Национальные особенности, специфика властного мышления и соответственно особые, исторически сложившиеся универсальные технологии осуществления власти организуют, структурируют, стратифицируют социальное пространство, функционирующее уже как пространство власти со свойственными ему властными отношениями и иерархической структурой. Организованное властное пространство призвано сохранять упорядоченность, единство и стабильность социальной общности, а уже в нем отдельный социальный субъект становится участником властных отношений, вносит свои повороты в понимание власти, способы её осуществления в процессе активно-диалогического взаимодействия. Такая ситуация создает впечатление того, что конкретный социальный агент, занимающий ту или иную властную позицию и есть сама власть. Однако, при таком взгляде упускается из виду то, что сам действующий субъект помещен в уже существующее пространство власти и систему властных технологий.
Реальность власти здесь скорее следует рассматривать как некоторую системную целостность, но в свою очередь разделённую на различные властные зоны. Каждое поле власти имеет отличительную структуру позиций и систему отношений социальных сил, свои правила и режимы функционировании, свои ресурсы и технологии осуществления и легитимации власти. Кроме этого каждое поле конструирует свое пространство игры, со своими ограничениями и возможностями, в них локализованы целое множество отношений разновекторных сил, приводящих ее в постоянное движение. С синергетической точки зрения можно сказать, что каждая часть властной системы постоянно флуктуирует, изменяется, влияет и открывается сама внешнему воздействию. Одним словом представляет собой специфический самоорганизующийся организм, тем не менее, базирующийся и развивающийся на определённой основе – образе социального порядка, власти и “универсальных” технологий её осуществления, свойственных определенному промежутку времени.
И, наконец, в рамках микро составляющей дискурса разворачиваются непосредственно сами властные отношения, складывающиеся в повседневной практике, в которых все властные образы и техники “оживляются”. Это область, где сеть властных отношений и стратегий получает свою реальность, где производятся знания и смыслы. Здесь можно выделить две исследовательские позиции, которые с той или иной точки рассматривают конкретные отношения власти.
Первая, акцентирует внимание на локальных пространствах власти и свойственных ему техниках, где может быть управляем и контролируем отдельный индивид. Здесь положение конкретного индивида характеризует его место в сложившейся институциональной конфигурации. Содержательная сторона социальной позиции, в свою очередь, раскрывается через отношение к другим социальным местам, посредством дистанции отделяющею эту позицию от других, а также через информационную насыщенность. Следует заметить, что определённое социальное место, предоставляет субъекту выбор некоторых возможных в этом состоянии альтернатив. В этом ракурсе власть выступает не как то, что даётся или захватывается, её не делегируют или перераспределяют, она осуществляется в различных напряжённых точках, социальных позициях, в которых группа или отдельный индивид захватывается властью. Лишь социальная позиция открывает субъекту весь арсенал власти и ее ограничения.
Второе направление отталкивается от отдельного субъекта, сознательно действующего в рамках определенного социального поля, который конструирует свой смысловой контекст через личный опыт и социальную практику. Так, например, М. Фуко настаивает на том, что не может существовать сетки властных отношений без некоторого числа “практик себя”, из которых она вырастает, на которые она опирается и разворачивается. В этих единичных практиках складываются стили существования, которые с развитием, их социальным “отстаиванием” приобретают общественный характер, и именно эти практики конструируют опоры “всепроникающей сетки властных отношений”.[21]
Можно выделить ряд характеристик, которыми обладает современная государственная власть, если ее рассматривать через призму социальных отношений, в сетку которых последняя органично «вшита». К таким специфическим чертам государственной власти следует отнести императивные, диспозитивный, информативный и дисциплинарный характеры власти. Под императивным характером власти в теории государства и права понимается совокупность общественных отношений основанных на принципах господства и подчинения, т.е. такие отношения носят ассиметричный характер. Исходя из принципа федерализма, подобный характер свойственен сфере государственного управления, где существует четкое формально-нормативное регулирование отношений между различными органами государственной власти. Далее говоря о диспозитивном характере, следует отметить, что этот вид отношений основан на принципах равенства сторон и установления взаимоотношений, как правило, в гражданско-правовой сфере, между равными субъектами на договорной основе, такому виду, соответственно, присущ симметрический характер отношений. Информативный характер государственной власти предполагает создание и поддержание определенных видов знания, являющиеся опорой властной деятельности государственных органов и должностных лиц. Распространение информационных потоков формирующих «образ» и «социальные привычки», через которые воспринимается последняя, а также контроль за комментированием и циркуляцией этих потоков в обществе. И наиболее трудно уловимые, порой неосознаваемые в большинстве случаев властные отношения носят дисциплинарный характер. Подобный вид взаимоотношений, возникающий между государством, его органами, различными институтами и обществом, в настоящее время проработан слабо, этим как видится и объясняется трудность анализа опосредованного, косвенного характера властного влияния государства на общественную систему. В целом этот характер властного влияния начинает формироваться в Европе с XVII – XVIII вв., когда властные отношения распространяются на новые, приватные области человеческого поведения, по средствам таких дисциплин как религия, медицина, образование, территориальное распределение, тюрьмы и педагогический контроль, а так же практик обучения, наказания, психиатрии и др. В рамках которых создаются репрессивные и контрольные элементы, образующие «дисциплинарную власть». Под которой в свою очередь и понимаются определённые техники, трансформирующие отдельных субъектов коммуникации и взаимоотношения в объекты с помощью различных созданных дисциплин, которые очевидно и задают определённую модальность функционирования коммуникативных сетей взаимоотношений, стратегий, техник, и других социальных практик.
Подобный подход к властной проблематике не бесспорен и нуждается в дальнейшем развитии, но уже сейчас можно смело сказать, что он открывает новые, куда более глубокие «корни» власти, позволяет привязать теорию к реальности, обличая её стратегии и механизмы.[22] Заканчивая эту мысль, следует отметить и то, что в данный момент в научных исследованиях происходит переход к принципиально иной аналитике как государственной, так и в целом власти, позволяющий моделировать ее действительное осуществление. Сегодня очевидно, «что современной отечественной правовой науке ещё предстоит построить адекватную аналитику власти…, которая позволит рассматривать ее сущность в контексте российской социо-правовой реальности, устоявшихся политико-правовых технологий. Причём эта аналитика будет ориентироваться на реконструкцию отечественных властных отношений, восстановления подлинной сути государственно-политических и юридических институтов».
1. Керимов Д.А. Методология права: предмет, функции, проблемы философии права. М., 2001
2. Розин В.М. Юридическое мышление. Алматы, 2000
3. Бодрийяр Ж. Соблазн. М., 2000
4. Королёв С. А. Бесконечное пространство: гео- и социографические образы власти в России. М., 1997
5. Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. СПб., 2000
6. Мамардашвили М.К. Формы и содержание мышления. М., 1968
7. Мордовцев А. Ю. Национальный правовой менталитет. Введение в проблему. Ростов н/Д., 2002
8. Подорога В.А. Власть и познание (археологический поиск М. Фуко) // Власть. Очерки современной политической философии Запада. М., 1989
9. Новейший философский словарь. Мн., 2001
10. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999
[1] Розин В.М. Юридическое мышление. Алматы, 2000 С. 191
[2] Розин В.М. Юридическое мышление. Алматы, 2000 С. 202
[3] Королёв С. А. Бесконечное пространство: гео- и социографические образы власти в России. М., 1997 С. 93