Для большевиков конституция не результат соглашения, возникшего в результате мифического и исторически нигде не имевшего места быть "общественного договора", а итог реальной классовой борьбы, которая конечно зачастую заканчивается компромиссом выгодным в первую очередь победившему классу. Классовый подход к пониманию сущности конституции не то чтобы отказывает в праве на жизнь политическому компромиссу, но признавая его фактическое существование, расценивает компромисс как вынужденную, временную меру. В конституции всегда воплощается воля экономически господствующего класса, одержавшего политическую победу над другими классами и более мелкими социальными группами. Поэтому конституция в идеале должна выражать только интересы победившего в политической борьбе класса, занявшего экономические высоты, и владеющего средствами производства.
Ленин подчеркивал, что советская конституция не выдумывается какой-нибудь комиссией и не списывается с других конституций, не составляется в кабинетах, а разрабатывается на основе опыта борьбы трудящихся и организации пролетарских масс, вырастает из хода развития классовой борьбы. Ленин говорил, что все ранее существовавшие конституции "стояли на страже интересов господствующих классов. И только одна Советская Конституция служит и будет постоянно служить трудящимся...".
Еще К. Маркс тезисно изложил учение о диктатуре пролетариата. В работе "Критика Готской программы" К. Маркс писал, что "между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе". По мнению К. Маркса, "этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может не быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата". Длительное время эти положения носили гипотетический характер. Конституционное закрепление диктатуры пролетариата стало возможным после прихода к власти большевиков в условиях революционной обстановки, сложившейся в России.
Навряд ли стоит ставить в упрек большевикам, то, что они не следовали идеалам "правового государства" и "гражданского общества", поставив во главе своей программы не юридические построения, а выразив в первую очередь многовековые чаяния эксплуатируемого трудового народа на справедливость не на том, а на этом свете.
"Правовое государство" и "гражданское общество" не являются абсолютным ориентиром для всего человечества и в настоящий момент. Это изобретения европейских буржуазных мыслителей Нового времени и было бы наивно и методологически неверно мерить этой меркой все многообразие (в том числе цивилизационное) и глубину исторического процесса, а тем более изображать эти понятия мерой исторического прогресса и представлять историческое развитие как воплощение этих понятий в жизнь.
Нужно учитывать и незначительную роль юридических категорий в русской ментальности и присущий "правовой нигилизм", проистекающие не из "загадочных глубин русской души", а из-за отсутствия в течении столетий справедливого правосудия, и нахождения народа под властью государства, выражавшего интересы старых феодальных и нарождающихся буржуазных эксплуататоров.
Отрицание деления права на публичное и частное в конституционной политике, господство государства и публичных начал в советских конституциях имеет под собой иное понимание советского государства как неотделимого от трудового народа, выражающего его интересы. Это государство не враг, оно не предстает в образе библейского чудовища Левиафана, его не нужно ограничивать и делить на ветви власти.
Нет ничего странного, что советы находились под политическим контролем коммунистической партии, в любом представительном (законодательном) органе современного государства есть политическая партия имеющая большинство.
Разделение власти на ветви так же не было в исторической традиции России, суд от администрации был отделен только в ходе реформы Александра II и то не полностью, так как монарх оставался наделенным и судебными функциями, до 1905 г. не было представительных органов.
Система советской власти уникальна лишь для традиции европейского классического парламентаризма, но, по сути, представляет собой естественную, стихийную организацию общества и имеет много общего с традициями племенной демократии бесклассового общества зари человеческой истории.
В современном глобальном мире, где ключевые решения принимаются не органами управления национальных государств, а членами "билдебергских клубов" и "трехсторонних комиссий" выражающих интересы транснациональных корпораций приверженность принципам "разделения властей" изобретенным просветителями 18 века становиться все менее актуальным.
"Демократический централизм" основанный на простом логическом принципе гласящем, что целое больше части, обеспечивал целостность, внутренний контроль советской системы и отсутствие анархии. Советская система было едина и не знала формального деления власти на государственную и муниципальное самоуправление.
