Вместе с тем в природоохране эстетика всегда вторична по отношению к этике. Красивые птицы не обладают большими правами по отношению к некрасивым, все живые существа, вне зависимости от их эстетической ценности, имеют одинаковое право на жизнь.
Еще один интересный пример. Экологическая этика вступает в конфликт с эстетикой, когда дело касается охоты и подобных вещей. А.А. Никольский, исследовавший этот вопрос, справедливо отмечает, что изысканные приемы убийства животных не только многократно воспеты в искусстве, но и стали неотъемлемой частью нашей культуры. Красота убийства животных воспета признанными во всем мире талантами — Пушкиным, Тургеневым, Львом Толстым, Хемингуэем. Ради красоты (красоты охоты, убийства животных) люди забывают об этике отношения к животным. «Проблема усугубляется тем, что изысканная охота давно уже стала неотъемлемой частью досуга элиты общества, подражать которой стремится значительная часть населения. Обязательной принадлежностью многих аристократических домов являются трофеи: чучела зверей и птиц, рога и головы животных, коллекции редких бабочек. Наиболее выдающимися признаются трофеи самых крупных животных. Их владельцы на специальных международных конкурсах получают за них престижные награды, медали и большое денежное вознаграждение». В противовес этому А.А. Никольский предлагает на каждом образце охотничьего снаряжения по принципу «Минздрав предупреждает...» писать: «Купленный Вами товар предназначен для убийства зверей и птиц, украшающих природу родного края».
Эстетический аргумент не всегда, по сравнению с этическим, может обеспечить охрану для всей дикой природы. Это объясняется тем, что эстетическая мотивация не всегда распространяется на некрасивые и неприметные с точки зрения усредненной человеческой оценки природные участки, виды, объекты — болота, пустыни, беспозвоночных животных. Это, во-первых. Во-вторых, не всегда получается, чтобы мы в действительности видели природные объекты или виды перед тем, как предпримем действия по их защите.
В этом плане более универсальна этическая мотивация, согласно которой, например, все виды и участки дикой природы имеют право на жизнь и существование, а значит, требуют нашей защиты. Эстетический же аргумент не может быть таким универсальным, так как бывает выборочным и часто рассматривается просто как дело вкуса. Более того, при эстетической оценке природоохранные действия сдвигаются в направлении человеческого опыта. Таким образом, есть опасения, что только при эстетической мотивации именно человеческий опыт дикой природы, а не сама дикая природа (ее Внутренняя ценность) могут стать объектом политических кампаний.
Важный моральный вопрос: для чего нужна эстетическая оценка природы? Как справедливо отмечает английский экофилософ Эмили Брэди, красивое место в природе чаще всего рассматривается как средство для достижения наших целей, как «плацдарм для чувственного и оздоровительного удовольствия». При таком подходе эстетическая ценность низводится до уровня потребления и измеряется количеством различных удовольствий (или неудовольствий): Эмили Брэди вслед за И. Кантом считает, что только «незаинтересованность» может стать основой эстетического оценивания природы. Другими словами, только при «незаинтересованном» взгляде природные объекты могут цениться ради своих эстетических качеств (что и является моральным), а совсем не как орудия к достижению каких-либо целей человека (отдыха, рекреации и т.п.). «Незаинтересованность как основа эстетического оценивания способствует определению позиции, которая заботы об эгоистическом интересе и мысли об использовании природы отводит на задний план, а на первое место же выводит эстетические качества, ценные сами по себе», — пишет автор. Кстати, недаром английские специалисты в области заповедного дела проводят различие между «ценностью приятного развлечения на природе» и «эстетической природной ценностью», разделяя отдельно «области выдающейся природной красоты», закрытые для туристов, и охрану «живописных частей природы а интересах пользования и доступа всеми».
Из теории «незаинтересованного» взгляда на красоту природы следуют два важных этических правила. Во-первых, мы должны защищать не только ту красоту, которую видим, но и ту, которую не видим, но знаем, что она существует. Например, недоступная для посещения туристами красота природы заповедников должна охраняться именно по этой причине. Во-вторых, мы должны защищать не только ту красоту, которую видим или знаем, что она существует, но и ту, которую мы пока разглядеть не можем, не знаем, существует ли она, но предполагаем, надеемся или верим, что она есть. Это второе правило позволяет взять под защиту природные территории или виды, красоту которых человек еще не в состоянии оценить.
А. Тетиор вопрошает: спасет ли красота мир и почему до сих пор она его не спасла? Дж. Свифт после выхода в свет «Путешествия Гулливера» ожидал немедленного исправления мира и избавления его от зла. И очень был огорчен, когда даже через 10 лег после выхода его книги мир не исправился. Да, Шекспир не освободил человечество от предательства, Гоголь — от обмана, Пушкин — от Сальери, великие художники — от грязи и уродства. Но, может быть, творения природы обладают большей духовной силой, нежели человека? И неизвестно, существовал ли до сих пор этот мир, не будь дикая природа так дивно красива.
Этика никогда не была оторвана от природы. Многие нравственные требования находили в природе свое подтверждение. «Притчи Соломона» советовали ленивцам поучиться работать у муравьев. Представители целого направления в древнегреческой этике — киники — получили свое название от животного, поведение которого взято ими за образец. Необходимость совместного труда и социальной гармонии обосновывалась примерами из жизни общественных животных. Социальное устройство человечества уподоблялось живому организму, в котором различные слои и классы выполняют функции головы, рук и т. д. Теория Дарвина о борьбе за существование и выживании наиболее приспособленных как способе образования новых видов жизни использовалась социал-дарвинистами для оправдания войн, а эволюционистами — для подтверждения возможности социального прогресса.
В противоположность концепции Дарвина русский ученый и революционер П. А. Кропоткин утверждал, что «борьба в природе большею частью ограничена борьбою между различными видами; но что внутри каждого вида, а очень часто и внутри групп, составленных из различных видов, живущих сообща, взаимная помощь есть общее правило... Взаимопомощь — преобладающий фактор природы. Наконец, можно считать вполне доказанным, что тогда как борьба за существование одинаково ведет к развитию как прогрессивному, так и регрессивному, то есть иногда к улучшению породы, а иногда и к ее ухудшению, практика взаимопомощи представляет силу, всегда ведущую к прогрессивному развитию». Отсюда Кропоткин делает вывод, что «нравственное начало в человеке есть не что иное, как дальнейшее развитие инстинкта общительности, свойственного почти всем живым существам и наблюдаемого во всей живой природе». Современная этология и концепция коэволюции во многом подтверждают мысли Кропоткина.
В эпоху научно-технической революции, когда человек получил достаточную силу, чтобы сделать с природной средой все, что ему заблагорассудится, во весь рост встала проблема ответственности человека за природу и установления гармонии с ней. Ее решению отвечает новое направление — экологическая этика.
«Развитие этики можно выразить не только через философские, но и через экологические понятия. Этика в экологическом смысле — это ограничение свободы действий в борьбе за существование». Так понимал этику создатель первого варианта экологической этики, которую он назвал этикой Земли.
Наряду с ответственностью, стержнем экологической этики является любовь к природе.
Что необходимо ныне для человека — не только ощущать себя частью Универсума, но и чувствовать ответственность за все окружающее его. В этом суть экологической и глобальной этики.
Борьба за существование одинаково ведёт как к улучшению, так и к ухудшению природы. В настоящее время человек достаточно силён, чтобы сделать с природой всё что захочет, поэтому он несёт ответственность за природу и установление гармонии с ней. Этим и занимается новое направление – экологическая этика, т.е. этика земли.
В отдельных районах земного шара до сих пор одушевляют природные явления, надеясь, что звери, птицы, растения их слышат и понимают. Основой этичного отношения к животным в первую очередь является страх, что, они связаны с высшими силами, а не осознание ответственности за судьбу природы. Другая причина – генетическая, происхождения человека от животного или растения (тотемизм). Его принцип – «Всё живое надо жалеть». Существует два различных социально-экологических типа обществ:
1) традиционное, основанное на религиозно нравственных запретах;
2) промышленное.
Существуют определённые ограничения на воздействие человека на природную среду, т.е. механизм сдерживания.
Но к экологической этике ближе путь через чувство любви, чем расчет и принятие экологического законодательства, которое реально вряд ли будет исполняться. Лучше, если всё будет основываться на нравственности, чем на принуждённости. Объектом любви быть не только живая, но и неживая природа. В этом суть экологической и глобальной этики.
Ныне перед человечеством настоятельная необходимость возвращения на новом уровне к гармонии человека с природой - созданию экологического общества. Идеал, к которому зовет экологическая этика, - сформировавшееся на ее принципах экологическое общество - не может быть реализован автоматически. Но в любом случае будущее не может не включать экологическое измерение, поскольку научно-техническое могущество человека сделало человека настолько «большим», что он напоминает слона в посудной лавке и вынужден сообразовывать свое движение с «домом», в котором живет.