П.Б. Струве, экономист, философ, публицист: «В истории русского управления мало фигур можно поставить рядом с Витте, и одного только человека можно поставить выше его: Сперанского… Витте был, несомненно, гениальным государственным деятелем, как бы ни оценивать его нравственную личность, его образованность и даже результаты его деятельности. Более того: все личные недостатки Витте лишь подчеркивают его политическую гениальность… Нравственная личность Витте – следует прямо сказать – не стояла на уровне его исключительной государственной одаренности… Он был по своей натуре беспринципен и безыдеен… Витте не изменял взглядов и принципов, ибо их у него вовсе не было… Отсутствие морально-идейного стержня у Витте было особенно поразительно именно в связи с его политической гениальностью. Это налагало на всю его фигуру почти зловещий отпечаток» [16].
М.Н. Покровский, советский историк: «Не будучи морально выше своих современников-бюрократов, Витте несколькими головами превышал их по своему уму и организаторским способностям» [16].
А.А. Лопухин, начальник департамента полиции: «Бюрократический Петербург хорошо знал С.Ю.Витте и характеризовал его всегда так: большой ум, крайнее невежество, беспринципность и карьеризм. Все эти свойства отразились в воспоминаниях Витте, как в зеркале. Отсутствие элементарной научной подготовки и нравственных устоев было причиной того, что, будучи государственным деятелем, он не был человеком государственным. Для этого он не обладал не только общим государственным планом, но даже руководящей государственной идеей, Все, на что он оказался способен, это отдельные более или менее крупные меры, из которых одна, винная монополия, при существовавшем в то время государственном строе, не могла принести народу ничего, кроме вреда, другая, денежная реформа, притом не им подготовленная, осталась недоделанной и, не освободив эмиссионный банк от правительственной власти, хотя и укрепила наше финансовое положение, но обратила денежную систему исключительно в орудие фиска, лишив ее значения средства развития народного хозяйства, и, наконец, третью, самую крупную, реформу государственного строя сам С.Ю.Витте обрезал своими собственными руками. Как в своей государственной деятельности, так и в своих воспоминаниях Витте выступает без единой руководящей государственной идеи. В них разбросано много отдельных мыслей, но они не объединены ничем. Часто совершенно случайны, иногда противоречивы. Единого, цельного мировоззрения нет. Без него С.Ю.Витте и суждено было закончить жизнь просто неудачником, отличавшимся от общего типа русского неудачника крупным умом да внешним положением, «опалой» блестящей, но, тем не менее, обидной. Это неудачничество вполне естественно вызывает раздражение и брюзжание, которые у Витте выливаются в совершенно безудержном злословии, расточаемом и виноватым, и правым» [16].
В.Г. Сироткин, современный исследователь: «В глазах и современников, и потомков Витте как государственному деятелю вообще не повезло, о чем он сам с горечью писал в «Воспоминаниях»: «Я никому не угодил – ни правым, ни левым, ни друзьям, ни врагам, ни, тем не менее, тому, кем был выдвинут к власти…» Действительно, левые, например Ленин, обзывали его «министром-клоуном», «великим акробатом». Правые считали «выскочкой», марионеткой «иудо-масонов». Центристам-либералам претила винная монополия Витте, за что его окрестили «кабатчиком». А царская семья, выдвинувшая Витте к власти, после его стычки с Распутиным отказала «первому железнодорожнику России» - так именовала графа российская печать – в покровительстве и почти на десять лет отстранила от дел. К тому же Витте оказался под негласным надзором охранки, за что граф в своих мемуарах (за ним много лет охотились чины полиции) подверг Николая II и его венценосную супругу самой уничтожающей критике. О последних годах жизни Витте можно сказать словами классика: «Силы этой богатой натуры остались без применения, жизнь без смысла, а роман – без конца» [16].
Б. Варецкий, А. Менделеев, современные исследователи: «Витте не был аристократом. Он так и не сумел избавиться от южного говора, не владел идеально французским, не блистал красноречием, «походил больше на купца, чем на чиновника» (А.В.Богданович, генеральша). В Петербурге мало кто ценил силу его ума и характера, самобытность и новизну в его министерской деятельности, исходя из дел. Зато о его несановном облике и манерах с удовольствием злословили. Но вот воспоминания одного из современников: «Я увидел перед собою высокого роста, хорошо сложенного, с умным, живым и приветливым лицом человека… Витте мне сразу стал симпатичен своей естественностью, безыскусственностью в проявлении им своей личности. В черном сюртуке, развязный и свободный в своей речи и в каждом своем действии, он мне напоминал наружностью английского государственного человека»[16].
