О манихействе можно говорить в двух смыслах: в узком - как о конкретном учении, сформулированном Мани, и в широком - как о методологической и гносеологической категории, обозначающей абсолютизацию логики инверсии, склонность осмыслять явления через радикальные инверсии. Суть манихейства в широком смысле слова не в самом существовании оппозиций,- поскольку они изначально присущи познанию и деятельности,- но в их абсолютизации, в формировании конструктивной напряженности, жестко ориентированной против срединной культуры, против взаимопроникновения полюсов, амбивалентности. Фактически манихейство можно интерпретировать как концептуальное, относительно детализированное представление об исключительном значении инверсии для существования человека в мире, как концепцию, противостоящую медиации, создающую нравственную основу антимедиации. Манихейство основано на абсолютизации жесткого противопоставления добра и зла, которые рассматриваются как две субстанции мира. Манихейство, следовательно, не только конкретно-историческая форма культуры, но методологическая и гносеологическая категория, метод якобы простого, ясного решения сложных проблем. Манихейство - наиболее простой и прямолинейный ответ на усложнение социокультурных проблем. Этот ответ заключается в том, что зло тождественно людям, которые отпали от добра и приобщились к космическому злу. Отсюда все человеческие проблемы должны решаться избиением "людей-насекомых", уничтожением враждебных сил: сословий, групп, государственности и т. д. Разумеется, далеко не все исторические формы манихейства как в широком, так и в узком смысле слова доходили до крайних выводов. Но общая тенденция манихейства тяготела именно к поиску решений социальных задач на путях ненависти к людям, помеченным признаками зла, на путях ненависти к государственности и сословности как таковым.
Об огромной популярности манихейства свидетельствуют исторические факты. После мучительной казни Мани и части его сторонников его учение распространилось от Монголии и Китая до Египта, Северной Африки и Рима. Оно стало питательной средой многочисленных ересей средневековья: павли-киан, богомилов, катаров, альбигойцев, молокан и т. д., которые сотрясали основы государственности. Как известно, влияние христианства в средневековой Европе многие столетия носило весьма поверхностный характер. В широких народных массах сохраняли свою силу языческие представления, в которых существенную роль играла вера в дьявола. В обществе господствовали инверсионные представления, инверсионная форма реакции на стрессовую ситуацию. Это открывало большой простор для ересей манихейского типа, трактующих мир как извечную борьбу добра со злом, бога и дьявола, истолковывающих государственность и сословность как проявление извечного зла. Эти ереси противостояли самой идее середины как в развитии культуры, так и в социальных отношениях. Например, движение вальденсов и катаров не признавало за церковью роли посредника между людьми и богом, т. е. не признавало социальные институты, способные быть своеобразным медиатором между противоположностями. Манихейство, во всяком случае, в его расхожих вариантах ожидает наступления времени, когда добро окончательно восторжествует, т. е. будет существовать лишь один полюс дуальной оппозиции. Утопизм манихейства - в абсурдности попыток найти этот идеал. Исключительная привлекательность манихейства для широких масс объясняется бесхитростной простотой, с какой оно объясняло существование социального зла.
Манихейство стало идеальной системой представлений, противостоящих государственности, всякому усложнению социальных отношений, культуры, всякой "зауми". Оно сеяло иллюзии, что все это - результат козней злых сил и что ликвидация возникшего в связи с этим дискомфортного состояния лежит через использование первобытной формулы, т. е. борьбы людей с нелюдьми, с демонами. Те слои населения, где преобладали догосударственные настроения, стремление во что бы то ни стало сохранить досословные и догосударственные формы жизни, нашли в манихействе свою культурную почву, свое миросозерцание.
Манихейство - вечный соблазн культуры. Оно постоянно концентрировалось на нижних уровнях культуры, но в скрытой форме пробивалось и на высшие в формах, в целом чуждых ему и даже враждебных, например, внутри монотеистического христианства. Оно проникало туда в форме сомнения в том, имеет ли право существующая церковь связывать себя с христианством, не подменена ли она царством сатаны, антихриста. Манихейство могло скрываться на заднем плане монотеизма. Так что высшая культура тоже несла в себе скрытую эстафету манихейства. Элементы дуалистической картины мира, трактованной как противоборство добра и зла и тяготеющей к манихейству в широком, гносеологическом смысле слова, можно обнаружить у пророков Израиля. У них налицо противопоставление Правды низов кривде царей. Пророк Малахия провозглашал, что нечестивые будут опалены огнем, когда "взойдет солнце правды". Дуалистические традиции пророчества развивались в ветхозаветных и новозаветных писаниях, в канонических книгах и апокрифах - в Книге Притчей Соломоновых, книге Еноха, книге юбилеев, Завещании двенадцати патриархов, Успении Моисея, Апокалипсисе, в откровениях, приписываемых Баруху, Ездре и другим. В Новом Завете можно отметить тенденцию к абсолютизации логики инверсии. Достаточно указать на Апокалипсис, где кесари рассматривались как чудовищное воплощение сатанинской "бестии". Тем не менее монотеизм иудаизма и христианства противостоял манихейству.
