История же русских старообрядцев - это очевидное свидетельство принципиальной важности единства веры, языка и общества, как мощного основания жизненной стойкости.
Эта глубокая и даже мистическая связь веры и языка в людских сообществах, и особенно в церковном обществе, в Церкви, имеет первостепенное значение как главенствующая жизнеутверждающая сила народа, и, прежде всего, народа Божьего. Глубокая мистическая связь веры и языка особенно важна в церковных богослужениях и таинствах. Поэтому постоянный бубнёжь в либерально-интеллигентской среде о необходимости замены церковно-славянского языка на «язык попроще» есть следствие либо не понимания ею существа дела, либо сознательного желания разрушить или подорвать РПЦ и духовную основу нашего общества и нашей культуры. Но русские люди уже усвоили исторические уроки (нерусские - может, нет), говорящие о том, что удары по русскому языку, церковно-славянскому языку, РПЦ и России всегда наносятся согласованно.
Осознанный или неосознанный уход некоторых членов общества от своего родного языка, чаще всего, связан с поверхностным любопытством и желанием «пощеголять» экзотическими словечками. Но всё это уводит людей в мир большей неопределённости, декоративности бытия, к ощущению распутья и запутанности жизни. Подобного типа люди очень охотно наделяют иностранные слова новыми смыслами и оттенками смыслов, которых природно в этих словах никогда и не было. Эти люди хотят видеть в иностранном языке больше, чем в нём заключено. Даже некоторые учёные с известной нарочитостью и важностью утверждают, что английское слово «криативность» точнее передаёт смысл творчества, чем русское слово «творчество». Для англичанина - возможно, но для русского человека оно вообще ничего не передаёт, кроме фонетического шума.
Строго говоря, слово «криативность» с точки зрения русского словаря, русской системы понятий и русского словообразования вообще ничего не значит. Оно может что- то значить в нашем языке только в том случае, если мы договоримся и вложим в него некий смысл. Мы может вложить в него смысл, связанный с творчеством, а может вложить смысл, связанный с «криатинизмом» или «кретинизмом». Фонетически слово «криатив» в векторном пространстве фонем заметно ближе к слову «кретин», нежели к слову «творчество».
Указанные остепенённые модники не хотят проявлять творческого отношения к осмыслению новых и старых слов русского и старо-славянского языка. Им нравятся заморские «фантики». Что и свидетельствует о том, что они русские слова плохо чувствуют и очень формально их воспринимают. Они оторвались от родного языка, а потому - и от Родины.
В отношениях языка и общества показательно время царствования Петра I. Конечно, он сделал немало полезного для России в ряде областей общественной жизни, но в области языка, как общественной, культурной и духовной скрепы народа, он нанёс России большой урон. К большому сожалению, царь Пётр плохо чувствовал русский язык. Как следствие, он плохо чувствовал и русскую среду, и русский народ. И, как следствие, страна получила большие общественные издержки после церковных и общественных его реформ.
О сказанном свидетельствует большое число ошибок, которое Пётр делал в официальных и неофициальных бумагах. Вот примеры. До нас дошли учебные тетради молодого Петра. Из них видно, как плохо Пётр владел русским языком и его грамматикой. Он не соблюдает правила тогдашнего правописания, с трудом выводит буквы, не умеет разделять слова, писал по выговору, меж двумя согласными то и дело ставит твёрдый знак: въсегда, сътърелять, възяфъ и т.п. Он не ценил русский язык, и легко заменял русские названия, имена и местоимения на чужеродные; русскую деревню Дударево переименовал в Дудергоф, русское обращение «моя душенька» на немецкое «мин херц». Однако Пётр I делал много ошибок и в иностранных словах, которыми пользовался. Языковая его платформа была очень слабой во всех отношениях. И это не было следствием простой его невнимательности, причины более глубокие.
Названия нашего города он в различных бумагах писал по-разному: где - Санкт- Петербург, где - Санктъ-Петербурх, где - Санкт-Петерсбурх, где - Санктъ-Петерсбург. Современные «птенцы гнезда Петрова» уверяют нас, что они вернули нам первоначальное название нашего города. Но какое из приведённых выше надо считать первоначальным названием нашего города - это большой вопрос? Тем более, что в самом начале строительства нашего города Пётр называл его «Новый Амстердам».
Естественно возникает и другой вопрос: «Неужели от того, что деревню Дударево обяжут называть Дудергофом, а столицу - Санкт-Петербургом, заставив при этом народ курить, пить водку и носить парики, корабли будут быстрее и лучше строиться, армия будет лучше воевать, а народонаселение в России будет быстро возрастать в числе и нравственности? История говорит, что это не так.