О.Бисмарк: «В последние десятилетия я в первый раз встретил человека, который имеет силу характера, волю и знание, чего он хочет… Вы увидите, этот человек сделает громадную государственную карьеру»[16].
Т.Рузвельт: «Если бы Витте прожил в Америке три года, то через три с половиной года его избрали бы президентом». “Кого вы считаете самым великим государственным деятелем России до 1917 года?” – спросили А.Ф.Керенского незадолго до его смерти. “Графа Витте”, – не задумываясь, ответил Керенский. Е.В.Тарле характеризовал его как министра, превосходящего «разнообразием своих дарований, громадностью кругозора, умением справляться с труднейшими задачами, блеском и силой своего ума всех современных ему людей власти, кроме Бисмарка и Гладстона…»[16]
Современники, потомки и историки о П.А. Столыпине:
С.Ю. Витте, который придирчиво следил за политической карьерой своего преемника, отмечал, что Петр Аркадьевич "был человек с большим темпераментом, человеком храбрым", но обвинял его в отсутствии государственной культуры, неуравновешенности, излишнем влиянии на его политическую деятельность жены Ольги Борисовны, использовании служебного положения для протекции родственникам[16]. "Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор, но самое главное, внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение"[16]. В своих мемуарах Витте отмечал эволюцию Столыпина от либерального премьера до "такого реакционера, который бы не брезговал никакими средствами для того, чтобы сохранить власть, и произвольно, с нарушением всяких законов, правил Россией"[16]. "... Столыпин, - писал он, - обладал крайне поверхностным умом и почти полным отсутствием государственной культуры и образования. По образованию и уму... Столыпин представлял собою тип штык-юнкера" [3].
П.Н. Милюков, одного из лидеров партии кадетов, которых Столыпин, несмотря на, казалось бы, непреодолимые разногласия с ними, именовал "мозгом нации": "Столыпин выступал в двойном обличье - либерала и крайнего националиста"[16]. Милюков весьма скептически относился к эффективности реформаторской деятельности Столыпина, но отдавал должное его неординарности. "П.А. Столыпин, - писал Милюков, - принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от ее "великих потрясений". В эту свою задачу он внес свой большой темперамент и свою упрямую волю. Он верил в себя и в свое назначение. Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте"[16].
Один из первых русских марксистов, Петр Бернгардович Струве, дал следующую характеристику деятельности Столыпина: "Как бы ни относиться к аграрной политике Столыпина - можно ее принимать как величайшее зло, можно ее благословлять как благодетельную хирургическую операцию, - этой политикой он совершил огромный сдвиг в русской жизни. И - сдвиг поистине революционный и по существу, и формально. Ибо не может быть никакого сомнения, что с аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России в один ряд могут быть поставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог"[16].
В то же время другой гуманист XX века - В.В. Розанов - дал очень высокую оценку Столыпину, на котором, по мнению философа, "не лежало ни одного грязного пятна: вещь страшно редкая и трудная для политического деятеля", его "смогли убить, но никто не мог сказать: он был лживый, кривой или своекорыстный человек"[16].
В.И. Ленин, оценивая Столыпина как политического деятеля, писал, что тот умел прикрывать свою деятельность "лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под "европейские"[16]. ,"пытался в старые мехи влить новое вино, старое самодержавие переделать в буржуазную монархию, и крах столыпинской политики есть крах царизма на этом полезном, последнем мыслимом для царизма пути"[16].
А.Ф. Керенский: «Политическая прозорливость Столыпина уступала силе его характера» А.С. Изгоев, член ЦК партии кадетов: «У П.А. Столыпина был сильный ум, но это был какой-то ум второго сорта, действительно лишенный и углубления, и идеалистического благородства, ум, смешанный с мелкой хитростью и лукавством» [16].. Кончина Столыпина вызвала массу откликов в российской и зарубежной печати. Заграничная левая пресса восприняла этот факт с удовлетворением. Так, в газете Независимой рабочей партии Англии отмечалось: "Столыпин обратил Думу в фарс и мошенническую проделку. Он, именно он, бросил тысячи людей в зараженные тюрьмы и послал тысячи на виселицу". "Он не может воротиться - и, конечно, многие тысячи русских благоговейно поблагодарят за это господа". Печатный орган Французской социалистической партии заявлял: "Смерть Столыпина заслуженная. Пред этой могилой человечество может лишь вздохнуть с облегчением"[12].