В этот период правления царь вел с избранными своими советниками смелую внешнюю и внутреннюю политику, целью которой было, с одной стороны, добиться берега Балтийского моря и войти в непосредственные торговые и культурные отношения с Занадной Европой, а с другой – привести в порядок законодательство и устроить областное управление; создать местные земские миры и призвать их к участию не только в местных судебно-административных делах, но и в деятльности центральной власти.
Одним словом говоря Россия имела хорошего царя, которого любил народ и который трудился на благо государства.
Второй этап царствования.
Перемены в царе, опричнина.
Вероятно ли, чтобы государь любимый, обожаемый мог с такой высоты блага, счастия, славы низвергнуться в бездну ужасов тиранства? Но свидетельства добра и зла
равно убедительны, неопровержимы. История не решит вопроса о нравственной свободе человека; но, предполагая оную в суждении своем о делах и характерах, изъясняет те и другие, во-первых, природными свойствами людей, во-вторых, обстоятельствами или впечатлениями предметов действующими на душу. Иоанн родился с пылкими страстями, с воображением сильным. Худое воспитание, испортив в нем естественные склонности, оставило ему cпособ к исправлению в одной вере; ибо самые дерзкие развратители царей не дерзали тогда касаться сего святого чувства. Друзья отечества и блага в обстоятельствах чрезвычайных умели ее спасительными ужасами тронуть, поразить его сердце; исхитили юношу из сетей неги и с помощию набожной, кроткой Анастасии увлекли на путь добродетели. Несчастные следствия Иоанновой болезни расстроили сей прекрасный союз, ослабили власть дружества, изготовили перемену.
Государь возмужал страсти зреют вместе с умом, и самолюбие действует еще сильнее в летах совершенных. Пусть доверенность Иоаннова к разуму бывших наставни- ков не умалилась; но доверенность его к самому себе увеличилась. Благодарный им за мудрые советы, государь престал чувствовать необходимость в дальнейшем руковод- стве и тем более чувствовал тягость принуждения, когда они, не изменяя старому обыкновению, говорили смело, решительно во всех случаях и не думали угождать его человеческой слабости. Такое прямодушие казалось ему непристойною грубостию, оскорбительною для монарха. Многие завидовали избранному положению Сильвестра и Адашева. И эти обыкновенные завистники, не терпящие никого выше себя, не дремали, угадывали расположение Иоаннова сердца и внушали ему, что Сильвестр и Адашев суть хитрые лицемеры: проповедуя небесную добродетель, хотят мирских выгод; стоят высоко пред троном и не дают народу видеть царя, желая присвоить себе успехи, славу его царствования, и в то же время препятствуют сим успехам, советуя государю быть умеренным в счастии: ибо внутренно страшатся оных, думая, что избыток славы может дать ему справедливое чувство величия, опасное для их властолюбия. Вскоре Адашев и Сильвестр были удалены от двора. Роковой точкой надлома Иоанна стала смерть Анастасии. Совершенно нелепо ее смерть была приписана Адашеву и Сильвестру, при помощи их завистников и недоброжелателей. Нервный и одинокий, Иван потерял нравственное равновесие, всегда шаткое у нервных людей,
когда они остаются одни.
При таком настроении царя в московском Кремле случилось странное, небывалое событие. Раз в конце 1594 г. там появилось множество сарней, Царь, ничего никому не говоря собрался со своей семьей, и с некоторыми при- дворными куда-то в дальний путь захватил с собой утварь, иконы кресты, платье и всю свою казну и выехал из столицы. Видно было, что это ни обычная богомольная, ни увеселительная поездка царя, а целое переселение. Москва оставалась в недоумении; не догадываясь, что задумал хозяин. Государь остановился в Александровской слободе. Отсюда через месяц по отъезде царь прислал в Москву две грымоты. В одной, описав беззакония боярского правления в свое малолетство, он клал свой государев гнев на все духовенство и бояр, а всех служилых и приказных людей, поголовно обвинял их в том, что они о государе, государ- стве и обо всем православном христианстве не радели, от врагов их не обороняли, напротив, сами притесняли христиан, расхищали казну и земли. И вот царь гласила грамота, “от великой жалости сердца”, не стерпев всех этих измен, покинул свое царство и пошел поселиться где ему Бог укажет. Московскому простонародью, купцам и всем тяглым людям столицы царь повислал другую грамоту, которую им прочитали всенародно на площади. Здесь, царь писал, что царской опалы и гнева на них нет.
