"Бог дай съдоровие к сему богатию: что кун, то все в калите, что порт, то все на себе, удавися убожие, смотря на мене" (Паремейник, Псков, 1313 г., на полях). "Господи помози рабу своемиу Якову научитися писати, рука бы ему крепка, око бы ему светло, ум бы ему острочен, писати бы ему з[олото]м" (Григория Богослова 16 слов с толкованиями Никиты Ираклийского, Москва, XIV в.). "А псал Козма дъяк Поповиць грабещима рукама, клеветливым языком, обидливыма очима. А где будеть измятено исправяче чтете, а не исправите, то вы на свою душу" (Пролог, Псков, первая четверть XIV века). "Да рука та моя любо лиха и ты так не умеешь написать" (Книга Иова с толкованиями, Москва, Чудов монастырь, 1394 г.).
Записи, послесловия, приписки не только раскрывают внутренний мир писца, рисуют его своеобразный портрет, но дают представление о процессе книгоделания, сообщают сведения об образцах рукописей, иногда указывают источники их поступления к писцу, сообщают имена заказчиков, чьим "замышлением" созданы те или иные книги. Редко встречаются сведения об оплате труда писцов, например, запись в Евангелии из Тверских земель: "...А за писмо дал игумену Миките три рубли, а игумену особь рубль, а Семену паробку особь десять гроши...". Очевидно, что оплата труда писцов была высокой и, естественно, ограничивала круг заказчиков книг, распространение рукописей.
Конечно, писцы являлись главными лицами в создании книги, но не одни они трудились над ней. В записи в Изборнике 1403 г. (копия Изборника 1073 г., Спас-Андроников монастырь, Москва) сообщается, что "нехудожниче сию снискахом" книгу, то есть рукопись была выполнена исключительно писцом без привлечения мастеров для оформления. Такие книги представляли скромные кодексы, предназначенные в основном для домашнего и келейного чтения. Писец в них, кроме текста, делал киноварью незатейливые украшения: заголовки (в строке, в виде контурных букв или просто более крупным почерком), иногда он рисовал несложные инициалы, нередко при помощи трафаретов (специально изготовленных калек, прорисей, отлепов с созданных художником инициалов). Такие рукописи составляли группу неторжественных книг.
Если же рукопись предназначалась для торжественного чтения при богослужении или создавалась для особого вклада, например по заказу князя, архиерея, то для ее изготовления привлекались золотописцы, выполнявшие инициалы и орнаменты, а также миниатюристы. Таково, например, Сийское Евангелие, сделанное по личному заказу Ивана Калиты. Эта рукопись писалась двумя писцами: старшим Мелетием и Прокошей. Все инициалы тератологического ("чудовищного") стиля для него выполнил Иоанн, который оставил свою подпись в основании заставки. Две миниатюры (Поклонение волхвов и Отослание Христом учеников на проповедь) отличаются высоким художественным уровнем и, очевидно, изготовлены двумя художниками. Эта книга - последний заказ князя Ивана Калиты, в послесловии к ней он назван также монашеским именем - Анания. Судя по тому, что Евангелие было закончено после его смерти, князю не удалось увидеть этот великолепный кодекс. Он предназначался для вклада в Успенский Лявленский монастырь на Северной Двине и, таким образом, являлся не только классическим памятником московской книжности XIV века, но и свидетельством одной из первых попыток влияния московских князей в Северных Новгородских землях.
Другой пример создания роскошной рукописи с привлечением художников представляет "Хроника" византийского историка IX века Георгия Амартола . Она охватывает события от Адама до 842 г. В рукописи, созданной по заказу Тверской великой княгини Оксиньи (ум. 1313 г.) и ее сына Михаила Ярославича (1272-1318), содержалось 127 небольших миниатюр-иллюстраций и две выходные миниатюры с изображениями князя Михаила, Оксиньи и Георгия Амартола. Книга представляет древнейший русский иллюстрированный список христианской хроники. По ней можно установить последовательность работ: вначале создавался текст, причем оставлялись пустые места для иллюстраций, инициалов, и лишь после того, как книга была написана, к ней приступал художник. В "Хронике" Амартола часть иллюстраций была не выполнена, и в тексте рукописи остались чистые места для них.
Нередко в книгах приводились имена их заказчиков. Записи о заказчиках позволяют не только представить социальный состав потребителей книги, но и цели, причины создания тех или иных рукописей: обетные, во исполнение каких-либо клятв, для спасения от бед; для пополнения "комплектов" книг, необходимых для богослужения или монашеского делания; политические - с целью получения расположения какого-либо лица, распространения влияния с помощью дорогого подарка - книги; вклад в память об умерших. Встречаются и записи, свидетельствующие о библиофилии и обычном стремлении человека приобрести любимое им произведение.