При Петре с помощью языка проводилась, возможно, и бессознательная, но политика расслоения общества и создания в России обособленных субкультур: наряду с народом, существовали аристократическая, бюрократическая, помещичья субкультура. При этом члены этих субкультур нередко входили в масонскую субкультуру. Дело дошло до того, что различные сословия перестали понимать друг друга, чего до Петра никогда на Руси не было. Эхо этой вредной политики доносится до нас до сих пор.
Известно, чем отношения в обществе становятся всё более формализованными, наигранными и отчуждёнными, тем меньше в нём любви, и тем всё более оно базируется не на благодати, а на законах, которых по мере формализации жизни становится всё больше. Кроме основного закона появляется огромный ворох кодексов, указов и подзаконных актов.
Язык должен быть «родным» братом веры и любви. У Петра I с этим были большие проблемы. Он и с православной верой обошёлся не лучше, чем с русским языком, поручив надзирать за РПЦ тайному любителю протестантизма Ф. Прокоповичу и униату Ф. Яновскому. При Петре I священники РПЦ подвергались телесным наказаниям даже со стороны иноверцев. Клирики РПЦ были освобождены от этих унизительных наказаний только при Павле Петровиче.
Поучительно сравнить внутреннюю политику царей Петра I и Николая II. Если Пётр I решительно разрушал традиции русской культуры, то св. имп. Николай II их наоборот восстанавливал. Если Пётр I искажал и реформировал русский язык, то Николай II этими неблаговидными делами не занимался. Если при Петре I население в России значительно сократилось, то при Николае II оно увеличилось на 50 миллионов. Если при Петре I РПЦ была сведена до уровня правительственного ведомства, то при Николае II велась подготовительная работа по восстановления патриаршества в нашей стране. Если Петр I созидал, ломая русское, то Николай II созидал, восстанавливая русское в России. Если иностранцы и западники способствовали Петру в его внутренней политике, то Николаю II они всячески мешали и входили с ним в откровенное противодействие.
Удивительно, но люди рыночной формации оценивают исторических деятелей не по плодам их политики, а по рекламе их в западной периодике, по тому, в какую сторону их «раскручивает» западная и либерально-западническая пресса.
Одно из основных средств защиты нашего общества и нашей культуры от губительной формализации и глобализации - это живой великорусский язык, включающий в себя и литературный, и разговорный русский, и церковно-славянский, и белорусский, и украинский языки. Он обладает замечательным свойством и способностью быть учителем живой любви, а через это примером стойкости и живучести. Эту устойчивость и живучесть ему придаёт живая любовь к нему русских людей и братьев- славян. Великорусский язык живёт, развивается и набирает выразительные силы уже более тысячи лет, и большей частью без всяких реформ, формально провозглашённой конституции языка и различных кодексов, обязывающих носителей языка так-то писать и так-то говорить. Все 3 реформы русского языка были в значительной своей части искусственными и западнозаданными, преследующими, прежде всего, политические цели: это реформа языка Петра I, ревреформа начала XX-го века, либеральная реформа конца XX-го и начала XXI-го века. Русская Православная Церковь ни одну из этих реформ не приняла и всегда была примером верной любви к духу, красоте и истории великорусского языка. Историческая позиция РПЦ показывает не только духовную сомнительность реформ русского языка, но и духовную несостоятельность реформ в самой РПЦ, в частности реформ церковно- славянского языка. Наглядный пример этому - церковная реформа Никона и царя Алексея во второй половине XVII века, глубокий рубец которой до сих пор проступает на теле нашей Православной Церкви.
Русский язык уже более тысячи лет постоянно изменяется: изменилось в нём число падежей, формы глагольных времён, функции причастий и деепричастий и другое. Но великорусский язык остаётся, и никто за произошедшие изменения в нём не понёс ни административной, ни уголовной ответственности? Возникает вопрос: почему так? Что заставляло и заставляет русских людей хранить неписаные правила русского языка и творить слова в духе русского языка без всяких указующих перстов сверху? Может быть, либеральная борьба за внутреннюю свободу в русском языке? Нет. «Борцы за свободу» только наводнили наш язык иноплеменным хламом и тарабарщиной. Сейчас они стараются противопоставить в русском языке и нашем сознании волю и свободу. Свобода, по их разумению, - это хорошо, а воля - это плохо. Они говорят, что русские знают волю, но не знают свободы. Но свобода - это русское слово. И если бы мы не знали, что такое свобода, так в нашем языке не было бы такого понятия и слова, как «свобода». Тут западники совершили большой просчёт, не успев заменить в нашем языке русское слово «свобода» на какое-нибудь «либерти». Они впадают в явную нелогичность своих суждений, и должны согласиться, что для них безвольная свобода предпочтительнее воли к свободе.