Так, по делу Г., совершившего незаконную добычу рыбы с помощью электроудочки, из приговора суда Лельчицкого района не видно, где конкретно совершено преступление, лишь указано: "по месту жительства в д. Милошевичи Лельчицкого района..." Данных о том, какая рыба добыта, ее количество по видам, какой вред причинен преступными действиями Г., в приговоре нет [21, с.33].
Также некоторые суды упускают из виду, что для привлечения к уголовной по отдельным статьям УК Республики Беларусь необходима административная преюдиция (ч. 1 ст. 269, ч. 1 ст. 271, ч. 1 ст. 272, ч. 1 ст. 274, ч. 1 ст. 275, ч. 1 ст. 278, ч. 1 ст. 281, ч. 1 ст. 282). Форма вины в названных нормах законодателем не определена.
П. 6 Постановления содержит чрезвычайно важное для судебной практики разъяснение о том, что основанием уголовной ответственности за преступления с признаками административной преюдиции является только умышленное совершение запрещенного уголовным законом деяния. Это означает, что к уголовной ответственности за подобные преступления можно привлекать только в случае, когда лицо, осознавая не только общественную опасность, но и уголовную противоправность, совершает деяние в течение года после наложения административного взыскания за такое же нарушение. Вместе с тем, если соответствующее нарушение повлечет наступление последствий в виде заболевания людей или смерти либо причинения ущерба в крупном размере, то уголовная ответственность наступает независимо от вины по отношению к деянию (факту нарушения). Таким образом, данное судебное толкование подчеркивает важный момент уголовной политики: уголовный закон должен применяться к наиболее опасным правонарушениям [14, с.48].
Зачастую в судебной практике нет единого подхода к решению вопроса о моменте окончания некоторых преступлений против экологической безопасности и природной среды.
Так, в случае незаконной добычи рыбы или водных животных одни суды признавали данное преступление оконченным с момента фактического завладения рыбой, то есть с момента ее изъятия из естественного природного состояния в процессе незаконного лова или убоя. Другие определяли данный вид браконьерства оконченным с момента начала добычи независимо от того, была ли фактически добыта рыба. Причиной таких разногласий при квалификации является крайне неудачный термин, использованный законодателем в описании этого вида преступления, – "незаконная добыча". Между тем, среди преступлений против экологической безопасности и природной среды этот вид браконьерства является наиболее распространенным. В п. 10 и п. 13 Постановления ориентирует практику на единый подход в понимании момента окончания этого преступления: незаконная добыча рыбы или водных животных будет оконченной с момента совершения действий, направленных на непосредственное завладение рыбой или водным животным.
Незаконная добыча рыбы или водных животных по характеру противоправности сходна с другим видом браконьерства – незаконной охотой. Это преступление представляет собой незаконный поиск, выслеживание и преследование с целью добычи либо добычу диких зверей и птиц, обитающих в состоянии естественной свободы. Не вызывает сомнения тот факт, что добыча в контексте незаконной охоты связана с результатом этого вида браконьерства, то есть добыча означает фактическое завладение предметами охоты путем незаконного убоя или иного изъятия диких животных из естественного природного состояния. Другое дело, что понятие незаконной охоты сформулировано таким образом, что сам факт начала незаконной охоты при наличии цели добычи диких животных образует собой оконченное преступление. При судебном толковании признаков преступления, ответственность за которое предусмотрена ст. 281 УК, термину добыча придан иной смысл. Это порождает противоречие между судебным разъяснением понятия "незаконная охота" и "незаконная добыча рыбы и водных животных" [14, с.48].
Представляется, что этот вопрос должен быть разрешен законодательным путем. Целесообразно в ст. 281 УК внести изменение, заменив термин "добыча" на термин "добывание", который достаточно часто употребляется в актах экологического законодательства. Определение этого вида браконьерства как незаконного добывания рыбы и водных животных будет способствовать адекватному пониманию содержания этого преступления при вынесении судебных решений.
При уголовно-правовой оценке браконьерства в судебной практике возникают затруднения при определении признаков неоконченного преступления. Так, в некоторых случаях, незаконная добыча рыбы ошибочно признавалась судами оконченным преступлением в ситуации, когда лица, фактически не приступившие еще к добыче, были застигнуты возле водоема с запрещенными орудиями лова. Установление стадии совершения умышленного преступления при совершении браконьерских действий имеет очень важное значение для правовой оценки содеянного. Важность этого момента заключается еще и в том, что преступления, ответственность за которые предусмотрена в ч. 1 ст. 281 и ч. 1 ст. 282 УК, отнесены законодателем к категории преступлений, не представляющих большой общественной опасности.