Советы не были профессиональными и постоянно действующими органами, для всех территориально больших государств со значительным населением является проблемой осуществление демократических принципов и представительная демократия не решает всех проблем. Современная Россия имеет парламент состоящий из профессиональных политиков и далекий от интересов большей части народа. При согласии общества относительно базовых принципов и целей развития, простоте экономической жизни, нет острой необходимости в постоянных заседаниях и дискуссиях, принятии лоббистских законов.
Важной особенностью советской системы в которой проявлялся ее демократизм был "императивный мандат", избранный депутат был подотчетен избирателям и мог быть ими досрочно отозван. Естественно что в ельцинской конституции одной из задач которой было прикрытие проведения первоначального накопления капитала за счет интересов подавляющего большинства населения этот принцип не был прописан и так же естественно, что этот принцип отсутствует в странах "развитой демократии" с армиями профессиональных "слуг народа" и системой лоббирования.
Советская власть впервые за тысячелетнюю историю России (если не учитывать опыт новгородской республики и традиции казачьего самоуправления) закрепила в конституциях и реализовала принципы выборности, подотчетности, и сменяемости власти в республиканской форме правления. Власть впервые после призвания варягов перестала быть клановой собственностью правящего семейства, связываться с наличием "голубой крови". Власть исходящая от народа не нуждалась более в сакральных обоснованиях, измышлениях о "божьем помазаннике".
В совестимое время было принято относительно много конституций, так как каждому этапу социалистического строительства соответствовала своя конституция. То что было принято несколько конституций за достаточно короткий срок не так уж и плохо, изменения в юридической сфере отражали развитие советского общества, а актуальный документ избавляет от необходимости как в североамериканской традиции проявлять чудеса схоластической казуистики в перетолковывании устаревшего документа и "вливать новое вино в старые мехи". В главном советские конституции сохраняли преемственность. Через все советские конституции красной нитью проходили программные положения, принятые на партийных съездах ращения о задачах развития общества становились основой для разработки и принятия новой конституции. И конституция выступала законодательным актом, в котором выражалась главная цель советского государства – построение коммунистического общества.
Ограничение политической и экономической свободы в советский период вряд ли стоит связывать с господством государственных начал в праве, само по себе государство не вещь в себе, не живет своей жизнью, оно средство, его политика выражает те или иные интересы, ряд политических свобод ограничивается в любом государстве. Экономическая свобода как идеологически-правовое выражение конкуренции и накопления буржуазной частной собственности действительна была ограничена в советских конституциях, но по причине того что они закрепляли основы общества построенного на принципиально других началах.
Буквально через несколько лет после социалистической революции в России и в западных странах в ходе борьбы с последствиями Великой депрессии принципы безусловной экономической свободы, эгоистичные интересы Homoeconomicus были так же ограничены. Яркий тому пример новый курс Рузвельта в США. Но если в западных странах ограничение происходило по утилитарным соображениям (необходимость регулирования анархии производства достигшего таких масштабов, что просчеты частных лиц в его организации стали носить катастрофический характер для всей страны) и не затрагивали принципиальных основ способа производства, то ограничение в СССР имели иной, в том числе, нравственный характер. Имеется в виду отношение к экономической деятельности, основанной на эксплуатации человека человеком в целях извлечения материальной выгоды как аморальной. Прописанный дословно в сталинской конституции 1936 г. по сути христианский принцип "кто не работает тот не ест" выразил отношение общества к капитализму как к греховному образу жизни, который невозможно искупить подачками благотворительности. При всей научности анализа капитализма и предшествующих формаций, проведенной классиками марксизма-ленинизма, вопрос построениях нового общества был освещен лишь в общих чертах, и дело не в том, что все предусмотреть невозможно и жизнь сложнее любых теорий. Не доказана неизбежность пятой формации именно как коммунистической, положения о новом обществе не ушли по сути дальше утопий средних веков, раннего христианства, древнего мира и ностальгии мифов о "золотом веке" и имеют в своей основе мечту о справедливости.