Обобщенный, эпический образ природы создает художник в офорте «Три дерева» (1643 г.). Низко нависла тяжелая туча, затеняя ближнюю часть пейзажа; уходит в сторону косой проливной дождь; вдали налетающий ветер сбивает в кучу и гонит облака. На могучем выступе земли растут три дерева — большие, корявые, сильные, с тяжелой кроной. Солнечный свет едва пробивается сквозь толщу их листвы. А слева уходит вдаль беспредельная равнина с селениями, рощами, мельницами, перелесками.
В природе размеренно протекает жизнь людей: заняты своим делом рыбаки и пастухи, за деревьями движется повозка, на холме видна одинокая фигурка, созерцающая пейзаж.
В течение второй половины 40-х и в 50-е годы Рембрандт создает свои лучшие портреты. Среди его моделей — и представители интеллигенции, и люди из народа, и амстердамские евреи. Различные образы роднит одна черта — неудовлетворенность жизнью; невеселые думы накладывают свой отпечаток на духовный облик портретируемых. Они смотрят на мир с той же мудрой печалью, что и сам Рембрандт. Эти люди прекрасны богатством своих дум и переживаний; но все они замкнуты в себе, в их настроении нет ни ноты протеста.
В большинстве портретных образов 40—50-х годов Рембрандт подчеркивает те стороны внутреннего мира человека его отношения к жизни, которые в большой мере были свойственны ему самому. Недаром часто говорят об «автопортретности» многих его образов. Известное исключение составляют портреты близких. Портретируя своего сына Титуса, свою вторую жену Хендрикье Стоффельс, Рембрандт особенно дорожит и не хочет поступиться своеобразием духовного мира этих людей. On видит в них иные стороны человеческой красоты, нежели в других портретируемых.
Обаяние молодости, радостная одухотворенность подкупают в портрете Титуса (1656 год, Вена). Сидя в кресле и чуть откинувшись назад, Титус читает книгу. Он словно озарен внутренним светом; приподняты тонкие брови, полуоткрыт рот, непослушная прядь волос опустилась на лоб, свободно падают крупные мягкие кудри. Во всем сказывается взволнованность, увлеченность, юношеская свежесть восприятия.
В рембрандтовском портрете 40—50-х годов существенное место занимают автопортреты. В них воплощается такая важная сторона мировоззрения Рембрандта, как вера в духовные силы человека, в его способность противостоять ударам судьбы.
Особенно показателен в этом отношении венский автопортрет, написанный художником около 1657 года. Перед зрителем предстает Рембрандт зрелого периода жизни. Строг и суров его облик, время провело глубокие борозды на его лице. Он смотрит на мир со скорбным беспокойством человека, многое испытавшего. Резкий контраст светлого и темного усиливает драматическую напряженность образа.
Но Рембрандт не сломлен. Тверда его прямая осанка, мужественный взгляд выдает волевую страстность натуры. В нем непобедимы ни величие стоика, ни темперамент творца.
В 1662 году Рембрандт выполняет последний заказ на большой групповой портрет. Он изображает старшин амстердамского цеха суконщиков, выступающих с докладом перед собранием цеха. Портрет вошел в историю искусства под названием «Синдики». В этой картине не следует переоценивать роли сюжета. Для Рембрандта гораздо важнее атмосфера общего настроения. Царит строгое спокойствие. Бесшумны движения людей. Взгляды изображенных минуют зрителя. И синдики, и их предполагаемая аудитория — это особый мир, воспринимаемый нами со стороны. Мы не размышляем над тем, что происходит, а отдаемся созерцанию человеческих лиц, хранящих следы раздумий и переживаний, постигаем скрытую жизнь, царящую за внешним покоем. Бесконечны нюансы светотени. В сдержанной гамме черных, коричневых, золотистых тонов жарко горит красный, отчетливо выделяются белые пятна воротников.
«Синдики» — высшее достижение Рембрандта в области группового портрета. Здесь ему удалось достичь психологической общности, единства настроения всех персонажей и выполнить задачу, поставленную, но не решенную им ни в «Уроке анатомии», ни в «Ночном дозоре».
В последние годы жизни Рембрандта трагически складыается его личная судьба. Усугубляется конфликт художника с бюргерским обществом. Почти не имея заказов, в середине 50-х годов он терпит банкротство. В 1658 году были проданы с аукциона дом Рембрандта и его богатейшая художественная коллекция; в 1662 году умерла Хендрикье Стоффельс, а шесть лет спустя неожиданно скончался Титус.
И, однако, на склоне лет художник достигает вершины своих творческих возможностей. В последнее десятилетие он создает свои лучшие исторические картины. Исторические образы Рембрандта 60-х годов отличаются особой драматической силой и философской глубиной. Конфликт между добром и злом в человеческом обществе, который всегда являлся лейтмотивом исторического жанра Рембрандта, выступает в картинах этих яет во всем трагизме. Положительные герои, олицетворяющие возвышенное, благородное человеческое начало, сталкиваются в этих картинах с носителями враждебного, злого, или с людьми, совершившими трагическую, непоправимую ошибку.
