Смекни!
smekni.com

Византия: присвоение мира (стр. 2 из 5)

Расплывчатость грани между городом и деревней в какой-то мере объясняется аграрным характером византийских полисов. Когда в XII в. Идриси описывает города Византии, он в первую очередь подчеркивает наличие в них полей и виноградников, обилие зерна и фруктов. И точно так же византийские авторы на передний план выставляют сельские прелести городов: долины, рождающие густую траву и тяжелые колосья, реку, что дает в изобилии воду и рыбу. Даже внутри городских стен Константинополя имелись сады и хлебные поля, а преступнику, бежавшему из тюрьмы, удавалось несколько суток скрываться в густых зарослях у самого императорского дворца.

По-видимому, в VII в. позднеримскне города подверглись аграризации, размеры городской территории заметно сократились. Раннесредневековые Афины занимали площадь всего и 16 га, тогда как античный полис охватывал 125 га. Население Нергама начиная с VIII в. скучилось в южной части старого города, поблизости от башен, на верхних террасах около античного гимнасия. Часть византийских городов — просто крепости, замки. По своим размерам они не больше села: сохранилось описание по ловины такого замка — там было всего 6 домов и 5 хижин. Судя по археологическим данным, Херсон, важнейший опорный пункт византийского владычества в Крыму, насчитывал в X в. не более 6—7 тыс. жителей(А. Л. Якобсон. О численности населения средневекового Херсонеса.— «Византийский временник», т. XIX, 1961, стр. 154—167, ). Для малоазийских и балканских городов мы располагаем пока что лишь цифрами, сохраненными в некоторых хрониках, — неясно, в какой мере они достоверны. Население больших городов — Прусы, Никеи, Эдессы — исчисляется в 30—35 тыс. человек. По косвенным данным, число жителей Солуни, второго города империи, определяется в 100 или 200 тыс. человек, что, по-видимому, преувеличение.

Значительно резче, чем между селом и городом, грань проходила между столицей и провинцией. Константинополь был городом по преимуществу: средоточием богатств, местом изысканных развлечений, административным и культурным центром. Византийцы называли его царицей городов (по-гречески «полис»—женского рода), Царьградом и оком вселенной; уехать из Константинополя казалось им изгнанием, переездом в мир, где царит невежество и отсутствует благо.

Расположенный на Боспоре, Константинополь словно самой природой был предназначен играть роль торгового центра: здесь проходила сухопутная дорога из Европы в Азию и морской путь из Средиземноморья к плодородным степям по Днепру и Дону. Константинополь раньше других европейских городов сумел преодолеть экономический спад VII в. и, пожалуй, до XI столетия сохранял монопольное положение в византийском ремесле.

Он славился шелковым производством. Изделия столичных шелкоткацких мастерских поступали в императорский гардероб, украшали храмы, дворцы и главные улицы во время праздничных торжеств, их носила знать, и их с вожделением ждали иноземные князья. С мастерством ткачей состязалось искусство константинопольских ювелиров: изделия из золота, украшенные эмалью и драгоценными камнями, серебряные ларцы для мощей и книжные переплеты с инкрустациями почитались за образец во всем мире. Тут же работали лучшие стекловары и мозаикисты, резчики слоновой кости, гончары, приготовлявшие поливную посуду, каллиграфы и миниатюристы. Тут же были, конечно, и мастера более будничных профессий: столяры и строители, кожевники и красильщики, свечники и меховщики. На константинопольском монетном дворе чеканилась почти вся византийская золотая и серебряная монета (Почти до самого конца IX в. собственную золотую монету чеканили в мастерских Италии.). В столице были и оружейные мастерские, изготовлявшие византийское тайное оружие — «греческий огонь», изобретенную в VII в. горючую смесь, которую выбрасывали сифоны-огнеметы, сжигавшие вражеские корабли и укрепления.

Равно удаленный от северных и восточных границ империи, Константинополь был и ее естественным полиическим средоточием. Здесь пребывал императорский двор, важнейшие государственные учреждения. Здесь находились патриаршие канцелярии. Здесь сосредоточивались лучшие научные силы, писатели и художники.

Укрепленный тройным рядом стен с мощными башнями, украшенный монументальными зданиями дворцов и церквей, античными колоннами и статуями, свезенными сюда из разных мест, Константинополь казался западным путешественникам необыкновенным городом. «О, какой знатный и красивый город! — восторгается Фульшер Шартрский. — Сколько в нем монастырей, дворцов, построенных с удивительным мастерством! Сколько также удивительных для взора вещей на улицах и площадях! Выло бы слишком утомительно перечислять, каково здесь изобилие богатств всякого рода, золота, серебра, разнообразных тканей и священных реликвий».