Все замерло, в столице. Лавки закрылись, приказы опустели, песни замолкли, в смятении и ужасе город завопил, прося митрополита, епископов и бояр ехать в слободу, бить челом государю, чтобы он не покидал государства. При этом простые люди кричали, чтобы государь вернулся на царство оборонять их от волков и хищных людей; а за государских изменников и лиходеев они не стоят и сами их истребят.
Москва с нетерпением ждала царя, и долго; говорили, что он занимается тайным делом с людьми ближни-
ми; угадывали оное не без боязни. Наконец, 2 февраля, Иоанн торжественно въехал в столицу и на другой день
созвал духовенство, бояр, знатнейших чиновников. Вид его изумил всех. Опишем здесь наружность Иоаннову. Он был велик ростом, строен; имел высокие плеча, крепкие мышцы, широкую грудь, прекрасные волосы, длинный ус, нос рим- ский, глаза небольшие, серые, но светлые, проницательные, “ исполненные огня ” лицо не когда приятное. В сие время он так изменился, что нельзя было: узнать его: на лице изображалась мрачная свирепость; все черты исказились;. взор угас; а на голове и в бороде не осталось почти ни одного волоса, от неизъяснимого действия ярости, которая кипела в душе его. Снова исчислив вины бояр и подтвердив согласие остаться царем, Иоанн сказал, что он для своей и государственной безопасности учреждает особенных телохрани- телей. Такая мысль никого не удивила: знали его недоверчи- вость, боязливость, свойственную нечистой совести; но обстоятельства удивили, а следствия привели в ужас Россию: 1) царь объявлял своею собственностию города: Можайак, Визьму, Козельск, Перемышль, Велев, Лихвин, Ярославец, , Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец и др. также волости московские и другие с их доходами. 2) выбирал 1000 телохранителей из князей, дворян, детей боярских и давал им поместья в сих городах, а тамошних вотчинников и владельцев переводил в иные места; 3) в самой Москве взял себе улицы Чертоль- скую, Арбатскую с Сивцовым Врагом, половину Никитской с
разными слободами, откуда надлежало выслать всех дворян и приказных людей, не записанных в царскую тысячу; 4) назна- чал особенных сановников для услуг своих: дворецкого, казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремеслен- ников; 5) наконец, как бы возненавидев славные воспоминания кремлевские и священные гробы предков, не хотел жить в великолеином дворце Иоанна 3: указал строить новый.
Сия часть России и Москвы, сия тысящная дружина Иоаннова, сей новый двор, как отдельная собственность царя, находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною; а все остальное – то есть все государство – земщиною, которую Иоанн поручал боярам земским.
4 февраля Москва увидела исполнение условий, объяв-
ленных царем духовенству и боярам. Начались казни мнимых изменников, которые будто бы умышляли покушаться на жизнь Иоанна, покойной царицы Анастасии и детей его.
Опричник, или кромешник, – так стали называть их, как бы извергов тьмы кромешной, – мог безопасно теснить, грабить соседа и в случае жалобы брал с него пеню за бесчестье. Сверх многих иных злодейств, к ужасу мирных граждан, следующее вошло в обыкновение: слуга опричника, исполняя волю господина, с некоторыми вещами прятался в доме купца или дворянина: господин заявлял его мнимое бегство, мнимую кражу требовал в суде пристава, находил своего беглеца с поличным и взыскивал с невинного хозяина тысячу или более рублей. Не было снисхождения; надлежало или немедленно заплатить, или идти на правеж: то есть не удовлетворенному истцу давалось право вывести должника на площадь и сечь его всенародно до заплаты денег. Иногда опричник сам подметывал что-нибудь в богатую лавку, уходил, возвращался с приставом и за сию будто бы украденную у него вещь разорял купца; иногда, схватив человека на улице, вел его в суд, жалуясь на