В канун 480-летия белорусского книгопечатания в Праге открыт памятник Франциску Скорине и установлена памятная доска.[3]
3.ВРАЧ, СЕКРЕТАРЬ, САДОВНИК
Около 1521 г. Скорина возвратился на родину и основал в Вильне первую восточнославянскую типографию. Уже в следующем году он издает «Малую подорожную книжку», где объединяет Псалтырь, тексты церковных служб и гимнов и астрономический церковный календарь. В марте 1525 г. там же Скорина выпустил «Апостол» («Деяния и послания апостолов»). Этой книгой спустя 40 лет начали в Москве российское книгопечатание Иван Федоров и Петр Мстиславец – уроженцы Беларуси.
Почти десять лет Скорина совмещает должности секретаря и врача на службе у виленского епископа – внебрачного королевского сына. Одновременно занимается издательским делом, помогает брату в торговле.
Ф. Скорина много путешествует. Он наведывается в Виттенберг к основателю немецкого протестантизма Мартину Лютеру. Как раз в это время (1522–1542 гг.) основатель лютеранства переводил на немецкий язык и издавал протестантскую Библию. К тому же он был доктором теологии, а Скорина глубоко интересовался социально-правовыми и этическими проблемами в контексте библейского учения. Однако сближения между ними не состоялось. Более того, Лютер заподозрил в белорусском первопечатнике католического миссионера и покинул город.
Несмотря на это в их судьбах много схожего. Мартин Лютер, издав протестантскую Библию на немецком языке, фактически канонизировал его. То же самое можно сказать о роли Франциска Скорины в формировании белорусского языка. Бесспорно влияние его книг и на русский язык.
Примерно в то же время, когда Ф. Скорина посещал М. Лютера, он побывал в Москве с просветительской миссией. Вероятно, он предложил свои услуги как издатель и переводчик. Однако по приказу московского князя был изгнан из города. Привезенные им книги публично сожгли как еретические, поскольку они были изданы в католической стране. Не вызывает сомнения, что некоторые из них все же сохранились. Но влияние белоруса Ф. Скорины на формирование русского языка в большей мере произошло позже – посредством издания книг в Московии И. Федоровым и П. Мстиславцем, которые использовали в своей работе труды соотечественника.
Вскоре Ф. Скорина по приглашению последнего магистра Тевтонского ордена прусского герцога Альбрехта посещает Кенигсберг. Но в это время в Вильне во время пожара, уничтожившего две трети города, сгорела типография Скорины. Пришлось, несмотря на гнев герцога, возвращаться. Драматические события на этом не закончились. Во время пожара погибла его жена. Годом раньше умер старший брат. Его кредиторы, польские «банкиры», предъявили долговые претензии Франциску, и он оказался в тюрьме. Правда, через несколько недель королевским указом был освобожден, взят под королевскую опеку и юридически приравнен к шляхетскому (дворянскому) сословию. Монарх выдал ему специальную привилегию: «Пусть никто, кроме нас и наследников наших, не может привлекать его к суду и судить, какой бы ни была значительной или незначительной причина его вызова в суд…».
Издательская и просветительская деятельность не принесла Ф. Скорине дивидендов, скорее истощила его первоначальный капитал. После смерти своего покровителя – виленского епископа – Франциск отправляется в Прагу. Он поступает садовником к королю Фердинанду I Габсбургу, который позже станет императором Священной Римской Империи.
Можно задаться вопросом: что за необычное превращение врача и издателя в садовника? Скорее всего, Ф. Скорина был ботаником-садоводом. В те времена медицинское образование включало в себя и познания в области ботаники. По некоторым данным, Скорина в Праге специализировался на разведении цитрусовых и трав для врачевания.
Сохранилась переписка чешского короля со своим секретарем, из которой выясняется, что «итальянский садовник Франциск» (так называли там Ф. Скорину) служил у него до июля 1539 г. Именно тогда король удостоил его прощальной аудиенции.
Спустя 13 лет Фердинанд издал грамоту, в которой сообщалось, что «доктор Франтишек Рус Скорина из Полоцка, который некогда жил, наш садовник, в этом королевстве Чешском был чужестранцем, сошел на вечный покой и оставил после себя сына Симеона Руса и определенное имущество, бумаги, деньги и прочее, ему принадлежащее». Король приказал всем служащим государства помогать сыну Скорины при получении наследства. Архивы свидетельствуют, что Симеон унаследовал и профессию отца: был практикующим врачом и садовником.
О том, чем «Франциск из славного места Полоцка» занимался перед смертью и возвратился ли он к издательскому делу, история умалчивает.
4.БОЖЕСТВЕННОЕ И ЗЕМНОЕ
Просветительские комментарии Ф. Скорины к библейским книгам содержат в себе признаки мышления времен Ренессанса, базирующегося на оценке Библии как боговдохновенного произведения мудрых и талантливых авторов. Они содержат в себе фрагменты изящной письменности, теологии, философии, правоведения, политической идеи. Внимание читателей акцентируется на судьбе главных героев и основной мысли каждого раздела. Комментарии интересны и тем, что в них зарождалось белорусское стихосложение.
В своих комментариях к книгам Библии Франциск Скорина заложил основы отечественной экзегетики – толкования библейских и древних текстов. Как библиист и христианин он учитывал богословские традиции; как просветитель времен Ренессанса – использовал научную критику.[1]
Бог прэпаяса мя сілаю
і палажы непарочэн пуць мой.
