(20) "Однако зачем же я поступал таким образом? Я полагал, воины, что чем больше будет оказанная ему при его тогдашней бедности помощь, тем крепче будет дружба, которую он подарит мне, когда достигнет власти. И вот теперь я являюсь свидетелем его благополучия и одновременно познаю его нрав. (21) Может быть, кто-нибудь скажет: "Разве, тебе не стыдно, что тебя так глупо провели?". Клянусь Зевсом, я несомненно стыдился бы, если бы был обманут врагом, но, по моему мнению, среди друзей более стыдно быть обманщиком, чем обманутым. (22) Но раз уже приходится остерегаться даже друзей, то мы, я это утверждаю, приняли все меры к тому, чтобы не дать ему справедливого повода удержать обещанное нам: мы ведь ничем не обидели его, не показали себя нерадивыми к его интересам и не уклонялись от тех заданий, ради которых он нас призвал.
(23) "Но, может быть, вы скажете: тогда нужно было взять у него залог, чтобы он даже при всем желании не мог нас обмануть. По этому поводу выслушайте то, что я никогда не сказал бы в присутствии Севфа, если бы не считал вас вовсе неразумными и уж слишком по отношению ко мне неблагодарными. (24) Вспомните, в каких вы находились обстоятельствах, когда я выручил вас, приведя к Севфу. Разве, когда вы подошли к городу Перинфу, лакедемонянин Аристарх не воспрепятствовал вам войти в него, заперев ворота? Вы расположились лагерем за пределами города под открытым небом, а была середина зимы, и вы пользовались базаром, видя, что продовольствия мало, и зная, что вы скудно снабжены средствами для покупки. А между тем, необходимость заставляла нас оставаться во Фракии, так как готовые к нападению триэры препятствовали переправе. (25) Но если бы мы остались там, то оказались бы во враждебной стране, с многочисленной неприятельской конницей и пельтастами, (26) а у нас, правда, хотя к было налицо войско гоплитов, с помощью которого, дружно напав на деревни, мы могли бы, возможно, забрать продовольствие в небольшом количестве, но мы не были бы в состоянии захватить рабов и мелкий скот, так как по своем возвращении я уже не застал у вас ни конницы, ни пельтастов.
(27) "И вот, поскольку вы находились в таких трудных обстоятельствах, разве вы имели право считать, что я плохо позаботился о вас, заключив союз с Севфом, обладавшим необходимыми для вас конницей и пельтастами, даже если бы я не выхлопотал для вас жалованья? (28) Ведь, присоединившись к нему, вы находили в деревнях хлеб в большом количестве, потому что фракийцы были принуждены бежать более поспешно, и на вашу долю приходилось много мелкого скота и рабов. (29) И, кроме того, с тех пор, как к нам присоединилась конница, мы потеряли врагов из виду. А до тех пор они смело за нами следовали, мешая нам при помощи конницы и пельтастов всякий раз, когда, разделившись на мелкие отряды, мы пытались достать побольше продовольствии. (30) И если тот человек, который участвовал в предоставлении вам такого благополучия, не сумел достать для вас кроме того очень большого жалованья, то разве это такое тяжкое преступление, что вы на этом основании даже не хотите отпустить его живым?
(31) "А теперь посмотрим, в каких условиях вы уходите отсюда? Разве вы не провели зиму среди изобилия и не сохранили кое-что из полученного от Севфа? Вы ведь жили за счет врагов и притом в вашей среде не было ни убитых, ни пропавших без вести. (32) И если вами совершены славные дела в борьбе с варварами Азии, причем эта слава останется при вас, то разве вы теперь не присоединили к ней новые блистательные подвиги, победив в Европе тех фракийцев, с которыми вы воевали? Я говорю вам: за то, за что вы на меня негодуете, следовало бы возблагодарить богов как за милость.
(33) "Так обстоят ваши дела. Теперь, во имя богов, выслушайте, каково мое положение. Когда я первый раз уезжал домой, мне сопутствовала ваша горячая признательность, а также добытая благодаря вам слава среди всех эллинов. И лакедемоняне доверили мне; иначе они не послали бы меня обратно к вам. (34) Теперь я удаляюсь оклеветанный вами перед лакедемонянами и из-за вас же у меня произошла ссора с Севфом, тем самыми Севфом, которому я надеялся с вашей помощью оказать услуги и благодаря этому заручиться надежным приютом для себя и для своих детей, если таковые у меня будут[24]. (35) А вы, ради которых я, собственно, и испытал столько вражды, и притом от людей, гораздо более меня могущественных, и для пользы которых я и сейчас не перестаю трудиться по мере моих сил, – вы составили себе обо мне такое мнение!
(36) "И вот, я стою перед вами, но не как пойманный беглец, пытавшийся скрыться. Если вы исполните ваши угрозы, то знайте, – вы будете убийцами человека, который неусыпно о вас заботился, вместе с вами перенес много тягот и опасностей, часто не считаясь с очередностью службы, который по милости богов воздвиг вместе с вами много трофеев в честь побед над неприятелем и сделал все, от него зависящее, для того, чтобы вы не стали врагами ни одному эллинскому государству. (37) Теперь у вас есть возможность спокойно отправиться по суше или по морю куда кому угодно. И вот, когда вам улыбнулось счастье, когда вы плывете туда, куда давно стремились, и вас зовут к себе самые могущественные вожди, когда имеется в виду жалованье, и к вам явились лакедемоняне, которые считаются самыми лучшими военачальниками, – тогда вы решаете, что наступило время как можно скорее умертвить меня? (38) А когда мы переживали трудные времена, разве вы, – якобы так хорошо все хранящие в памяти, – не называли меня тогда родным отцом и другими подобными именами и не обещали никогда не забывать во мне своего благодетеля? Однако те люди, которые теперь приехали за вами, тоже ведь не лишены рассудка; и я полагают ваши поступки по отношению ко мне едва ли возвысят вас в их мнении". На этом он кончил свою речь.
