Интонационные элементы дистантных ; долговременных. стратегических тезаурусных полевых форм музыкальных коммуникаций, напротив, стремятся к протяжению, к полноте охвата пространства и времени и к полноте выражения эмоциональной информации. И потому направлены на преодоление тяготения к усреднению, унификации. На этих путях полевого тезаурусного сотворчества формируются особые феномены собственно музыкального сознания - мелос, крупные концепционные формы музыкального искусства, несущие функции дистантно-временного, стратегического адаптациогенеза, формирования крупных человеческих единств и единства человека с бесконечными мирами . сознания. Однако и музыка быта, музыка малых, контактных акциональных форм действия, когда уже пройдены уровни достижения первичного единства, может стремиться в бесконечность, к единству с целым миром.
В музыкознании все более осознается сущность мелоса, распева как музыкального созерцания целостности единого со всеобщим. Творческие закономерности мелоса определяются как звукоформы сознания (М.Карабань, В.Кобекин). Возникает идея о совпадении структур мелического и мыслительного процесса '.
Выработка дистантных, тезаурусно-опосредованных форм интонаций представляет собой сложный, долговременный процесс накопления адаптациогенной информации, что в конечном итоге выливается в понятие культуры.
Способ "анализа интонаций эпохи как симптоматики общего состояния психо-ментальной картины мира, в частности, современной нам эпохи, представляется пока еще мало использованным, когда в самом деле он может дать новые ракурсы понимания современной культуры, вырисовывается основная семантическая схема музыкального знака: эмоция - симптом эмоции, моделируемый звучанием, акустико-звуковой формой музыкального знака, воспроизводящей в ритмико-интонационной форме симптомы человеческих эмоций (С.Мальцев, В.Холопова).
Эмоционально-интонационное познание мира человеком через интонацию представляет важнейшую область адаптациогенеза в малых и больших человеческих сообществах, и эта способность человека то совершенствуется, то в каких-то проявлениях утрачивается. На определенных этапах социогенеза теряется восприимчивость к интонационному и эмоциональному богатству проявлений человека, и эта утрата в древности называлась окаменением сердца. В.Медушевский называет этот симптом "иссушением слуха", также объясняя его иссяканием любви, как основной формы проявления энергии жизни. Эти -обратные процессы адаптациогенеза, разадаптации на эмоционально-интонационном уровне, замечаются в определенные этапы истории, их симптоматика отмечена и в современную нам эпоху.
Интонационный контекст XX века связан с глубокими изменениями в самой структуре музыкальной интонации. Интонация читается как симптом самой культуры. В интонации состредоточились выражение эмоций и отражение логики мысли. Интонация подчинилась психологической, языковой, культурной и аналитической (авторской) детерминации. Она пополнилась еще несколькими слоями, вплоть до суперинтонации авторского преподнесения музыкальных цитат, до интонации-символа.
Очевидны полярные расхождения интонационного поля новой профессионально-композиторской музыки (дистантно направленной) и музыки массового употребления, направленной на создание контактных музыкально-информационных полей. Массовая интонация не выходит из определенного круга типизированных очертаний, удобных для массового воспроизводства на неэлитных уровнях. В элитных жанрах интонация предстает как сгусток информации о целых содержательных мирах, но нередко теряет генетические связи с массовой интонацией.
Современный круг интонаций в наиболее активно распространяемых в массово-полевых жанрах музыки - интонация крика, хрипа, подстанывания, инфантильная интонация, интонация нарочитой подделки - пение "не своим голосом", интонация тюремного слэнга; англо-американский стиль - все это симптоматика ментальностей современного общества. Круг современных интонаций сужается; повторность - элементарный принцип формообразования -становится преобладающим, а сами интонации широкого применения (о них не скажешь уже: "бытовые интонации", т.к. они не представляют, как прежде, бытового музицирования. а являются продукцией санкционированной профессиональными дельцами масс-культуры) словно специально сбрасывают с себя семантику культурных слоев истории, становясь выразителями некоей «немотивированной» общности, действующей на уровне всепокрывающей усредненности.
При этом продолжают свое действие интонационные сферы классической музыки - европейской и русской, джаза, лирической советской песни 30-70-х годов, нередко переинтонируемой в современных исполнительских интерпретациях. В современном интонационном поле действует также и православная интонация церковного пения, романсовые интонации, русская фольклорная и русская народная песененая интонация в преломлении эстрадных стилей, а также уличных певцов.
