Святые иконы.
Украшая храмы, любили расписывать их иконами. Писание икон считалось неприличным поручать немцам, оно производилось или греческими, или русскими мастерами. На иконописное художество был большой спрос, а потому иконописцев было много; они соединялись в артели или дружины под управлением старост; были особые дружины великого князя и митрополита, состоявшие на их содержании. Лучшими иконописцами в ХV веке были Феофан Грек и московские монахи Даниил Иконник и Андрей Рублев. Иконописанием занимались некоторые из высших духовных лиц, напр. святой Петр митрополит и новгородский владыка Василий. Вера в чудотворную силу некоторых святых икон находила себе неоднократное оправдание в жизни. Во время Куликовской битвы прославилась Донская икона Богоматери, находившаяся в войске великого князя; после битвы пленные татары объясняли свое поражение видением молниеносного полка под предводительством грозной небесной Воительницы. В новый стольный город великого князя из Владимира перенесена была икона Владимирской Богоматери. Во время нашествия Тамерлана (1395 г.) ее торжественно встретили в Москве и поставили в Успенском соборе. В самый день и час ее встречи Тамерлан бежал из России, устрашенный видением грозной светоносной Жены. В разных местах явились новые чудотворные иконы: в ХIII веке Феодоровская (в Ярославле), Путивльская, Устюжская, Муромская, Курская-Коренная, в ХIV веке Тихвинская, Толгская и др. Большею частью чудотворные иконы по-прежнему чтились только местно. Перенесением Владимирской иконы в Москву началось важное дело собирания местных святынь в одно центральное место; в Москве эти святыни должны были получить потом общерусское значение.
Новые праздники.
Кроме явления чудотворных икон, русское благочестие утешалось открытием мощей русских угодников - святителя Петра, святого Александра Невского, преподобного Сергия и др. В честь этих новоявленных угодников Божиих устанавливались новые праздники в Русской церкви или общие, или местные. Святые, как и иконы, тоже большею частию чтились местно, например князья Георгий II Владимирский, Василько Ростовский, Михаил Черниговский, Довмонт Псковский, Михаил Тверской и др. В Новгороде в последнее время его самостоятельности видим какое-то соревнование святынями с Москвой. Последние владыки старались собрать и увековечить письменно все, что было славного в новгородской старине. Владыка Евфимий (1430-1458) открыл мощи владыки Иоанна и Варлаама Хутынского, святых наиболее славных в новгородских преданиях, и установил 4 октября память всех князей и владык, положенных во святой Софии. Преемник его Иона заставил славного тогда ритора Пахомия Серба писать жития новгородских святых и не щадил для него за это ни даров, ни почестей. Замечательно, что только в последнее время, при этом Ионе, Новгород стал почитать великого покровителя Москвы, преподобного Сергия, и создал в честь его первый храм. В Москве новгородских святых не чтили долго спустя и после этого. Праздновали также дни особенных благодеяний Божиих, например, день сретения Владимирской иконы и бегства Тамерлана (26 авг. 1395 г.). После Куликовской битвы установлена (перед 26 октября) Димитриевская суббота для поминовения павших за православие воинов. Составлялись и новые службы русским святым, например, святителю Петру, св. Алексию, Сергию Радонежскому и др. Одну из особенностей русских служб этого времени составляют молитвы об избавлении от агарян.
Противодействие обрядовому благочестию. Ересь стригольников.
