По мнению Г.И. Стрельниковой, действия по исполнению обязательства специально направлены на возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей, т.е. являются односторонними сделками. К сожалению, автор не иллюстрирует, каким образом исполнение обязательства, которое в соответствии с п. 1 ст. 408 ГК РФ влечет прекращение обязательства, может повлечь также возникновение или изменение прав и обязанностей. Возможно, имеются в виду случаи ненадлежащего исполнения, которые действительно могут привести и к возникновению нового обязательства, и к изменению существующего обязательства.
В качестве односторонней сделки рассматривает исполнение О.С. Иоффе, при этом так же, как Е.А. Флейшиц, он относит такую сделку к вспомогательным. М.В. Телюкина, относя исполнение обязательства к односторонним сделкам, добавляет, что последнее является спорным [55, с. 18].
Однако, несмотря на упомянутую спорность, с учетом изложенного представляется достаточно обоснованным считать действия должника по исполнению и действия кредитора по принятию исполнения в качестве односторонних сделок.
Таким образом, мы полагаем, что исполнение обязательства, заключающееся в действиях должника по исполнению и действиях кредитора по принятию исполнения, представляет собой волеизъявление сторон, каждое из которых может рассматриваться как односторонняя сделка, но вместе они образуют своеобразную сделку по исполнению обязательства, прекращающую обязательственное правоотношение.
Современная цивилистика дает немало доводов в пользу отнесения исполнения к договору. Однако институт договора в гражданском праве не представляет собой унитарного учения, поскольку предполагает наличие различных типов, видов и подвидов договора, классифицируемых по различным основаниям. Некоторые наиболее часто встречающиеся подходы мы приводим ниже.
В римском праве исполнение обязательства из договора купли-продажи, как известно, совершалось посредством традиции (traditio), т.е. посредством передачи вещи. При этом традиция рассматривалась исследователями как вещный договор. Следовательно, исполнение обязательства по передаче вещи относилось к договору, причем к вещному договору, в том смысле, что по нему передавалось вещное право (в римском праве разработанной концепции вещного договора не существовало). Кроме того, традиция, по свидетельству Ю. Барона, по римскому праву обсуждается как абстрактная сделка, хотя в гражданском обороте она таковою не бывает.
Исполнение обязательства рассматривается как договор и некоторыми французскими учеными. Так, Л. Жюллио де ла Морандьер, именуя исполнение платежом, указывал, что платеж можно определить как юридическую сделку, направленную на прекращение обязательства, и добавлял, что его можно даже назвать соглашением, ибо он предполагает согласие должника и кредитора. Однако эта позиция вовсе не совпадает с глубоко проработанной немецкой концепцией вещного договора, где исполнение охватывает не только вещным договором, но и собственно передачей [48, с. 32].
В современной российской цивилистике исполнение обязательства по передаче вещи рассматривается в качестве договора Б.Л. Хаскельбергом, что обосновывается им наличием здесь двустороннего волеизъявления сторон [44, с. 57].
Рассматривая вопросы уступки права требования, Л.А. Новоселова присоединяется к мнению других правоведов, квалифицирующих передачу права в качестве двусторонней сделки (соглашения, договора). При этом такая сделка определяется ею как сделка "транспортная", "транслятивная", "распорядительная". Указание же на то, что уступка права может совершаться и посредством односторонней сделки, поскольку ГК РФ не исключает этого, именуя уступку права (требования) сделкой, а не договором, представляется нам спорным. ГК РФ вовсе не предрешает характера уступки права, именуя ее сделкой [48, с. 25]. Последние, как известно, могут быть и односторонними, и двусторонними, и многосторонними. Представляется, что использование законодателем термина "сделка" применительно к уступке права требуется для отграничения от других случаев правопреемства - перехода права в силу закона, т.е. независимо от воли сторон этого отношения. В литературе имеется обоснование необходимости отнесения уступки требования к договору. Причем свойства договора придаются и такой разновидности уступки, как бланковая цессия .
Л.А. Новоселовой, а также другими учеными убедительно доказан абстрактный характер цессии. Таким образом, исполнение обязательства по передаче права (требования) происходит посредством соглашения (договора), являющегося распорядительной абстрактной сделкой.
В.С. Толстой рассматривал действия должника и кредитора как односторонние сделки, ссылаясь при этом на С.Н. Братуся и В.Н. Охоцимского и, напротив, критикуя концепцию О.А. Красавчикова. Однако, как нам представляется, взяв за основу пример договора купли-продажи, В.С. Толстой допустил некоторое смешение исполнения двух обязанностей (должника и кредитора). Он указывает, что каждая из сторон действует самостоятельно с целью погашения своего долга, отсюда им и выводятся две односторонние сделки по исполнению обязанностей: действия покупателя и действия продавца или односторонняя сделка продавца по передаче вещи и односторонняя сделка покупателя по передаче денег [43, с. 21]. Если это и верно, то отчасти, скорее наполовину. Ибо, с нашей точки зрения, каждая из этих сделок дополняется другой односторонней сделкой (соответственно по принятию вещи и принятию денег), но в результате получаются не четыре односторонние сделки, а две двусторонние: 1) передача (предложение) вещи и ее принятие; и 2) передача (предложение) денег и их принятие. В результате договор купли-продажи исполняется посредством совершения двух других распорядительных сделок, каждая из которых опосредует соответственно исполнение обязательства продавца и исполнение обязательства покупателя [38, с. 64].
