А время и вправду было непростое. Дело в том, что XVI век — это столетие небывалой духовной напряженности во всем христианском мире. И связана эта духовная напряженность была всего лишь с одной календарной датой.
Здесь следует напомнить, что до конца XVI века весь христианский мир жил в летосчислении от Сотворения мира, и только в конце XVI столетия Западная Европа перешла на новое летосчисление — от Рождества Христова (Россия на это летосчисление перешла в 1700 году). В 1492 году (если мерить историю более привычным для нас летосчислением от Рождества Христова) закончились 7000 лет по летосчислению от Сотворения мира и началось восьмое тысячелетие. Следовательно, вся последующая история — это уже история восьмого тысячелетия от Сотворения мира, которое продолжается до сих пор.
1492 год — кардинальная дата в мистических ожиданиях христианского Средневековья. По различным пророчествам, очень популярным в христианском мире, конец седьмого тысячелетия должен был ознаменоваться пришествием в мир и воцарением антихриста. Если следовать христианскому пониманию истории, то вслед за воцарением антихриста должно состояться Второе пришествие Христа, затем — Последняя битва между воинством Христовым и силами сатаны, а далее — Страшный суд и… конец земной истории человечества, «конец миру», как писали наши предки.
Собственно в 1492 году никаких видимых страшных событий не произошло, но в христианском мире утвердилось представление о том, что восьмая тысяча лет от Сотворения мира — это время, когда антихрист может явиться в мир в любой час и, как следствие, в любой час можно и нужно ждать «скончания миру». Но для христиан подобное ожидание «скончания миру» во «всякий час» означало и другой важнейший духовный вывод — «всякий час» нужно быть готовым к концу истории, готовым в духовном понимании, т.е. во «всякий час» христианин должен быть готов предстать перед Страшным судом Господним.
Именно это ожидание «скончания миру» и определило высочайшую духовную напряженность, царившую в христианском мире в XVI столетии. К примеру, именно ожидание скорого «конца мира» и Страшного суда побудило Мартина Лютера, а вслед за ним и его последователей, искать иные пути спасения, нежели те, которые предлагала Римско-католическая Церковь. В итоге, противостояние церковных реформаторов и римского папского престола привело к расколу Католической Церкви и образованию разнообразных протестантских Церквей.
Именно это высочайшее духовное напряжение стало главной причиной жесточайших религиозных войн во многих странах Западной Европы — Германии, Франции, Нидерландах, Англии. Эти войны длились десятилетиями, к примеру, во Франции — 32 года (1562–1594 гг.), в Нидерландах — 43 года (1566–1609 гг.), и унесли десятки, а то и сотни тысяч жизней, ибо в ходе религиозных войн и противостояний, католики и протестанты без жалости уничтожали друг друга. Только в 1572 году за одну печально знаменитую Варфоломеевскую ночь во Франции убили, по разным источникам, от 5 до 30 тыс. протестантов-гугенотов, а за последующие полгода — еще 70 тысяч. Не одну сотню протестантов-англикан сожгли на кострах в годы правления королевы Марии Кровавой в Англии в 1555–1558 гг. В свою очередь, и протестанты не останавливались перед массовым избиением католиков. Так, лишь за последние 17 лет (в 1530–1547 гг.) правления английского короля Генриха VIII, после того как он перешел в англиканство, были сожжены, казнены и умерли в тюрьмах 70 тыс. последователей католицизма. Кроме того, Генрих VIII жесточайшим образом подавил восстание в католической Ирландии и восстание «пилигримов Божией милостью» на севере Англии.
Конечно, во всех этих массовых расправах играли роль и другие причины: борьба за власть и собственность, за национальную независимость, за удовлетворение личных амбиций и корысти. Однако жестокость и бескомпромиссность борьбы католиков и протестантов определялись именно духовным противостоянием: и те, и другие почитали друг друга еретиками, теми, кто уже подпал под власть врага человеческого и недостоин спасения. Следовательно, физическое уничтожение как можно большего числа еретиков — это, во-первых, потенциальное уменьшение антихристовой рати в предстоящей Последней битве, и, во-вторых, возможная помощь гибнущим душам убиенных, ибо они, убиенные еретики, не успели послужить ожидаемому антихристу.
Точно такая же духовная напряженность с конца XV века царила и в России. Еще в 1489 году (за три года до ожидаемого «конца миру») новгородский архиепископ Геннадий пришел к выводу, что в Евангелии вовсе не говорится о том, когда именно случится «скончание мира». Более того, владыка Геннадий утверждал, что чисто математическое решение этой важнейшей эсхатологической проблемы неверно в принципе. Ведь Промысел Божий неподвластен человеческому разуму, и рассчитать с уверенностью Божии деяния никто не в силах. Поэтому несколько раз архиепископ Геннадий повторяет слова святителя Григория Богослова о том, что «конца мира» нужно ждать всякий час: «А по Богуслову, и намъ на всякъ часъ ждати скончания» (22).
