Крупное производство нуждалось в больших кредитах, зачастую непосильных для отдельных банков. В этой связи банковскую сферу охватил процесс централизации: в конце XIX — начале XX в. и здесь массовый характер получило создание акционерных обществ и монополий. Соответственно роль банков заметно изменилась: из скромных посредников в платежах они превращались во всесильные финансовые монополии, контролирующие производственную сферу. «Франкфуртская Газета», представлявшая биржевые интересы, отмечала в это время: «С ростом концентрации банков сужается тот круг учреждений, к которому вообще можно обратиться за кредитом, в силу чего увеличивается зависимость крупной промышленности от немногих банковских групп. При тесной связи между промышленностью и миром финансистов свобода движения промышленных обществ, нуждающихся в банковском капитале, оказывается стесненною. Поэтому крупная промышленность смотрит на усиливающееся трестирование банков со смешанными чувствами»[6].
Новая роль банков закономерно предполагала их тесное взаимодействие с промышленностью, сращивание банковского и промышленного капитала. Отмеченный процесс происходил как посредством владения акциями, так и путем вступления директоров банков в члены наблюдательных советов торгово-промышленных предприятий и наоборот. Например, в 1910 г. 6 берлинских банков через своих членов правления были представлены в 751 промышленном обществе, а в наблюдательных советах тех же банков состоял 51 крупнейший промышленник. Слияния банковских монополий с промышленными вело к образованию новой формы функционирования капитала — финансово-промышленной группы (согласно марксистской терминологии — финансового капитала). Если для домонополистического капитализма характерна дифференциация капитала на 3 вида — торговый, ссудный и промышленный, то на его монополистической стадии образуется единая форма. Таким образом, финансово-промышленная группа (финансовый капитал) — это банковский монополистический капитал, сросшийся в единую систему с производственным (промышленным или аграрным) монополистическим капиталом. В результате сложились грандиозные банковско-промышленные империи, могущественные династии стальных, нефтяных, газетных и прочих королей. В рассматриваемый период финансово-промышленные группы носили, как правило, семейно-династический характер: Морганы, Рокфеллеры, Дюпоны, Ротшильды и др[7].
Финансово-промышленные группы олицетворяла финансовая олигархия — новая капиталистическая элита, состоявшая из верхушки монополистической буржуазии и ведущих менеджеров крупнейших корпораций. В период «классического капитализма» верхушку буржуазного общества представляла старая земельная аристократия, а буржуазия, хотя и относилась к господствующему классу, лишь участвовала во власти. Теперь же на рубеже XIX—XX вв. окончательно сложилась элита буржуазного общества – финансовая олигархия.
В результате концентрации производства и капитала монополии приобрели огромные богатства и соответственно огромную власть над национальной экономикой и обществом в целом. Например, первый в истории США трест — объединение Рокфеллера «Стандарт ойл компани» — был создан в 1879 г., а в 1880-х гг. он уже контролировал около 90 % нефтяных предприятий страны. В Германии в этот же период 85 % производства стали находилось под контролем «Союза магнатов Рура и Саара», лишь по 2 предприятия доминировали в немецкой электротехнической и химической промышленности. Монополии оказывали заметное влияние на социально-политическое развитие общества, они формировали и стиль потребления. Именно на этом этапе сформировалось потребительское общество — социум, ориентированный на материальные ценности.
С развитием машинного производства углубилось международное разделение труда, усилилась взаимозависимость стран, увеличился товарообмен на мировом рынке. Процесс монополизации вызвал новый виток в расширении международных экономических связей. Модель массового производства превратила все мировое пространство в единый потенциальный рынок для экономики ведущих держав. Это свидетельствовало о завершении образования мирового капиталистического хозяйства в конце XIX — начале XX в. С наступлением господства монополий появились новые важные признаки в развитии мирохозяйственных связей. Прежде всего, это широкий размах вывоза капитала. В домонополистический период наиболее типичным был вывоз товаров, теперь более доходным видом экспорта стал вывоз капитала, формировавший единый мировой финансовый рынок. Только за первые 13 лет XX в. объем зарубежных капиталовложений ведущих западных стран удвоился. Ф. Бродель вывоз капитала рассматривает в контексте отношений центр — периферия: «Пока капитализм остается капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путем вывоза капитала за границу, в отсталые страны. В этих отсталых странах прибыль обычно высокая, ибо капиталов мало, цена земли сравнительно невелика, заработная плата низка, сырые материалы дешевы. Возможность вывоза капитала создается тем, что ряд отсталых стран втянут уже в оборот мирового капитализма, проведены или начаты главные линии железных дорог, обеспечены элементарные условия развития промышленности и т. д.». Таким образом, вывоз капитала обусловлен стремлением монополий к более прибыльному вложению капитала.
По мере роста вывоза капитала расширяются заграничные связи национальных монополий, и следствием этого является другой новый внешнеэкономический признак капитализма — образование международных монополий. Последние представляют собой монополистические объединения, господствующие в той или иной отрасли и делящие между собой мировые рынки сбыта, источники сырья и сферы приложения капитала, т. е. осуществляющие экономический раздел мира. Возникновение их вполне закономерно: появление крупнейших монополий, стремящихся к получению наибольших прибылей, с одной стороны, и острая конкуренция между ними — с другой, сделали неизбежными соглашения между этими гигантами. В этой связи в конце XIX в. начали создаваться первые международные объединения: Международный синдикат по продаже стальных рельсов (1883), Североатлантический союз пароходов (1892), Международный динамитный картель (1896). В первое десятилетие XX в. образование международных монополий уже приняло широкий размах. Вывоз капитала и образование международных монополий привели к разделу мирового рынка на сферы влияния между финансовыми группировками ведущих держав[8].
Экономический раздел мира осуществляется в соответствии с экономической мощью национальных монополий. Вместе с тем закономерная неравномерность экономического развития стран, связанная с различными обстоятельствами внутреннего и внешнего характера, может изменять соотношение экономических потенциалов монополистических группировок. В связи с этим обозначается третий новый признак капитализма уже в большей степени внешнеполитического порядка — обострение борьбы между национальными монополиями, ведущей к территориальному разделу и переделу мира между великими державами. Подобная ситуация происходила, во-первых, из самой природы монополий, стремящихся к безраздельному господству на рынке, во-вторых, из характера еще молодых монополий, имевших несовершенную структуру. Они действовали, как правило, в рамках одной отрасли и поэтому были весьма негибки и уязвимы. В случае неблагоприятной рыночной конъюнктуры отраслевые монополии не имели возможности маневрировать путем перекачки капиталов в наиболее рентабельные производства. В этой связи они нуждались в дополнительных гарантиях. Последние максимально обеспечивались территориальным, т. е. политическим разделом мира между странами. Таким образом, доминирование монополий в экономике неизбежно порождало их стремление и к политическому господству в целях укрепления влияния на завоеванных территориях.
Борьба между национальными монополиями за территориальный раздел мира выражалась, прежде всего, в ужесточении борьбы за колонии и сферы влияния. При этом в рассматриваемое время она приобрела новое качество — целью захвата колоний была уже не только их экономическая эксплуатация, но и блокирование возможного усиления позиций других держав. В результате экспансия распространилась и на труднодоступные, малозаселенные территории. На рубеже веков были практически поделены до сих пор свободные пространства африканского и тихоокеанского регионов. К началу XX в. был закончен колониальный захват незанятых земель — следовательно, территориальный раздел мира между великими державами завершился. Это вело к новому витку борьбы — за перераспределение уже установленных сфер влияния и передел уже поделенного мира. Подобная ситуация во много раз повышала вероятность использования силового фактора в политике великих держав, возникновения войн. Об этом свидетельствовала международная обстановка конца XIX — начала XX в.: между ведущими державами не прекращались острые конфликты вплоть до Первой мировой войной[9].
В конце XIX в. на страницах научных и популярных изданий, в прессе довольно часто стало встречаться понятие «империализм» (от лат. imperium — власть, господство). Исследователи и публицисты этого времени единодушно подчеркивали экспансионистскую природу капитализма и в этой связи определяли его как «империализм». Так, французский историк Ж.-Э. Дрио в 1900 г. отмечал: «В течение последних лет все свободные места на земле за исключением Китая, заняты державами Европы и Северной Америки. На этой почве произошло уже несколько конфликтов и перемещений влияния, являющихся предвестником более ужасных взрывов в близком будущем. Ибо приходится торопиться: нации, не обеспечившие себя рискуют никогда не получить своей части и не принять участия в той гигантской эксплуатации земли, которая будет одним из существеннейших фактов следующего (т. е. XX) века. Вот почему вся Европа и Америка были охвачены в последнее время лихорадкой колониальных расширений, "империализма", который является самой замечательной характерной чертой конца XIX в.». Английский экономист Дж. Гобсон в работе «Империализм» (1902) подверг глубокому анализу данный период и обозначил 1880—1900 гг. как эпоху усиленной экспансии (расширения территории) главных европейских государств: «В конце XIX в. особенно с 1880-х годов со стороны всех капиталистических держав идет погоня за колониями. Колониальные владения расширились после 1876 г. в гигантских размерах: более чем в полтора раза. Три державы не имели в 1876 г. никаких колоний (Германия, США, Япония), а четвертая, Франция, почти не имела их. …К 1914 году эти четыре державы приобрели колонии площадью в 14,1 млн км2… с населением почти в 100 миллионов. Неравномерность в расширении колониального владения очень велика». Таким образом, современники рассматривали империализм, прежде всего, как политику широкой экспансии, проводимую ведущими державами в конце XIX — начале XX в[10].