В 1660 году Рембрандт создает известную картину «Ассур, Аман и Эсфирь», хранящуюся ныне в московском Музее изобразительных искусств.
Сюжетом картины послужил библейский миф, известный Под названием «Пир у Эсфири». Аман, первый визирь и друг персидского царя Ассура, жестоко оклеветал иудеев перед царем, надеясь добиться их истребления. Тогда царица Эсфирь, происходившая из Иудеи, вступилась за свой народ. Пригласив на пир Ассура и Амана, она рассказала о клевете визиря, и перед царем раскрылось коварное лицо человека, которого он считал своим другом.
Художник изображает тот момент пира, когда Эсфирь закончила рассказ и воцарилось глубокое, тягостное молчание. Печальны красивые глаза царицы. Не глядя на руки, Эсфирь машинально сминает платок. Она еще целиком во власти пережитого. Ей было мучительно трудно произнести слова обличения; как и царь, она верила визирю, относилась к нему, как к другу. Потрясен услышанным, горько разочарован Ассур. Его большие глаза наполняются слезами. В то же время в нем пробуждается благородный гнев, и он властно сжимает скипетр.
В глубокой тени, в одиночестве изображен Аман. Невидимая пропасть отделила его от царя и царицы. Сознание обреченности давит его, как непосильный груз: он сидит ссутулившись, опустив голову, закрыв глаза; рука, держащая чашу, бессильно лежит на столе. Его гнетет даже не страх смерти, а тяжкое сознание морального одиночества. Он понимает, что Ассур и Эсфирь никогда не простят его, как ни тяжело им осуждать друга.
Не только жесты, позы, выражения лиц, но и сама живопись создает ощущение глубокой взволнованности изображенных людей. Переливается золотистый плащ Эсфири, интенсивно горит красный цвет ее платья, мерцают драгоценные украшения. Поражает фантастическим многообразием оттенков мантия Ассура: коричневатые тона сменяются фисташковыми, оливковатыми, серо-голубыми. Зловеще догорает в тени насыщенный темнокрасный цвет одеяния визиря. В тепло-коричневой глубине фона приглушенно вспыхивают горячие красные тона. Сложная жизнь цвета воспринимается, как аккомпанемент к человеческим переживаниям. Замкнуты в себе, внешне недвижны герои картины, но как содержателен их молчаливый покой.
Если в картинах, посвященных истории Амана, результатом конфликта является непримиримое осуждение, как бы ни было тяжело оно для самих выносящих приговор, то о гуманной прощении и о глубоком раскаянии человека, совершившего горькую ошибку, повествует знаменитое произведение Рембрандта «Возвращение блудного сына». Эта картина хранится в собрании ленинградского Государственного Эрмитажа и справедливо считается гордостью эрмитажной коллекции. Произведение написано Рембрандтом в год смерти. Забытый современниками, совсем одинокий, он создает свое последнее гениальное горение.
Снова большая человеческая трагедия. После долгих скитаний во враждебном, неуютном мире с мольбой о прощении Приходит к покинутому отцу блудный сын. Полный стыда и раскаяния, он стоит на коленях, оборванный, с бритой головой каторжника, в стоптанных сандалиях, демонстрируя зрителю огрубевшие пятки. Впервые за много лет ощутив тепло человеческой ласки, он прильнул к отцу, спрятал лицо у него на груди, стремясь забыться в отцовских объятиях. Ни удивления, ни возмущения не выражает старик; он давно простил сына и давно ждал этой встречи. Во взгляде его опущенных глаз можно прочесть и немой укор, и горестную смиренность. Он нежно склонился над сыном, опустив ему на спину слабые, старческие руки. Снова Рембрандт воплощает свою мысль о том, что суровые испытания судьбы сближают людей. Выше заблуждений, обид, тщеславия оказываются любовь, доверие, взаимопонимание.
Но все же в этой встрече больше горя, чем радости: трагическая ошибка сына оставила слишком глубокий след в жизни и того, и другого. Сломлен не только сын, но и отец. Достаточно обратить внимание на выражение лица, горестно наклоненную голову, сгорбленную фигуру, поникшие старческие плечи, чтобы это почувствовать.
Как всегда у Рембрандта, величавый покой исполнен скрытой одухотворенности. Из глубины темного фона выступают молчаливые человеческие фигуры. Красные и золотистые тона одежд словно вырастают из темноты, но снова начинают гаснуть. Глубокая скорбь овладела присутствующими. Горестная судьба двух людей заставляет их о многом задуматься. Круг собравшихся не замыкается в пределах изображения, он как будто бы продолжается и вне картины. В числе свидетелей происходящего невольно оказывается и зритель.