О численности населения Константинополя мы располагаем довольно скудными сведениями. По-видимому, в IV в. она не превышала 100 тыс., а к моменту наивысшего расцвета, в VI в. достигала не более 400 тысяч человек. Дальнейший рост лимитировался как естественными пределами территории, включенной в городские стены, так и нехваткой пресной воды, которую частично подводили с помощью специального акведука. После разгрома 1204 г. Константинополь уже не оправился: повсюду виднелись пустыри, стояли разрушенные здания. К 1453 г. население города едва достигало 50 тыс.

Провинциальные города Византийской империи всем своим обликом отличались от античных. Геометрически строгая планировка греко-римских полисов, как правило уступала место прихотливой путанице узких улочек и переулков. Археологические раскопки в Коринфе показали, что старый римский форум был теперь застроен массой мелких жилищ, мастерских и лавок. Общественных зданий — помимо церквей — в провинциальных городах ие строили; античные гимнасии и театры пришли в запустение, лишь кое-где функционировали ипподромы. Бани сохранялись — и в городах и в сельских местностях, но их общественная роль (римские бани-термы служили своеобразными клубами) сошла на нет. Баня перестала быть нормальным элементом городского быта — она рассматривалась преимущественно как лечебное средство: врачи предписывали больным баню два раза в неделю. Как часто мылись здоровые византийцы, сказать трудно: монастырские уставы содержат разные цифры — от мытья дважды в месяц до посещения бани три раза в год. Феодор Продром высмеивает монаха, который не бывал в бане от пасхи до пасхи, и это не преувеличение: монашеский идеал предписывал праведнику не умываться иначе, как слезами.

Старые термы казались чересчур роскошными: подчас их приспосабливали под христианские храмы. Описанная Михаилом Хониатом провинциальная банька имела совсем убогий вид: в домишке, топившемся по-черному, не закрывались двери, так что моющиеся страдали от дыма и жара и вместе с тем мерзли из-за проникавшего внутрь холодного воздуха. Столичные же бани состояли из нескольких помещений, в трубы подавалась горячая вода, а воздух обогревался с помощью гипокавста — проведенного под полом центрального отопления.

Улицы были грязными — даже в Константинополе. Видавший виды француз Одо Дейльский был поражен обилием нечистот на улицах византийской столицы.

Городские жилища трудно отличимы от сельских усадеб. Археологические раскопки позволяют восстановив облик жилищ византийского Херсона: во дворе усадьбы размещалась кладовка, большие глиняные сосуды с зерном и соленой рыбой были врыты в землю, стояли амфоры с водой, вином и оливковым маслом; дом, возведенный из камня, крытый черепицей, выходил на улицу глухой стеной. Дома были одно- или двухэтажными, с земляным полом, обмазанным глиной. Помимо домов из камня и плоского кирпича-плинфы, византийцы знали и более скромный тип жилища. В Каппадокии под жилье охотно использовали пещеры. Дома на Керкире напоминали Василию Педиадиту шалаши сторожей: черепица на крыше была так скверно пригнана, что сквозь щели проникали и холод, и дождь. В городке Неакоми (западная часть Малой Азии) дома строили из ивняка), обмазанного глиной. В Константинополе же наряду с усадьбами, во дворе которых находились хозяйственные постройки, а в нижнем этаже могла быть устроена мельница, приводимая в движение ослом, имелись и четырех-пятнэтажные дома.

Комнаты византийского дома нередко разделялись плотными занавесями, за которыми было удобно подслушивать чужие секреты. Убранство дома изменилось с греко-римской поры — прежде всего потому, что практически исчез старый обычай обедать, возлежа на ложе. Византийцы сидели за столом на табуретах, иногда вогнутых в середине, а отдыхали на высоких креслах, ставя ноги на специальные подставки. Ложе служило теперь лишь, для сна — эта интимная часть человеческой жизни была как бы внешне отграничена от ее наиболее общественной части — трапезы. Византийские кровати были деревянными, в богатых домах — посеребренными, высокими, с изго-ловием. Они покрывались матрасами — в бедны жилищах набитыми тростником и соломой, в зажиточных гусиным пухом. Поверх матрасов клали ковры, звериные шкуры, цветные подушки. Вещи хранили в сундуках, обычно запиравшихся; шкафы для одежды (византийцы называли их «башенки») были лишь во дворцах. Свет проникал через узкие, нередко застекленные окна, вечером же зажигали светильники (обыкновенно глиняные), куда наливали оливковое масло.

Посуду изготовляли разнообразную — из глины, стекла, металла. Византийцы умели делать двойные сосуды, в нижней части которых тлеющие уголья поддерживали тепло — поэтому пища могла сохраняться горячей. Ели обычно руками, хотя двузубая вилка уже вошла в быт византийской аристократии. Из Византии вилка проникла в Италию, оттуда же — на север.