Сьвершая нозе маі яка елені,
навучая руцэ мае на брані.
Пажну врагі мая і пасьцігну іх
і не вазмогуць стаці,
падуць пад нагамі маімі.
Ізтаню іх яка прах прэд ліцэм ветру.
Жыў Гасподзь і благаславен Бог.
І вазьнесёцца Бог спасенія маего.
Ашчэ паастру яка молнію меч мой
і прымець суд рука мая.
Ваздам месьць врагам маім
і ненавідзяшчым мя ваздам
і упаю стрэлы мая ад крові іх
і меч мой сьнесьць мяса іх.
Стары Ольса, "Псалом ЗІ і Песнь В, "Псалтыр" Ф.Скарыны 1517 г."[6]
В XVI в. сложилось два метода толкования Библии – исторический и символический. Символический применялся обычно при толковании библейских текстов мифологических и художественных жанров, а исторический – в толковании новозаветных книг. Ф. Скорина использовал эти методы комплексно: учитывал реальность событий священной истории и одновременно выявлял их символические смыслы. Такие толкования содержат издания Пятикнижия Моисеевого, пророческих книг, иных библейских текстов. Понятие «символ» он обозначил термином «знамя», «ознаменование». Символический метод позволил ему тематически расширить библейские сюжеты.
В предисловиях ко всем книгам Библии Ф. Скорина отмечает, что они написаны как для внутреннего, духовного постижения великих тайн бытия, так и для обычного прочтения. Он был убежден: наука и религия, каждая своим путем, ведут нас к постижению правды – земной, ограниченной местом и временем, и небесной, вечной. Божья истина выходит за рамки земного бытия с его законами логики, поэтому трудна для постижения. Ведь даже философы во главе с Аристотелем не могли понять, как Бог сотворил мир из ничего. Поэтому истинная мудрость – в сотрудничестве науки и религии, в их взаимодополнении. Белорусский просветитель писал: «Двоякая правда: Божия и человечья. Двоякий суд: Божий и человечий. Двоякая похвала: от Бога и от человека».[5]
Взгляды Франциска Скорины свидетельствуют о нём как о просветителе, патриоте, гуманисте. В текстах Библии просветитель Скорина предстает человеком, который содействует расширению письменности, знаний. О этом свидетельствуют данный призыв к чтению:
«И всякому человеку потребна чести, понеже ест зерцало жития нашего, лекарство душевное, потеха всем смутным, найболей тым, они же суть в бедах и в немощах положены, надежа истинная…».
«Понеже от прирожения звери, ходящия в пустыни, знають ямы своя, птици, летающие по возъдуху, ведають гнезда своя; рибы, плывающие по морю и в реках, чують виры своя; пчелы и тым подобная боронять ульев своих, — тако ж и люди, и где зродилися и ускормлены суть по бозе, к тому месту великую ласку имають».
Основой морали и правового общества, согласно Скорине, является врожденный закон, написанный Богом в сердце человека: «То чинити иным всем, что самому любо ест от иных всех; и то не чинити иным, чего сам не хощеши от иных иметь». Этот категорический императив христианской и общечеловеческой этики позже развивал немецкий философ И. Кант, придав ему правовое содержание: предписывалось всегда поступать так, чтобы максима (правило) твоего поступка могла быть основой всеобщего законодательства. За 260 лет до Канта белорусский просветитель доказывал, что именно на евангельском моральном императиве основываются все законы. В предисловии к библейской книге «Второзаконие» Ф. Скорина предложил классификацию права, выделив гражданское («посполитое», «земское»), семейное, обязательственное, уголовное, международное, военное («рыцарское»), государственное («царское»).
Основную же этическую категорию «добро» Ф. Скорина вслед за Аристотелем и христианскими философами связал с понятием «прекрасное».
5.ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ
У историков есть сведения и про предшественников Скорины, например Джона Литтоу (возможно Ивана Литвина), о его происхождении говорит фамилия, который занимался печатным делом в Лондоне.
Петр Мстиславец, который стал в дальнейшем сам типографом и соратником первопечатника Ивана Фёдорова был учеником Франциска Скорины.
В «Зале сорока» Падуанского университета нарисованы фресковые портреты сорока величайших выпускников этой alma mater. Среди них, второй после Галилея, — Франциск Скорина.
Некоторое время считалось, что Скорину на самом деле звали Георгием. Впервые об этом стали говорить во второй половине XIX ст., после того как в 1858 г. были опубликованный копии двух грамот короля Сигизмунда I на латинском языке. В одной из них перед именем первопечатника стоял латинское прилагательное egregium в значении «отличный, знаменитый», во второй же значение слова egregium было подано как georgii. Эта единственная форма послужила основанием некоторым исследователям считать, что настоящее имя Скорины было Георгий. I только в 1995 г. белорусский историк и книговед Г. Галенченко нашёл оригинальный текст привилея короля Сигизмунда, в котором известный фрагмент «с Георгием» был изложен следующим образом: «… egregium Francisci Scorina de Poloczko artium et medicine doctoris». Ошибка переписчика вызвала споры вокруг имени первопечатника, которые велись в течение более чем 100 лет.