В современной науке дискутируются два возможных варианта датировки жизни Аристея: VII[1] или VI[2] в. до н.э. Главными основаниями для этих датировок служат указания Геродота и Свиды[3]. Согласно Геродоту, Аристей появился в Метапонте через 240 лет после своего возвращения в Проконнес из путешествия в Скифию, которое само длилось 7 лет (IV, 14-15.1). Свида синхронизирует Аристея с Киром и Крезом и датирует его «появление» (очевидно – акмэ[4]) 58 олимпиадой, то есть – 548-545 гг. до н.э.: ãÝãïíå äc êáôN Êñïsóïí êár Ê™ñïí, EïëõìðéÜäé í<ç>A(A 3900). Иными словами, Свида связывает деятельность Аристея с событиями персидского завоевания Лидии.
Обе эти даты, несомненно, искусственны. Датировка Геродота, очевидно, является результатом хронологических вычислений, основанных на счёте лет по поколениям, где одно поколение принимается за 40 лет[5]. В основе сообщения Геродота должно лежать указание о том, что путешествие Аристея состоялось за шесть поколений до его появления в Метапонте[6]. При этом Геродот указывает: «следующее же, я знаю, случилось у метапонтян в Италии на 240-й год после второго исчезновения Аристея, как я нашёл, сопоставляя то, что говорят в Проконнесе и Метапонте» (©ò d㦠óõìâáëëüìåíïò dí ÐñïêïííÞóv ôå êár Ìåôáðïíôßv åœñéóêïí; IV, 15.1). Это даёт основание полагать, что цифра в 240 лет могла быть вычислена самим Геродотом. Такому выводу противоречит тот факт, что Геродот в своих хронологических вычислениях обычно исходил из равенства трех поколений 100 годам (II, 142), но не 40 или 30 лет одному поколению[7]. События в Метопонте, вероятно, имели место при жизни Геродота, но сведения о них он мог получить, скорее всего, во время своего визита в Италию в 443 г. до н.э., связанного с основанием Фурий. Следовательно, именно это событие является наиболее вероятной точкой отсчёта (точнее –terminus ante quem для подобной точки отсчёта) для определения времени жизни Аристея[8].
Датировка по поколениям должна отличаться сравнительной надёжностью, поскольку она обычно основывается на некой локальной генеалогической традиции. Так и в данном случае Геродот прямо ссылается на сведения, полученные им в Проконнесе и Метапонте. В качестве свидетельства недостоверности даты Геродота, часто отмечается то обстоятельство, что, если буквально понимать его слова, путешествие Аристея должно относиться ко времени, когда Проконнес в лучшем случае был только что основан, если не к ещё более раннему периоду[9]. Однако здесь следует учитывать то, что при переводе датировки, основанной на счёте поколений, в абсолютную дату результаты могут получаться совершенно произвольные, причём обычно имеет место тенденция к удревнению, что мы, очевидно, наблюдаем и в данном случае.
Обстоятельством, осложняющим понимание данных Геродота, является то, что в колониях Италии были широко распространён местный культ героя ойкиста Аристая, с образом которого могли быть смешаны сведения о проконнесце[10]. Это подрывает наше доверие и к дате, сообщаемой Геродотом, которая также первоначально могла относиться к метапонтскому герою Аристаю.
Датировка Свиды на первый взгляд подкупает своей конкретностью. Но при этом Свида не даёт никакой возможности определить, на каких реальных фактах основывается сообщаемая им дата[11]. Между тем, датировка «временем Кира и Креза» сама по себе вызывает подозрения. Дело в том, что в античной литературе чрезвычайно широко распространены сюжеты, которые помещают в контекст событий, связанных с персидским завоеванием Лидии, различные истории из жизни многих знаменитых греческих деятелей[12]: Фалеса (Hdt., I, 74-75), Бианта (Hdt., I, 27; Diog. Laert., I, 82-88), Периандра (Hdt., I, 70; III, 48; 94-95), Питтака (Hdt., I, 27; 74-81; Diog. Laert., I, 94-100; 101-105), Алкмеона (Hdt., VI, 125), Солона (Hdt., I, 29-34; 87; Diog. Laert., I, 2, 50-51; Plut. Sol., 27-28; etc.), полумифического скифского мудреца Абариса (Pind. F. 270. Snell), и даже всех семи мудрецов, которые якобы собрались у Креза (Ephor.: FGH. 70. F. 181 = Diog. Laert., I, 40)[13]. При этом большинство таких историй являются недостоверными, а большинство фигурирующих в них деятелей в действительности жили в VII – первой половине VI вв. до н.э. и никак не были связаны с персидским завоеванием Лидии[14]. Появление в античной традиции подобных исторически невероятных сюжетов связано с тем колоссальным впечатлением, которое произвело на греков падение Лидии. Поэтому вполне вероятной представляется, что Аристей, в действительности никак не связанный с событиями завоевания Лидии, будучи при этом известной фигурой, так же как и ряд перечисленных выше персон, был произвольно помещён в данный исторический контекст. Таким образом, указание Свиды с большей вероятностью могло бы свидетельствовать о том, что время жизни Аристея, так же как и время жизни остальных указанных деятелей, следует отнести к периоду более раннему, нежели время персо-лидийской войны.