Подобное духовное напряжение послужило причиной борьбы с ересью «жидовствующих», покушавшихся, по мнению многих деятелей Русской Православной Церкви, на духовное единство русского народа. И тот же архиепископ Геннадий Новгородский, и преподобный Иосиф Волоцкий требовали примерного, вплоть до смертной казни, наказания еретиков. В спор с ними вступил другой многоуважаемый подвижник — преподобный Нил Сорский, считавший, что наказывать еретиков надо, но не до смерти. В итоге, казнь все же состоялась: зимой 1504 года трех обвиненных в ереси последователей «жидовствующих» сожгли на льду замерзшей Москвы-реки, еще одного — в Новгороде Великом.
Ожидание скорого прихода антихриста и «конца миру», и, как следствие, высочайшее духовное напряжение, сохранялось в России на протяжении всего XVI столетия, а позднее — и в XVII веке. Это напряженное духовное состояние зафиксировал в приписке на полях одной из своих рукописей князь А.М. Курбский: «Смотри в Апокалипсисе: “Зверь… есть восьмой”. Это значит, что в восьмой тысяче лет наступает с великой злобой Антихрист, который хоть и не пришел еще, но все же стоит уже на пороге широких и просторных дверей и действует вместе со своими пособниками, помогающими ему. “И из числа семи пойдет в погибель”, и прочее смотри там и понимай духовно» (23).
Через несколько десятилетий, в начале XVII века, те же апокалиптические настроения отразил известный политический деятель и мыслитель времен Смуты Иван Тимофеев, назвавший свое сочинение «Временник по седмой тысящи от Сотворения мира во осмой в первые лета». Для Ивана Тимофеева сама Смута, перипетии которой он описывает и причины которой анализирует во «Временнике», является доказательством истинности убеждения в том, что восьмая тысяча лет от Сотворения мира — это время воцарения антихриста. О распространенности подобных настроений свидетельствует и тот факт, что в народном мнении за Лжедмитрием I закрепилось совершенно определенное прозвание — «предтеча антихриста». А еще позднее, именно споры об антихристе и «конце миру» послужили одной из важнейших духовных причин Раскола Русской Православной Церкви.
При этом в России апокалиптические ожидания воспринимались и глубже, и сильнее, нежели в Западной Европе. Гибель Византийской империи в 1453 году и подчинение восточно-христианского мира власти турецкого султана (под властью турок оказались все тогдашние православные патриархаты — Константинопольский, Антиохийский, Александрийский, Иерусалимский) означало, что Россия теперь осталась единственным в мире независимым православным государством, единственным государством, способным выступить защитников православия во всем мире. Особенно это стало понятным на Руси после окончательного освобождения от ордынского ига в 1480 году.
Для русского религиозного сознания той поры смысл свершившихся исторических событий виделся совершенно определенный — Сам Господь избрал Русь для осуществления на земле неких Высших, Божественных предначертаний. В этот период Москва начинает осознаваться как центр, ядро, средоточие не только России, но всего мира.
Именно поэтому, с конца XV столетия, в России происходит какой-то неимоверный по силе и последствиям духовный и интеллектуальный взрыв — духовные и светские мыслители начали напряженнейшую духовную работу по поиску нового места Русского государства и русского народа в мировой истории. Они стремились найти ответ на вопрос — какой же замысел вложил Господь в независимое Русское государство накануне Второго пришествия Христова и «конца миру»?
Результатом этого поиска стало появление ряда важнейших для русской истории духовно-политических идейных комплексов и образов. Так, митрополит Зосима относил евангельское пророчество — «первые будут последними, а последние первыми» — к Византии и Руси, и обосновывал этим пророчеством идею «Москвы — нового града Константина» (24). Значение России в качестве нового центра мирового христианства стремится обосновать Русский Хронограф 1512 года — скорбно перечислив православные «благочестивые царства», павшие под вражескими ударами, автор Хронографа заканчивает с гордостью: «Наша же Российская земля растет и младеет и возвышается…» (25). Еще одним результатом этого духовного поиска стали послания так называемого «Филофеева цикла», автором которых называли старца Елеазаровского Псковского монастыря Филофея (ок. 1465–1542). В этих посланиях обосновывалось учение о России, как «Третьем Риме», позднее названное теорией «Москва — Третий Рим» (26). Именно в этих посланиях возникает знаменитая формула: «Яко вся христианская царства приидоша в конець и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьским книгам то есть Ромеиское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти».