На протяжении 20-х годов усилиями И. Сталина и всего пропагандистского аппарата были грубо фальсифицированы взгляды марксизма на происхождение и сущность государства, однако сама эта фальсификация не обрела имени своего автора, а выдавать за классический марксизм. Постепенно она глубоко внедрилась в обществоведение, ее тезисы стали считаться чуть ли не самоочевидными истинами. С другой стороны, факты, накопленные исторической наукой, этнографией в XX в. в результате изучения древних, архаических обществ, обогатили прежние представления о становлении и сущности государства, показали несовместимость сталинской фальсификации, выдаваемой за "марксизм-ленинизм", с этими фактами, подтвердили правильность ряда нефальсифицированных выводов. Остановимся на этих вопросах.
Если говорить о сути сталинского упрощения и фальсификации рассматриваемой проблематики, то она сводится к утверждению, будто всегда и всюду именно частная собственность была первопричиной структурной дифференциации общества, что именно она расколола общество на классы, стала основой эксплуатации и антагонизма, привела к возникновению политики и государствами разве не так все это объясняют многие и сегодня, выдавая за марксизм? Но на самом деле это – не марксизм, а сталинизм.
Согласно Сталину, государство возникает на основе частной собственности и связанного с ней классового антагонизма. Далее, было предано забвению положение Ф. Энгельса о том, что классы возникали "двояким путем", причем первый путь связан с общественным разделением труда, с выполнением "общих функций, необходимых для жизни общества", с паразитированием на "общественной должностной функции", а не с частной собственностью на средства производства. Наконец, И. Сталин подверг критике, представив ее мальтузианской, мысль Ф. Энгельса, согласно которой производство и воспроизводство непосредственной жизни включает производство двух видов: производство средств к жизни и самого человека, продолжение рода, перечеркнув вывод Ф. Энгельса о том, что "общественные порядки, при которых живут люди", обусловлены "обоими видами производства", а следовательно, структурализация общественных отношений – возникновение групп – зависит от развития не только труда, производства средств к жизни, но и семьи, производства самого человека.
Мало того, была подвергнута ревизии сама историческая концепция К. Маркса, согласно которой переход от первичной (доклассовой) формации ко вторичной (классовой) формации имеет свои варианты: от первобытнообщинного строя возможно развитие и к рабству, и к феодализму, и к азиатскому способу производства. Эта концепция К. Маркса, предполагавшая варианты развития и от вторичной (классовой) формации к неклассовому обществу, была вообще отброшена. Вместо нее И. Сталин ввел "пятичленку", согласно которой пять формаций – первобытнообщинный строй, рабство, феодализм, капитализм и коммунизм – представляют собой те общественно-экономические устройства, через которые будто бы неизбежно проходят все народы. Выдавая это свое изобретение за марксизм, И. Сталин не считал нужным напомнить своим читателям, что К. Маркс категорически возражал против превращения его учения "в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они оказываются. Такие толкования своего учения К. Маркс считал одновременно слишком лестными и слишком постыдными для себя.1
Как известно, работа Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства" была написана на основе вышедшего в 1877 году фундаментального исследования Льюиса Г. Моргана "Древнее общество", в котором на основе достоверных данных прослеживался процесс становления цивилизации. В 1880–1881 годах К. Маркс составил конспект исследования Льюиса Г. Моргана, позже использованный Ф. Энгельсом; Однако как ни был серьезен для своего времени труд Льюиса Г. Моргана, он не остался единственным. "Чем меньше развит труд, – писал Энгельс, – тем более ограничено количество его продуктов, а следовательно, и богатство общества, тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от родовых связей".1 И. Сталин совершенно не воспринимал всей глубины диалектико-материалистического подхода Ф. Энгельса к этим проблемам, а не поняв сути дела, решил "исправить" классики, высказав критические замечания по этому вопросу. Эти замечания И. Сталина, обвинения Энгельса в мальтузианстве имели далеко идущие последствия: в советском обществоведении на многие десятилетия (вплоть до наших дней) укоренилось упрощенное понимание материального производства, игнорирующее его важнейшую часть – производство самого человека. А ведь знания, накопленные человечеством после выхода работы Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", особенно ярко раскрыли справедливость диалектико-материалистических идей именно в этом вопросе, еще ярче показали ошибочность и ограниченность сталинской критики. Речь идет о том, что согласно представлениям, базирующимся на знаниях, полученных уже в XX веке, на дифференциацию общества и становление социально-классовой структуры существенное воздействие оказали факторы, связанные как раз со вторым видом материального производства – с воспроизводством самого человека, и прежде всего такой основополагающий фактор воспроизводства, как запрещение инцеста (кровосмешения), что не только способствовало выживанию и укреплению рода человека, но и оказало многоплановое воздействие на развитие общественных отношений.