Показательна в этом отношении запись на скромной рукописи Лествицы, написанной полууставом на бумаге в четвертую долю листа, с одной киноварной заставкой и изображением лествицы. Запись подробно повествует, что образцом для книги послужил список, сделанный митрополитом Киприаном в Царьграде "с грецкаго на руськый язык". Этот список принес священник Прохор в город Тверь к епископу Арсению. "И умолих о той книзе господина епископа тьферьскаго Арсениа с великим желанием и написах сию книгу на Ворьзе".
Сведения о библиофилах-книжниках ХIII-ХV веков нередко встречаются в различных некрологических записях (летописях, поучениях и т.п.). Например, в 1383 г. в Нижегородском Печерском монастыре скончался старец Павел Высокий "книжен бысть велми и философ велии". Книголюбием отличался и писатель XIII века Серапион, епископ Владимирский: "Бе же зело учителен и книжен", - отозвался о нем современник. Ипатьевская летопись рассказывает о Волынском князе (с 1272 г.) Владимире Васильевиче (ум. 1288 г.), что он "глаголаше ясно от книг, зане бысть философ велик"; князь лично переписывал книги и вкладывал их в храмы и монастыри. Судя по житию св. Александра Невского, в Переяславле в окружении князя были "хытрецы"- книжники.
Не все князья отличались книжной мудростью и книголюбием. Иван Калига, например, не имел своей библиотеки, хотя заказывал книги; Дмитрий Донской, по сообщению современника, был "книгам не учен". Напротив, его двоюродный брат Владимир Андреевич Храбрый владел собственной библиотекой (возможно, ему принадлежал тверской список "Хроники" Амартола). Сохранились заказанные им рукописи, например Московское Евангелие 1393 г., переписанное одним из лучших писцов дьяком Спиридоном. Им же написан шедевр рукописной книжности XIV века Киевская псалтырь, украшенная тремястами миниатюрами. Она была создана в 1397 г. московскими мастерами в Киеве, в период пребывания там одного из самых замечательных книжников и эрудитов конца XIV столетия митрополита Киприана. Дьяк Спиридон принимал участие в написании памятника высокого художественного уровня Евангелия Кошки (1392 г.), в оформлении которого принимал участие знаменитый художник-философ Феофан Грек. Другой знаменитый книжник-писатель, иконописец, современник Феофана Грека - Епифаний Премудрый владел собственной библиотекой, в послании Кириллу Тверскому он рассказывал, что, будучи непрофессиональным мастером-живописцем, переводил декоративные элементы книги с достойных произведений мудрых мастеров.
Список-перечень библиофилов-книжников XIII-ХV веков можно продолжить. Среди них и сыновья Дмитрия Донского Юрий Звенигородский и Галицкий, Андрей Можайский и Белозерский, за книжные знания получивший похвалу св. Кирилла Белозерского, Дионисий епископ Суздальский, чьим благословением была переписана Лаврентьевская летопись 1377 г.; св. Арсений Тверской, чьим "замышлением" было создано множество книг. Известным книжником и писателем был новгородский архиепископ Василий Калика (1330-1352) и многие другие. Отметим далее лишь общую черту книголюбов того времени: это представители высшей иерархии или монашествующие, а также представители светской власти (князья, бояре), что естественно, ибо книга составляла еще и богатство.
Подводя итог развитию книжного дела на Руси в XIII-ХV веках, можно отметить, что к XV столетию Русь полностью пережила потрясения монголо-татарского нашествия и вступила в новую стадию развития книжности, была способна к созданию памятников мирового уровня. Не случайно рубеж ХIV-ХV веков окрашен сменой художественного стиля оформления русских книг под воздействием греческих и югославянских влияний. Уходящий в прошлое тератологический стиль сменялся балканской плетенкой и нововизантийским растительно-цветочным орнаментом, заключенным в геометрические рамки, напоминающие украшения русских и греческих рукописей Х-Х1 веков. На рубеже веков все эти орнаменты могли встретиться в одном памятнике, например, в Онежской псалтыри 1395 г.
Постепенно новый материал - бумага внедрялась в производство книги. По подсчетам Л.М.Костюхиной на основе рукописей ГИМ доля бумажных книг составляла на рубеже ХIУ-ХУ веков от 17 до 28 процентов. В книгописании в XIV веке вырабатывался и новый почерк - полуустав, по мнению М.Н.Тихомирова, окончательно сформировавшийся в скрипториях московских монастырей. Новое письмо в отличие от устава было менее торжественным, но при сохранении ясности и четкости букв позволяло быстрее переписывать тексты. Оно окончательно утвердилось в период, когда в книге произошла замена пергамена на бумагу.
В целом в оформлении и репертуаре русской книги ХIV-ХV веков наблюдается, с одной стороны, возрождение и развитие традиций Киевской Руси, с другой - тяготение к греческим и югославянским образцам, что позволило многим исследователям характеризовать книжность этой эпохи как отражение тенденций русского предвозрождения.