Требуется специальное исследование о влиянии зороастризма и манихейства на славянскую культуру. Народы, населявшие земли, где затем стали жить русские, находились под большим влиянием зороастризма. Многие языческие славянские боги восходят к индоевропейской эпохе. Бесспорно "воздействие иранской мифологии" - "наследие скифо-ско-лотского времени" в славянской культуре (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. С. 453). Видимо, именно из этих "глубин фольклорной памяти черпали волхвы-жрецы материал для своей интересной системы" (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. С. 447.).
Зороастризм как мощное религиозное движение в древнем Иране, как "религия спасения" вдохновил гностицизм и манихейство. Ему, в конечном счете, обязаны своим возникновением альбигойство, богомильство, павликианство и религия русских волхвов (Светлов Э. Вестники Царства Божия: Библейские пророки от Амоса до реставрации. Брюссель, 1986. С. 363.). "Перспективными являются поиски в религиозно-мифологических представлениях скифов исконно иранских незаимствованных мотивов, выявление схождений с другими системами на уровне общеиранского и даже общеарийского мифологического пласта" (Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сакских племен. М., 1977. С. 15). Официальный облик религии скифские царства приняли от Ирана в форме маздакизма, манихейского учения III века (Ростовцев М.И. Представление о монархической власти в Скифии и на Боспоре// Известия Археологической комиссии. СПб., 1913. С. 17). Есть сведения о влиянии манихейства в узком смысле слова на волхвов - носителей дохристианской мифологической культуры на Руси. Развитие христианства стимулировало борьбу против манихеев (Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. М., 1913. Т. 2. С. 68). Имеет место, однако, и точка зрения, что при утверждении христианства на Руси победу над греческой верой одержала "мрачная религиозная доктрина" - богомильство. Объединения богомилов существовали в Киеве еще до крещения Руси. Влияние богомильства можно проследить в летописях, например, в дуалистическом сказании волхвов о сотворении человека богом и дьяволом, "имевшем богомильско-апокрифическое происхождение" (1071). В Киевской Руси приобретали популярность апокрифы. Многие из них сложились в еретических общинах (например, среди болгарских богомилов).
Первостепенный интерес при изучении культуры представляет анализ степени абсолютизации противоположности полюсов оппозиции, значимость инверсионных методов принятия решений, действий в процессе преодоления противоположности этих полюсов. Это можно проследить в развитии литературы и, что еще важнее, в массовом сознании. Идеал Правды в народной утопии "представляет собой предвосхищение совершенного состояния рода человеческого на земле. Он необходимо включает представления и убеждение, что предельно-совершенное состояние является изначальным и непреходящим достоянием человеческого рода на земле, не химерой, не воображением, а реальным достоянием, насильственно отчужденным, однако, и подлежащим возврату по законной принадлежности" (Клибанов Л.И. Народная социальная утопия в России. С. 9). Антитеза "Правда - кривда" шагнула из книжности в устное народное творчество, что следует рассматривать как "свидетельство созвучия се народному мировоззрению". В этой связи интересна переведенная с греческого и подвергнутая богомильской (т.е. манихейской) обработке "Беседа трех святителей", которая вошла в древнерусскую письменность с XI века. Показательно, что эта манихейская "Беседа" являлась своеобразным народным эквивалентом Библии и расходилась во множестве списков среди широких кругов слушателей и читателей. Она была необыкновенно популярна. Даже после появления печатной Библии влияние "Беседы" не исчезло. Другой столь же популярный памятник, "Палея Толковая" (XIII век), излагает идею о небесном происхождении Правды. Идея извечной борьбы Правды и кривды - строительный материал народной утопии, формирования социальных ценностей народа.
Литература Древней Руси видела мир в чисто манихейских представлениях через прямолинейное разграничение, противопоставление добра и зла. Грех и греховодники всегда сурово осуждались. Эмоции, переживания героев, особенно в житийной литературе, изображались обычно одномерно и контрастно - через оппозиции: либо скорбь, горе, либо радость, веселье. Сам человек выступал либо абсолютно добрым, либо абсолютно злым. У писатсля-агиографа Пахомия Логофета (Серба) (XV век) подвижники родятся "такими же святыми, какими и умирают... В жизни подвижников мы не находим ни единого темного пятна от раннего детства до блаженной кончины в старости глубокой"26. Первое крупное произведение агиографии "Чтения о Борисе и Глебе" (XI век) носит отчетливо манихейский характер. Князь Святополк - злодей по своему существу, воплощение тьмы. Он упоминается только с эпитетом "Окаянный" и подлежит полному и безоговорочному осуждению по божественному и человеческому закону.