В первой половине XX века существенный вклад в изучение различных сторон жизни первобытных, архаических обществ внес Марсель Мосс (1872–1950 гг.). Этот французский этнограф и социолог в работе "Опыт о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах" (1925 г.) на большом фактическом материале показал, что еще задолго до развития товарных отношений универсальным средством обмена были взаимные дары, которые формально являясь добровольными, в действительности оказывались строго обязательными. М. Мосс, обосновывая установку на комплексное исследование социальных фактов с целью выявления наиболее фундаментальных из них в тех или иных социальных системах, выдвинул идею "тотальных социальных фактов".1
Его системно-структурный подход к исследованию архаических обществ оказал известное влияние на Клода Леви-Стросса (род. 1908 г.), другого французского этнографа и социолога, одного из главных представителей структурализма, много сделавшего для анализа культуры и социального устройства первобытных племен. Опираясь на трактовку М. Моссом развития первобытного общества, К. Лев Стросс разрабатывал и обосновывал идею, согласно которой, если ее перевести на язык материализма, особенности производства человека (воспроизводство рода), а именно запрет инцеста, явились исходным социальным фактом в выделении человека из мира природы.
Оставим на время справедливое обоснование того, что запрет инцеста наложил глубокую печать на развитие общества, на его культуру, на структуру внутренних и внешних отношений. Это был действительно переворот во всей общественной жизни.
Вернемся к самому введению этого запрета. Во-первых, нельзя опровергнуть того, что запрет инцеста был сознательным выходом из длительного исторического развития, показавшего, что кровосмешение ведет к вырождению рода, ставит на грань гибели, что отказ от права иметь женщину своей группы может устранить эту гибельную опасность. Во-вторых, чтобы осознание вреда кровосмешения превратилось в его практическое исключение, нужны были – и в этом тоже не приходится сомневаться – весьмя суровые меры общественного воздействия, а скорее крайне жестокого, если не свирепого, пресечения неизбежно встречавшихся вначале отступлений от этого запрета-табу, еще недавно не существовавшего. В-третьих, когда речь идет о становлении государства, исходный признак которого – наличие особых групп людей, применяющих от имени общества насилие по отношению к другим членам общества, не только нельзя исключить, но и есть все основания счита ъ, что именно те родовые органы, которые выполняли крайне важную общую функцию – поддерживали запрещение инцеста как посредством насильственного пресечения кровосмешения внутри рода, так и путем развития связей с иноплеменниками в целях взаимообмена женщинами – были, независимо от наличия или отсутствия частной собственности и классов, древнейшими элементами новой, нарождавшейся государственной структуры.
Конкретное изучение архаических обществ должно показать, где и почему государственная структура предшествовала возникновению частной собственности и классовой структуры, а где развитие имело противоположную последовательность или сочетало и то, и другое. Во всяком случае, исследования Леви-Стросса и других этнографов, занимавшихся изучением древнего общества, говорят о возможности разных вариантов исторического развития. Леви-Стросс хорошо показал, как под воздействием запрещения кровосмешения, т.е. из-за потребностей развития того вида материального производства, который был связан с воспроизводством самого человека, происходила структурализация общества, менялись отношения в нем, развивалась культурам.
Исследования этнографов также показывают, что в процессе развития человеческих общностей – от локальной группы охотников и собирателей до надобщинных структур, представленных протогосударством, – возникало и усиливалось неравенство, деление на богатых и бедных. Становясь устойчивым, это деление было не результатом разных трудовых усилий индивидов и прямой эксплуатации своих соплеменников, а в большей степени следствием разделения труда, неодинаковым положением в постепенно складывавшейся социальной иерархии, связанным с исполнением необходимых для общественной жизни общих функций, требовавших применения насилия.