Суды должны обращать особое внимание на это обстоятельство, поскольку в соответствии с положением ч. 2 ст. 13 УК приготовление к преступлению данной категории не влечет уголовной ответственности. Отграничение приготовления к браконьерству от покушения или оконченного преступления в таких случаях должно производиться с учетом конкретной обстановки, места, времени совершения преступления и иных обстоятельств дела [14, с.48-49].
Кроме того, отдельные суды упускали из виду, что крупный и особо крупный размеры ущерба определены в примечании к ст. 281 УК, что влекло ошибки в квалификации содеянного [21, с.34].
Поэтому, согласно Постановлению, для квалификации действий виновного по признакам причинения крупного или особо крупного размера ущерба в результате незаконной порубки деревьев и кустарников, незаконной добычи рыбы, водных животных или незаконной охоты следует исходить из специально утвержденных такс для возмещения причиненного ущерба, действующих на день совершения преступления. Для признания размера ущерба крупным или особо крупным необходимо, чтобы установленная такса соответствовала кратности базовых величин, указанной в примечаниях к ст. 275, 276, 281 УК, или превышала ее независимо от индивидуального характера и особенностей предметов охоты, добычи рыбы или водных животных [19].
Особая проблема для этой категории дел – вопрос об установлении причинной связи между совершенным деянием и экологически опасными последствиями. К сожалению, в п.5 Постановлении ограничился лишь общими рекомендациями о необходимости установления судами причинной связи. Поскольку установление причинной связи, особенно по фактам загрязнения окружающей природной среды, вызывает на практике определенные затруднения, представляется, этот вопрос требует выработки критериев, а возможно и специфической методики определения причинной связи при совершении экологических преступлений.
В главе 26 УК есть три статьи, в которых предусмотрена ответственность за деяния, которые "не повлекли, но заведомо создавали угрозу причинения вреда" (нарушение требований экологической безопасности (ч. 2 ст. 265 УК), прием в эксплуатацию экологически опасных объектов (ч.2 ст.266 УК), нарушение правил безопасности при обращении с экологически опасными веществами и отходами (ч.1 ст.278 УК)). В отличие от преступлений законодательное описание которых имеет материальную конструкцию, в такого рода преступлениях причинная связь устанавливается перспективно, то есть по отношению к возможным реально не наступившим последствиям.
Специфика определения причинной связи для этих преступления заключается в том, что установлению подлежит два звена причинно-следственных отношений: непосредственная причинная связь между совершенным деянием и реально возникшим состоянием опасности (т,е. следует установить, что деяние вызвало изменение ситуации до такого состояния, что оно стало опасным) и вероятная связь между существующим состоянием опасности и возможным вредом (т.е. когда последствия могли наступить, но не наступили по независящим от лица обстоятельствам) [14, с.47].
Кроме того, следует отметить, что в ряде случаев такие преступления как незаконная добыча рыбы, водных животных, незаконная охота, порубка деревьев и кустарников совершают должностные лица.
Однако следует учитывать тот факт, что при совершении преступления предусмотренного ст. 277 УК (незаконная порубка деревьев и кустарников) должностным лицом, их действия необходимо квалифицировать как незаконная порубка деревьев и кустарников и соответствующее преступление против интересов службы.
Именно таким образом, по ч. 1 ст. 277 УК и ч. 2 ст. 424 УК, квалифицированы стороной обвинения и судом Житковичского района действия лесника Н., который во вверенном ему обходе, относящемся к лесам зеленой зоны I группы лесов, совершил незаконную порубку 15 деревьев сосны и древесину продал [21, с.34].
В то время как действия должностных лиц, совершивших незаконную добычу рыбы или водных животных и незаконную охоту с использованием своих служебных полномочий, охватываются ч. 3 ст. 281 УК или ч. 3 ст. 282 УК и дополнительной квалификации за преступления против интересов службы не требуется.
Должностные лица, использовавшие свои служебные полномочия при необоснованной выдаче разрешительных документов на добычу рыбы, водных животных или охоту, а также на порубку леса и кустарников, несут ответственность за преступления против интересов службы.
Осуждая лиц, совершивших преступления с использованием своего служебного положения, при наличии предусмотренных законом оснований судам надлежит обсуждать вопрос о лишении их права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью [19].
Кроме того большое значение, как для квалификации, так и для применения мер уголовной ответственности к лицам, совершившим преступления против экологической безопасности и природной среды имеет определение субъективных признаков преступного посягательства.