Крайнее развитие обрядового благочестия вызывало обличения церковных учителей, но этими обличениями дело не ограничилось; крайность обрядового направления вызвала другую крайность - отрицания обрядов, обнаружившуюся во Пскове. Мы уже видели постоянные столкновения псковичей с новгородскими владыками, а новгородцев с митрополитами. Оппозиция против иерархического подчинения Новгороду и Москве ухватилась прежде всего за тяжелые ставленые пошлины и отсюда, как из исходного пункта, развила целую ересь стригольников. Вождями этой ереси в 70х годах ХIV столетия явились дьякон Никита и Карп-стригольник (по одному объяснению - стригольник ремеслом, по другому - дьякон, назначенный простригать гуменце у ставленников при их посвящении). Еретики отрицались от пастырей церкви, как от незаконных, поставленных на мзде; затем, переходя к разбору их жизни, находили, что архиереи и монахи собирают себе много имения, а белое духовенство берет поборы с живых и мертвых и дурно живет; отсюда они выводили, что не нужно принимать ни учения, ни священнодействия от таких пастырей, что все священнодействия их недействительны, потому не нужно принимать от них ни крещения, ни покаяния, ни евхаристии, ни петь над умершими, ни приносить за них приносов. Отвергнув иерархию, еретики, естественно, должны были право учительства усвоить мирянам, а священнодействия по возможности вовсе устранить. Каяться, говорили они, можно и без священника, припадая к земле, евхаристию нужно понимать в духовном смысле; другие таинства и обряды вовсе не нужны. Некоторые доходили до отрицания соборов, даже евангельских и апостольских писаний, другие отвергали еще воскресение мертвых. Относительно нравственной жизни они все одинаково придерживались идей аскетических, отличались строгой жизнью и постничеством. Как и следовало ожидать, такая рационалистическая ересь распространялась главным образом между людьми более образованными, книжниками. Из Пскова она перешла в Новгород, где тоже нашла себе удобную почву; перешли сюда и сами Карп с Никитой. В 1375 году владыка отлучил их от церкви, а народ схватил их и бросил в Волхов. Смерть еретиков, однако, не ослабила самой ереси. В 1381 году услыхал об ереси патриарх Нил и написал в Новгород и Псков две увещательные грамоты. Его преемник Антоний прислал еще новую грамоту с подробным опровержением ереси. Митрополит Фотий тоже написал три послания против еретиков. Псковичи возревновали ο православии, засадили еретиков в тюрьму, некоторых казнили. Похваляя их ревность, Фотий, однако, укорял их за смертные казни еретикам. После 1427 года, когда написано последнее послание Фотия, ο стригольниках больше не слышно, но движение, возбужденное ими, не исчезло и после вскрылось в другой опасной ереси жидовствующих.
4. Христианская жизнь.
Влияние времени на развитие добрых и худых качеств в жизни русского народа.
Обрядовое благочестие не могло много содействовать развитию нравственной жизни. Общее впечатление, какое выносится из изучения нравов описываемого времени, очень грустное. Большая часть исследователей народной жизни видит здесь начало всего дурного в русском народном характере. Трудно судить о том, лучше или хуже стала народная нравственность сравнительно с прежним временем, но, действительно, было много обстоятельств, которые тогда неблагоприятно действовали на нравы и мешали преуспеянию христианской жизни.
Первым обстоятельством такого рода было монгольское иго, поставившее Россию под огрубляющее влияние дикого народа, унижавшее и портившее характер народа русского восточным рабством. Сами князья должны были ездить в Орду с заявлениями рабской покорности и постоянно трепетать перед силой ордынского деспота и перед многочисленными доносами шпионов даже из своих же братий-князей. Каждый раз перед поездкой в Орду они исповедывались и причащались, как перед смертью, а nо возвращении служили благодарственные молебны. Для народа эта школа рабства была еще тяжелее; нужно было кланяться всякому заезжему баскаку, исполнять все, что он потребует, отделываться обманами и поклонами, когда он расходится. Один сильный человек не вытерпит и убьет татарина, другой сильный человек убьет за это его самого, спасая Русскую землю от татарской мести; а летописец похвалит последнего и осудит первого за недостаток смирения. Двоедушие, хитрость, низкопоклонничество, низкие проявления инстинкта самосохранения делаются добродетелями времени, которые проповедует иногда и летописная мораль. С другой стороны, внутри самой России совершался тяжелый переход от удельновечевого уклада к единодержавному. Для усиления одного княжества за счет другого употреблялисъ всякие средства без разбора - клевета в Орде одного князя на другого, насилия, хитрость, коварства, небывалые жестокости усобиц. Β администрации, при подавлении старых вечевых начал, видим крайние проявления торжества новых начал, жестокость казней, насилия властей, поборы, неправды. Один полоцкий князь спрашивал раз епископа тверского Симеона (+ 1289): "Где быть на том свете тиунам?" - "Где и князьям," - отвечал Симеон. "Но тиун неправо судит, делает зло, берет взятки, а я что делаю?" - "Если князь без страха Божия не милует христиан, тиуна ставит злого, неправедного, лишь бы давал ему куны, пускает его, как пса на падаль, губить людей - то и князь будет в аду, и тиун его там же." Насилия сильных, коварство слабых, общее недоверие друг к другу ослабляли все общественные узы. Летописи и жития святых постоянно говорят ο разбоях, поджогах, грабежах и убийствах.