Подавление тонкой интонационной природы музыки, отмечаемое исследователями, приводит к важнейшим психотропным результатам: происходит адаптациогенез массовидности сознания - новая форма адаптациогенеза - спресованность сознания особей в массу и воздействие на массы как единицы форм сознания(П собственно музыкальными, интонационными средствами. умноженными по силе воздействия техногенными средствами музыки.
Радио и телевидение приносят в нашу жизнь интонационное многоязычие мира, новый Вавилон; но в бытовой среде, в жизни вне эфира - интонационная среда общества, все страны, включая провинцию, более единообразна. Сейчас уже можно видеть, что музыкальная интонация современных массовых эстрадных жанров по радио и телевидению - почти не попадает в быт, не воспроизводится на личностном уровне. В быту поются песни прежних лет, которые передаются через живую интонационную среду. В массовом сознании остается колыбельная - ее и сейчас поют, как некогда прежде, воспроизводится культура живого интонирования - главным образом то, что в живом интонировании, в застольях и в задушевном общении переходит от человека к человеку.
Таким образом, интонация как первоэлемент музыкального информационного поля приобретает на новом историческом этапе значительно большую весомость и выступает на первый план в сравнении с музыкальной формой в виду диктата спресованности времени восприятия в акциональных жанрах музыкального искусства.
Глава 4. Музыкальный жанр как информационно-полевая категория.
Отечественное музыкознание, благодаря трудам Б.Яворского, Б.Асафьева, В.Цуккермана, Л.Мазеля, А.Сохора, С.Скребкова, В.Бобровского, М.Арановского, В.Конен, М.Михайлова, И.Земцовского, О.Соколова вскрыло глубокие закономерности, присущие музыкальным жанрам. Развитию теоретических аспектов жанрообразования посвящены работы Л.Березовчук, А.Климовицкого и О.Никитенко, Г.Демешко; своеобразие жанрообразования в фольклоре исследуется в работах И.Земцовского. В последнее время к этой проблеме обращались А.В.Соколов, Е.Дуков, А.Андреев, Л.Акопян, Н.Бекетова, И.Бродова, Т.Кюрегян.
Начиная с 20-х годов XX в. была определена знергийная природа мышления, в связи с чем возникла идея мыслеформы как «некоторой совокупности и последовательности приемов, "методов" осуществления "энергии"» (Г.Шпет), и в свете такого подхода жанр становится определенным энергетическим годом, мыслеформой коадаптивной идеализированой информации.
Основополагающее значение жанра базируется на понимании его энергетически-полевой, порождающей структурно-вариантной природы, проявляющейся в акциональных полевых формах и закрепляющейся в полевом тезаурусном уровне массового и индивидуального сознания.
О.В.Соколов в специальной монографии дал определение музыкального жанра: "жанром называется порождающая закономерность вида музыкальной структуры, соответствующего определенной функции - социально-практической или художественной"32.
Порождающая модель жанра обладает как чертами стабильности, определяемой "плотностью" информации, так и вариантной мобильностью, связанной с индивидуальным проявлением творческого сознания. В связи с этой особенностью, отражающей родовые принципы полевого феномена, в своем историческом движении жанровые системы развиваются, как живые системы -ветвятся, взаимодействуют, воспроизводятся на основе элементарных информационных единиц (ритм, интонация, мелос) и в новых исторических условиях всегда готовы к метаморфозам, диффузии, переинтонированию (И.Земцовский, В.Сисаури, И.Дотоль, Л.Симуш), созданию новых тезаурусных форм музыкального мышления (см. работы Л.Акопяна, Н.Бекетовой, И.Бродовой).
Понятие жанра оказывается однокоренным с понятием "гена", не случайно неся в себе структурно организованный "ген" мысли, действующий как порождающая структура в творчестве. Поэтому термин "генология"33, в значении "жанрология" предлагается исследователями для обозначения общеэстетического аспекта жанровой теории. Жанровая система сложившихся и постоянно возникающих музыкальных «мыслеформ» служит своеобразным художественно-генетическим кодом, преобразующим социальные импульсы в художественные структуры.
В наше время феномен жанра должен быть рассмотрен с новых позиций теории трансперсонального сознания (В.Налимов, Л.Дорфман).
Степень детерминированности жанров связана с общественно-историческими предпосылками их возникновения, бытования и условиями развития. Иерархия жанров развита в систематизации Л.Березовчук, где жанры подразделяются по миметическому принципу, который является основным информационно-полевым принципом регулятивности социумов: миметически простые жанры, миметически сложные жанры, а также еще более сложные -аналитические жанры, связанные с концептуальным авторским творчеством34.