Опять же не случайно, что еще в те годы, когда Озал возглавлял государственную плановую организацию страны, заметно изменился ее кадровый состав. При Озале в нем стали преобладать технократы правого толка, встречались и весьма набожные. По воспоминаниям сослуживцев, в определенные часы в коридорах Госплана можно было встретить бородатых, скромно одетых служащих в традиционных сандалиях на босу ногу, предназначенных для омовения перед намазом. Отсюда прозвище чиновников Госплана тех лет, включая самого Озала, – «takunyali» (от «takunya» – название вышеупомянутых сандалий). Впоследствии именно они составили консервативное крыло озаловской Партии отечества14.
Параллельно с этой деятельностью в 1976 – 1979 гг. Т. Озал выступал в числе учредителей двух происламских культурно-просветительских фондов – Фонда национальной культуры (MilliKültürVakfı) и Фонда просвещения (İlimYaymaVakfı). Предположительно, одной из задач последнего было распространение влияния тариката среди молодежи через оказание материальной помощи студентам, приезжавшим из провинции в крупные города на учебу. Среди пайщиков компаний, учрежденных Озалом, тоже были члены орденов накшибенди и нурджу13.
Соответственно, во внутренней политике кабинета Партии отечества прослеживалась наряду с либерализацией экономики и довольно активная популяризация религии. Свобода совести и вероисповедания представлялись озаловцами как краеугольные камни демократического режима, по аналогии со свободой предпринимательства как непременного условия для построения либеральной экономики. К тому же, будучи членом религиозной общины, и притом такой деятельной, как накшибенди, Озал, видимо, не мог игнорировать отдельные просьбы ее лидеров.
Так, в январе 1984 г., т.е. спустя всего месяц после формирования кабинета, Т. Озал обратился к президенту страны К.Эврену с двумя просьбами. Во-первых, ссылаясь на высокий авторитет духовных лиц в Европе и США, он предложил переместить главу Управления по делам религии на более высокую позицию в государственном протоколе. Во-вторых, он попросил либо освободить, либо перевести в тюрьму с более мягкими условиями содержания известного шейха накшибенди Рашита Эрола, находившегося под арестом на о. Бозджаада по обвинению в знахарстве. На обе просьбы глава государства ответил отказом14.
Одним из первых шагов кабинета Т.Озала было разрешение иностранным фирмам покупать в Турции недвижимость, им был предоставлен и ряд других льгот. Вслед за этим на турецком рынке появились крупные исламские банки и нефтяные компании, пользовавшиеся покровительством Ирана, Саудовской Аравии, Кувейта, ОАЭ, совладельцами которых выступили представители турецких тарикатов. В частности, турецкое отделение «Файсал Финанс» возглавил Салих Озджан, представлявший Турцию в учредительном совете Рабытат-уль алем-уль ислами, и другие бизнесмены, предположительно члены ордена нуржду (А.Т. Паксу, С. Озджан, М. Севильген и С. Сарухан, братья Улькеры). Учредителями «Аль-Барака-тюрк» выступили накшибенди – Э. Топбаш, К. Озал, Т.Ичёз15. Это привело к довольно интересному и немаловажному результату – получилось, что Озал не только привлек ордена к политическому управлению страной, но и способствовал их быстрому обогащению, а значит, приобщению к традиционно отвергаемым ими ценностям «общества потребления»16. Также Т. Озал использовал все возможности для укрепления торговых и экономических связей с мусульманскими странами, расширения в них турецкого экспорта, поскольку европейский и американский рынки были перенасыщены товарами и к тому же удерживали высокие тарифы на импорт из Турции.
Косвенно о пробуждении исламизма в конце 80-х – начале 90-х гг. свидетельствует то, что в 1989 г. исламисты на короткое время добились от Озала снятия запрета на ношение студентками мусульманских головных уборов, введенного четырьмя годами раньше. Тогда запрет вызвал массовые протесты студенток и солидарных с ними студентов в Бурсе, Измире, Анкаре, Стамбуле; пресса отмечала терпимость властей в отношении бастующих. В то же время показательно, что в конце 1980-х гг. от рук фанатиков погибли такие стойкие защитники секуляризма в Турции, как Угур Мумджу, Б. Учок, Т. Дурсун.
При этом важно иметь в виду, что религиозность Озала никогда не мешала ему воспринимать новое, быть открытым для восприятия достижений западной цивилизации, особенно в экономической сфере. Т.Озал видел свою главную задачу в том, чтобы не нагнетать тревогу вокруг «исламской угрозы», избегать острых углов и конфликтов в обществе по вопросам веры. Из конъюнктурных соображений Т. Озал пытался то умерить, то удовлетворить требования фундаменталистов, исходя из того, что, во-первых, необходимо «охотиться» за голосами верующих, во-вторых, следует расширять торгово-экономиче-ские и политические связи с исламскими странами.
