Смекни!
smekni.com

Явление Артура в мифологии (стр. 2 из 5)

Появление Талиесина в валлийской мифологии относится к весьма и весьма поздним временам. Впервые он упоминается в манускрипте конца XVI - начала XVII веков и никогда не пользовался в Уэльсе сколько-нибудь широкой популярностью. По традиции он считается сыном Керридвен, появившимся на свет при весьма странных, сверхъестественных обстоятельствах. До рождения Талиесина Керридвен уже была матерью двоих или даже троих детей. Одной из них была дочь Крерви, девушка необыкновенной красоты, а другим - сын Афагдду, существо на редкость уродливое. Чтобы хоть как-то компенсировать столь некрасивую внешность сына, Керридвен решила попытаться наделить его всеми возможными достоинствами, в частности, невероятным даром вдохновения и познания. Для этого она приготовила в огромном котле волшебный отвар из всевозможных магических трав. Чтобы добиться желаемого результата, она кипятила это варево в котле целый год и один день, и в итоге у нее получились три капли магической жидкости, которая должна была наделить Афагдду всеми мыслимыми талантами. Помешивать варево в котле было поручено Гвион Баху, и ближе к концу срока он по рассеянности обмакнул в котел палец, и к нему пристали ровно три капли волшебной жидкости. Не раздумывая, он тотчас сунул палец в рот и принялся дуть на него, чтобы хоть немного остудить, и невольно отведал этот волшебный напиток. Опомнившись и опасаясь за свою жизнь, он пустился в бегство, а котел, в котором теперь недоставало ровно трех капель магической жидкости, треснул, и остатки варева вытекли прямо в ручей. Керридвен пустилась в погоню за Гвионом; тот часто менял облик, чтобы избавиться от преследования, но она тоже тотчас принимала другой облик и продолжала погоню, стараясь схватить его. После бесчисленных превращений Гвион принял облик пшеничного зерна, валявшегося на полу амбара, и Керридвен, на этот раз - в образе курицы, мигом склевала его. Однако, проглотив это странное зернышко, Керридвен обнаружила, что она сделалась беременна, и вскоре родила очаровательного мальчика. После этого она положила новорожденное чадо в суму и бросила его в реку. Вскоре суму с малышом вытащил из реки Элффин, который, как гласит предание, был настолько очарован красотой бровей ребенка, что тотчас воскликнул: "Талиесин!", что означает "лучистая бровь". Так малыш получил имя. Талиесин унаследовал волшебную силу вдохновения, предназначавшуюся для Афагдду, и прославился своим поэтическим талантом, а также, по преданию, и замечательным даром пророчества.

Но, к сожалению, в качестве реальной исторической личности Талиесин вызывает не меньше вопросов, чем сам Артур. Современные ученые не отрицают, что в VI веке действительно жил некий бард по имени Талиесин, которому приписывается авторство многочисленных произведений, входящих в так называемую Книгу Талиесина [1]. Возможно, он действительно был автором хотя бы некоторых из них. Однако нам известен и другой Талиесин, которого, в качестве мифического барда кельтов Британии, вполне можно отождествить с гэльским Ойсином [2]. В преданиях явно произошла активная контаминация обоих прототипов в рамках единого образа, в результате чего реальный, исторический Талиесин был наделен чертами и атрибутами своего божественного предшественника, а мифический Талиесин кельтского пантеона накинул плащ барда богов на своего вполне земного коллегу.

[1] Реальность существования в VI веке барда, носившего это имя, современника героического сопротивления бриттов вооруженной интервенции германских племен, не вызывает сомнений. В средневековых валлийских манускриптах обнаружен целый ряд поэм и стихотворений, центральное место среди которых занимает так называемая Книга Талиесниа, приписываемая все тому же поэту VI века. Некоторые из них не уступают по своей древности наиболее ранним образцам валлийской поэзии и восходят к началу Х или даже IX веков. Остальные представляют собой творения поэтов XI, XII и даже XIII веков.

[2] Т. е. легендарным Оссианом (прим. перев.).

Остается лишь сожалеть, что наш бард порой пел слишком уж невразумительно, ибо его творения содержат подробное описание всего того, что ожидает нас в загробном мире, каким его представляли себе древние бритты. Утомительное множество не повторяющихся и практически непереводимых названий указывает на одну и ту же юдоль скорби, и единственное их назначение - показать или хотя бы намекнуть, на что же все-таки похож пресловутый Аннвн. За исключением вдохновенных заключительных стихов, произведение это проникнуто напыщенно языческим духом, являя собой этакое древлехранилище мифологии бриттов.

Пою благого Сюзерена, Владыку сей страны, Что власть высокую свою по всей земле простер.

Мрачна была темница Гвейра [1], угрюмый Кэр Сиди, Страшась коварной мести Пвилла и злобы Придери, Никто на свете до него в нее не проникал.

[1] Гвейр - один из вариантов имени Гвидион.

Тяжелая синела цепь на шее у него, Средь воплей Аннвна горькой скорбью напев его звучал, Но даже там великим бардом сумел остаться он.

Нас было втрое больше тех, что могут сесть в Придвен [2], Но только семеро вернуться смогли из Кэр Сиди.

[2] "Придвен" - название корабля Артура.

О, я ль не стою громкой славы, и песен, и хвалы За то, что сам четыре раза бывал в Кэр Педриван?[3] Когда впервые слово правды послышалось в котле?[4] Когда его своим дыханьем согрели девять дев.