Однако В.С. Толстой не согласен с квалификацией предложения и принятия долга в качестве двух актов, составляющих в результате договор. "Поскольку, - подчеркивает он, - обязанность принять долг исполняется всегда после предложения, исходящего от должника, имеются некоторые основания утверждать, что она лишь условие, необходимое для выполнения должником обязанности, в то время как обязанность передать выступает в качестве самостоятельной [43, с. 23].
Действия сторон в обязательстве следуют одно за другим, взаимозависимы, направлены на достижение общего фактического результата, поэтому на первый взгляд они представляют собой единый акт. К.К. Яичков так и пишет: "С принятием груза лицом, надлежаще уполномоченным на его получение, акт выдачи груза становится двусторонним актом и вполне законченным юридическим действием". Но в том-то все и дело, что с юридической точки зрения передача и принятие редко тесно примыкают друг к другу. Здесь каждый из участников правоотношения действует во исполнение разных обязанностей, имеет намерение вызвать разные юридические последствия. Поэтому даже тогда, когда сдача-приемка оформляется единым документом, есть серьезные основания полагать, что действия сторон с точки зрения права не являются единым актом" [43, с. 69].
В.С. Толстой в опровержение договорной природы исполнения обязательства приводит сначала довод о несовпадении по времени акта предложения и принятия исполнения и верно тут же отметает его, ссылаясь на случаи оформления сдачи-приемки единым документом (кстати, само по себе это не указывает на совпадение волеизъявлений по времени).
Два других довода следует разобрать отдельно. Итак, можно ли положить в основание критики договорной природы исполнения обязательства тот факт, что каждая из сторон правоотношения действует во исполнение разных обязанностей (имеется в виду обязанность должника и кредиторская обязанность принять исполнение). Во-первых, сам В.С. Толстой немногим ранее указывал на своеобразие кредиторской обязанности принять исполнение. Во-вторых, как представляется, данные обязанности выступают в качестве своего рода мотива для действий сторон, что для самих действий, в которых воплощается воля сторон, значения не имеет. Указание на различие обязанностей сторон, служащих основанием их действий, вовсе не опровергает того, что результатом взаимных действий может являться договор. Приведем пример: одно лицо, действуя на основании договора поручения, заключает договор купли-продажи с другим лицом, которое действует на основании договора комиссии, являясь комиссионером. Каждая из сторон действует во исполнение разных обязанностей, более того, возникших из разных оснований (договор поручения и договор комиссии), однако едва ли мы поставим под сомнение договорную природу заключенной сделки купли-продажи.
Третий довод сводится к тому, что юридический акт каждой из сторон направлен на разные юридические последствия. Представляется, что это не так. Последствием исполнения обязательства является прекращение этого обязательства. Это и есть тот ближайший юридический результат, на который направлены действия сторон. И этот результат един как для кредитора, так и для должника. Последствием этого результата является получение соответствующего блага кредитором и освобождение от бремени должника. Эти юридические последствия действительно различны. Однако нельзя сказать, что кредитор не желает достичь результата, интересующего должника. Все дело в том, что исполнение и его принятие взаимозависимы и в то же время взаимосвязаны. Без предложения нет принятия. По общему правилу без принятия предложение не достигает цели. Можно ли говорить, что должник не стремится к тому, чтобы исполнение было принято. Едва ли, ведь именно принятие освободит его от бремени обязательства. Именно поэтому большинство законодательств допускает возможность на случай неисправности кредитора произвести исполнение в депозит, искусственно заместив тем самым отсутствующие действия кредитора по принятию исполнения. Кроме того, если говорить, что исполнение договора не может рассматриваться в качестве общего для должника и кредитора акта в силу разности юридических последствий, вызываемых их действиями, то следует объяснить и такое обстоятельство в сфере договорных отношений, как возникновение самого договора. Почему же оферта и акцепт смогли соединиться в единый договор? Ведь и здесь эти акты не могут не включать в себя все содержание договора, т.е. все будущие права и обязанности сторон. Но ведь в этих правах и обязанностях исполнение уже запрограммировано, т.е. нельзя сказать, что сторона, намеренная продать, не желает, чтобы другая сторона стала собственником. Это уже встречавшаяся нам логическая ошибка, допускающая возможность передачи объекта без возможности его принятия. Представляется, что в рассматриваемом аспекте направленности воли сторон в обязательстве нельзя расчленить это намерение: я желаю продать (имеем в уме: получить деньги за проданное), но не желаю, чтобы другая сторона стала собственником, ибо этот результат не есть "мой" юридический результат. В реальной жизни, конечно, такое бывает, но эти отношения регулируются иным отраслевым законодательством - уголовным и относятся не к заключению договора, а к мошенничеству под видом заключения договора [38, с. 67].