Другим основанием для недоверия датировке Свиды служит тот факт, что в его сообщении явно проступает соединение сведений о двух разных Аристеях. Так Свида приводит два патронимика Аристея (сын Демохарида или Каистробия) и приписывает ему наряду с «Аримаспеей» также прозаическое сочинение «Теогония» и ряд поэм, ложно приписываемых некому Писандру (Suid., s.v. Ðåßóáíäñïò; Ðåßóùíïò). Возможно, что и дата, сообщаемая Свидой, относится именно к Аристею сыну Демохарида, автору «Теогонии» и ряда поэм. Показательно также, что Свида, говоря о содержании «Аримаспеи», следует поздней традиции, отождествляющей гипербореев и аримаспов. Это заставляет сомневаться в том, что данные, известные Свиде, восходили к подлинному сочинению Аристея[15].
Таким образом, свидетельства Геродота и Свиды не могут служить надёжным основанием для датировки жизни Аристея. Поэтому единственным надёжным способом датирования деятельности Аристея является поиск и анализ возможных заимствований из «Аримаспеи» в последующей литературной традиции.
Самое раннее из дошедших до нас упоминаний об Аристее принадлежит Пиндару (F. 271. Snell-Mähler). До Пиндара, судя по всему, «Аримаспею» использовал уже Гекатей (он упоминал исседонов: FGH. 1. F. 193)[16]. Три основных источника, передающих традицию Аристея: Геродот (III, 116; IV, 13; 26), Дамаст (FGH. 5. F. 1) и Павсаний (I, 24.6), возможно, черпают свои сведения именно через передачу Гекатея[17]. Эти авторы описывают одинаковую диафесу народов, следующих с севера на юг: «другое море» (Damast.)—Гипербореи—Рипейские горы—Грифы—Аримаспы—Исседоны или исседы[18]—Скифы—«южное море» = Понт (Hdt., IV, 13).
Самым ранним автором, сообщающим сведения, которые могли быть заимствованы из «Аримаспеи», является Алкман[19]. Со скифской темой связаны три его фрагмента: 1. упоминание Рипейских гор: «гора Рипы сплошь покрытая лесом, чёрной ночи грудь» (FÑßðáò –ñïò PíèÝïí œëu, íõêô’ò ìåëáßíáò óôÝñíïí; PMG. F. 90); 2. упоминание народа исседоновсо специфической неаристеевской формой этнонима: EÅóóçäüíåò[20] – «эсседоны» (PMG. F. 156); упоминание «Колаксаева коня»: lððïò åkâÞív Êïëáîásïò äñïìåßôáé (PMG. F. 1.59).
Первые два фрагмента показывают, что Алкману был известен некий вариант «аристеевской географии» – диафесы, которая описывается в традиции Аристея. Этот факт ещё не предполагает в обязательном порядке знакомство Алкмана с «Аримаспеей», хотя делает его весьма вероятным. Упоминание «Колаксаева коня» свидетельствует о том, что ему была известна приводимая Геродотом (IV, 5-7.2) скифская этногенетическая легенда, в которой фигурирует Колаксай – первый царь скифов[21]. Судя по повествованию Геродота, с этой легендой связано описание «страны падающих перьев» – непреодолимого северного предела земли скифов (IV, 7; 31). Отсюда можно предполагать, что описание этой страны также должно было быть известно Алкману.
Форма этнонима «эсседоны» (essedones) часто встречается в сочинениях латинских авторов. Это позволяет заключить, что все такие упоминания «эсседонов», а также другие связанные с «аристеевской» географией сведения, которые сообщают авторы, упоминающие «эсседонов», должны восходить в конечном итоге к Алкману[22]. Для такого предположения имеется ряд подтверждений.
1. Наиболее целостное описание «аристеевской» географии, в котором употребляется форма «эсседоны», приводится в традиции Агриппы (Mela, II, 2; Plin., IV, 74).Агриппа, говоря о Сарматии, описывает географическую систему близкую Геродоту, но при этом искусственно встраивает в неё ряд народов, протянувшийся с севера на юг: Океан—гипербореи—Рифейские горы—странаПтерофор—грифы—аримаспы—эсседоны (essedones), обитающиедо Меотиды—савроматы, обитающие у реки Бук—озеро Бук (Buces), связанное с Меотидой (Сиваш), и впадающая в него река Бук[23].
Аналогичная диафеса народов описывается Страбоном (в качестве самого южного народа здесь также фигурируют не скифы, а савроматы): «древние эллинские писатели (ïj ðáëáéïr ô§í FÇëëÞíùí óõããñáöåsò) называли все северные народности общим именем скифов или кельтоскифов, а ещё более древние (ïj äE hôé ðñüôåñïí), различая их по частям, называли живущих выше Эвксина, Истра и Адрия гипербореями, савроматами и аримаспами, а живущих за Каспийским морем [называли] одних саками, других массагетами, не имея ничего определённого, чтобы сообщить о них, хотя и описывали войну Кира с массагетами. Однако в результате своих исследований историки не сообщили об этом племени ничего точного и правдоподобного, а древняя история персов, мидян и сирийцев не прибрела большей достоверности из-за наивности писателей и их увлечения мифами» (XI, 6.2-3)[24].