(39) Лакедемонянин Хармин поднялся и сказал: "Клянусь Диоскурами, мне кажется, вы несправедливо негодуете на этого человека. Я даже сам могу свидетельствовать в его пользу. Когда мы с Полиником опросили Севфа о Ксенофонте, что это за человек, то тот ничего дурного не мог привести и сказал только, что он слишком любит своих солдат. Поэтому-то он и находится на дурном счету и у нас, лакедемонян, и у самого Севфа". (40) После него выступил Эврилох из Лус [аркадянин] и сказал: "По моему мнению, лакедемоняне, прежде чем стать нашими стратегами, вы должны добиться от Севфа добровольной или недобровольной выплаты нам жалованья, а до того времени не уводить нас отсюда". (41) Афинянин Поликрат выступил в защиту Ксенофонта и сказал: "Я вижу присутствующего тут же Гераклида, который получил и продал заработанные нашими трудами богатства и не отдал денег ни Севфу, ни нам, но припрятал и присвоил их. Благоразумие требует задержать его, тем более, что этот человек не фракиец: он обижает эллинов, сам являясь эллином".
(42) Услышав это, Гераклид очень испугался и, подойдя к Севфу, сказал: "Было бы благоразумно с нашей стороны удалиться отсюда из-под власти этих людей". И сев на коней, они уехали в свой собственный лагерь.
(43) Оттуда Севф послал Ксенофонту своего переводчика Абросельма с просьбой остаться у него вместе с 1000 гоплитами. Он обещал подарить ему приморские местности и все прочее, что было им раньше обещано, и под условием сохранения тайны сообщил ему, будто он слышал от Полиника, что если Ксенофонт подчинится лакедемонянам, то он непременно будет казнен Фиброном. (44) И многие другие лица предупреждали Ксенофонта о том же, а именно, что на него наклеветали и ему надо быть настороже. А Ксенофонт, получив эти известия, взял двух жертвенных животных и принес жертву Зевсу-Царю, вопросив его, следует ли ему остаться на предложенных Севфом условиях или уйти с войском. Вышло – уйти с войском.
Глава VII
(1) После этого Севф расположился лагерем в отдалении. А эллины расквартировались по деревням, откуда они намеревались, набрав достаточно продовольствия, пойти к морю. Эти деревни были отданы Севфом Медосаду. (2) Медосад, видя как расточается эллинами имущество деревень, сильно разгневался и, взяв с собой одного одриса, самого влиятельного из спустившихся с гор горных жителей, и около 30 всадников, приехал и вызвал Ксенофонта из эллинского войска. Тот захватил с собой нескольких лохагов и других подходящих людей и вышел к нему. (3) Тогда Медосад сказал: "Ксенофонт, вы поступаете несправедливо, опустошая наши деревни. И мы приказываем вам, – я, от лица Севфа, и этот человек, пришедший от Медока, царя горных областей, – уйти из этой страны. А в случае если вы не исполните этого требования, мы не будем вам потворствовать, но раз вы разоряете нашу страну, то мы защитим себя от вас как от врагов".
(4) Выслушав это, Ксенофонт сказал: "Нелегко ответить тебе на такие слова; однако я буду говорить ради этого юноши (Одриса), чтобы он понял, какая разница между вами и нами. (5) Прежде чем был заключен между нами союз, мы ходили по этой стране в любом направлении, грабя что попадалось под руку и сжигая все по своему усмотрению. Да и ты, явившись к нам тогда в качестве посла, стал жить у нас, не боясь никаких врагов. (6) А вы, вообще говоря, избегали тогда этой страны, а если когда и появлялись в ней, то оставались там, словно в стране более могущественных царей, с взнузданными круглые сутки конями. (7) А теперь, когда вы стали нашими друзьями и благодаря нам, с помощью богов, завладели этой областью, теперь вы изгоняете нас из страны, которую получили от нас, силой нашего оружия. Как ты и сам знаешь, враги ведь не сумели прогнать нас отсюда. (8) И притом ты даже не считаешь себя обязанным отправить нас в путь как людей, достойных получить дары и благодарность за оказанные вам благодеяния, но из всех сил стремишься к тому, чтобы нам на нашем обратном пути даже негде было встать лагерем. (9) И, рассуждая таким образом, ты не стыдишься ни богов, ни этого человека, который теперь видит тебя богатым и знает, что до дружбы с нами ты, по собственным же словам, жил грабежом. (10) Впрочем, зачем ты говоришь об этом мне? Ведь не я теперь начальствую, а лакедемоняне, которым вы, – удивительные вы люди, – даже не посоветовавшись со мной, передали войско с целью отвода его обратно, повидимому с таким расчетом, чтобы я, заслуживший гнев лакедемонян при передаче войска вам, не заслужил теперь их благодарности при передаче его им".