосян, то почему оклеветанный образ руководителя-коммуниста «обобщенный»? (там же, С. 221). Впрочем, со своей стороны, хочется отметить, что «алогичности» здесь нет никакой, если перевернуть, например, так: обобщенный образ руководителя-коммуниста, написанный с Тевосяна как с конкретного прототипа; то же можно сказать, как написано мною выше, о писателе Пыжове: обобщенный образ известного советского писателя, автора «производственных романов» о металлургах, при создании которого автор использовал в качестве прототипа себя.