А разве он владыке Аннвна встарь не принадлежал?

[3] Кэр Предриван - вращающийся замок.

[4] Волшебный котел вдохновения и поэзии.

По краю этого котла жемчужины блестят.

Он никогда не сварит пищи для труса и лжеца.

Но меч сверкающий над ним взметнется к небесам И в крепкой длани Ллеминавга изведает покой.

У тяжеленных врат Уфферна [1] чуть теплился огонь, Когда мы прибыли с Артуром - вот славный был денек!

Нас только семеро вернулось домой из Кэр Ведвид![2] [1] Уфферн - обитель холода.

[2] Кэр Ведвид - замок веселья.

Я ль не достоин громкой славы, и песен, и хвалы, Чтоб пели их в Кэр Педриван, на Острове Дверей, Там, где рассвет и тьма ночная встречаются всегда, Там, где хозяин дорогим вином поит гостей?!

Нас вышло в море втрое больше тех, что вместит Придвен, Но только семеро вернулись домой из Кэр Ригор! [3] [3] Кэр Ригор - королевский замок.

Я не позволю славным бардам восторги расточать:

Не зрели подвигов доблести Артура они у Кэр Видир! [4] На стенах там пять дюжин сотен стояло день и ночь, И было очень трудно их дозорных обмануть.

Ушло с Артуром втрое больше, чем мог вместить Придвен, Но только семеро вернулись назад из Кэр Колуд! [5] [4] Кэр Видир - стеклянный замок.

[5] Кэр Колуд - замок богачей.

Нет, бездарям я не позволю пустой хвалой бряцать.

Они не видели той сечи и тех, кто бились в ней, Неведом им тот ясный день, когда родился Гви, Они не знают, кто его не отпускал в Девви.

Они не видели быка с повязкою на лбу:

Ярмо его - сто сорок ровно ладоней в ширину.

О, много нас ушло с Артуром! Печально вспоминать...

Но только семеро вернулись домой из Кэр Вандви! [6] [6] Значение этого названия неизвестно. См. главу 18 - "Боги кельтов Британии".

Я не позволю петь хвалы трусливым болтунам:

Они не знают дня, когда герой наш в мир пришел, Ни часа славного, когда на свет родился он, Ни среброглавого быка, похищенного им.

О, много нас ушло с Артуром на славные дела, Но только семеро вернулись назад из Кэр Охрен [7].

[7] Значение этого названия неизвестно. См. главу 22 - "Победы сил света над тьмой".

По всей вероятности, многие аллюзии этой поэмы навсегда останутся непонятными. Не больше нам известно и о "славных бардах", которых знаменитый Талиесин упрекает в недостатке вдохновения и пророческого духа, а также в незнании часа рождения Гвина или даже того, кем он был, равно как и о тех, кто не отпускал его в поход в Девви. Тьма забвения навсегда скрыла от нас то, кем они были и какую роль играл бык с повязкой на лбу и прочие среброглавые животные; нам известно лишь то, что это, по-видимому, был "желтый бык с повязкой", упоминаемый в истории "Куллвх и Олвен" (см. главу 24, "Сокровища Британии"). Однако более ранняя часть поэмы, к счастью, является более понятной и позволяет по достоинству оценить величие поэтической фантазии. Крепковратная четырехугольная крепость из стекла, в которой несут дозор угрюмые призрачные стражи, крепость, вечно вращающаяся вокруг собственной оси, так что лишь немногие могут заметить вход в нее, крепость, тусклая лампада у врат которой едва мерцала в густом полумраке. Внутри этой странной крепости, в самом ее центре, хранилось величайшее сокровище - магический котел вдохновения и поэзии, по краю которого сверкали жемчужины, котел, клокотавший от дыхания девяти британских пифий, которых с полным правом можно считать его оракулами. К этим более чем скудным сведениям мы можем прибавить разве что несколько строк, приписываемых тому же Талиесину и входящих в состав стихотворения, озаглавленного "Песня, посвященная сынам Ллира аб Брохвел Повис":

Прекрасен трон мой славный в Кэр Сиди:

Сидящего на нем не тронут мор и старость - И знают то Манавидан и Придери.

Вокруг огня под ним играют три органа, А над подставкою кипят три океана, А выше них бурлит и пенится ручей;

В нем варево - вина душистей и белей.

Однако и это мало что добавляет к нашим представлениям о предмете. Мы узнаем, что Аннвн был со всех сторон окружен морем - "тяжелой синей цепью", которую крепко держал Гвейр. Далее сказано, что "сверкающее вино", служившее "питьем призраку", пенилось в ручье. Упоминается также о звуках трех органов; сказано и о том, что пребывающие в нем не знают ни мора, ни старости, ни смерти; и, наконец, перед нами, как и следовало ожидать, предстает главный обитатель этой невероятной резиденции - сам вездесущий Талиесин. Мы располагаем двумя ключами, позволяющими определить, где может находиться эта волшебная страна. Так, остров Ланд и, лежащий у побережья Девона, в давние времена именовался Инис Вейр, то есть "остров Гвейра", или Гвидиона. Валлийский перевод "Сейнт Греаль" (Seint Greal), англо-норманнского романа, активно использующего многие элементы старинной мифологии, помещает пресловутый "Вращающийся замок" который, по всей вероятности, можно отождествить с Кэр Сиди - в районе, прилегающем к острову Паффин у побережья Англси, но все это - довольно хрупкие ниточки, вряд ли способные низвести творения поэтической фантазии на твердую почву реальности.