Таким образом, в 1980-е гг. тарикаты, особенно накшибенди, обрели определенный вес в правящей партии отечества. Кроме того, уже по традиции этот тарикат поддерживал движение Н. Эрбакана, на этот раз воплотившееся в Партии благоденствия (ПБ, «Рефах партиси»). По словам Э.Джошана, возглавившего общину после смерти Котку, ПБ должна была выступать в роли разумной оппозиции Т. Озалу: «Партия Отечества будет политической организацией, которая уважает национальные ценности. Однако со временем партии, как и люди, стареют. «Рефах» будет поддерживать ПО в добрых начинаниях и противостоять дурным. Если ПО потеряет народную поддержку, ее место займет «Рефах»17.
Победы и успехи Партии благоденствия в 1990-е гг. (первое место на муниципальных выборах в 1994 г. и на парламентских – в 1995 г., формирование коалиционного кабинета с Партией верного пути в 1996–1997 гг.) расположили к ней лидеров тарикатов, которые получили новые возможности оказывать влияние на политику. По инициативе «Рефах» в 1996 г. была предпринята попытка осуществления идеи общеисламского рынка. Н. Эрбакан, возглавивший кабинет, встречался с послами арабских стран, внесенными США в «черный список», предпринял визиты в Иран, Ливию, Судан, Ирак и Сирию, подписал с Тегераном договор о поставках газа и нефти, подготовленный предшествующим кабинетом18. Были приняты законы по защите турецкого языка от западного влияния и введены санкции для дикторов турецкого телевидения, злоупотребляющих иностранными словами, проведена кампания по замене иностранных названий магазинов, ресторанов и других заведений на турецкие. В стране ограничивалось время работы игорных домов, запрещалась продажа алкоголя в муниципальных столовых и магазинах. Проводились кадровые чистки в министерстве культуры и других ведомствах, оказавшихся в руках ПБ, сторонники лаицизма систематически заменялись происламски настроенными чиновниками.
Одной из ошибок, предрешивших судьбу правительства, было то, что зимой 1997 г. Н.Эрбакан пригласил на традиционный ифтар (ужин, завершающий дневной пост у мусульман в месяц рамазан) в здание премьер-министерства некоторых шейхов. Военные расценили этот и другие подобные инциденты как сигнал к решительным действиям, вручив правительству известный ультиматум «28 февраля», вынудивший Эрбакана уйти в отставку, а генпрокурор Кассационного суда В.Саваш возбудил в Конституционном суде судебный процесс о закрытии ПБ на основании ее антилаицистского и антиреспубликанского характера.
«Западная рабочая группа», созданная при Генштабе для выявления исламистов в госорганах и образовательных учреждениях, пришла к выводу, что в стране существует примерно три десятка религиозных общин, которым принадлежит около ста компаний, расходующих значительные средства на финансирование «исламского возрождения» в Турции. Кабинет Эрбакана обвинили в благоприятствовании именно этим компаниям. Примерно полсотни фирм было включено в «черный список» военных, против наиболее крупных из них – таких, как холдинг «Комбассан», впоследствии были возбуждены судебные расследования.
Тем не менее личные отношения Н. Эрбакана с представителями орденов были далеки от идиллии. Еще в конце 80-х гг. между ними возник довольно серьезный конфликт за влияние в среде верующих. Яркий пример тому – известная речь Эрбакана, произнесенная им в мае 1990 г. в Сивасе, где говорилось: «Рефах – исламская армия джихада. Все мы будем ее солдатами. Тот, кто совершает джихад, превыше мусульманского ученого или шейха /.../ Шейх – глава тариката, он учит основам религии. Шейхи также обязаны подчиняться приказу джихада... Шейх – тоже солдат»19.
Лидер общины накшибенди Э.Джошан не замедлил с ответом и в конце мая 1990 г. в речи, произнесенной им на открытии близких к тарикату подготовительных курсов в Стамбуле, назвал Эрбакана сибаритом, разбогатевшим на деньги саудитов, Кувейта и турецких рабочих в Германии, неучем в вопросах веры, не сумевшим добиться безусловного подчинения даже у себя в партии. Он напомнил, что ПНС – идейное «детище» его тестя Котку, и назвал использование Н. Эрбаканом фразеологии джихада «неуместной воинственностью»20.
На первый взгляд, конфликт между Н. Эрбаканом и орденом накшибенди относится скорее к сфере личных разногласий, но турецкий публицист Р. Чакыр считает, что это не совсем верно. По его мнению, этот конфликт является показателем немаловажной тенденции – своего рода «обмирщения» орденов. При Т. Озале ордена осовременились, их члены принялись осваивать новые роли в «обществе потребления» – участвовать в создании фондов, фирм, средств массовой информации. Связи между членами орденов становились все слабее, личную связь шейха с учеником вытесняла переписка, члены орденов больше не голосовали однозначно за того, на кого укажет их лидер. Соответственно, политики все реже искали расположения орденов, поскольку это уже не гарантировало успех21.