Смекни!
smekni.com

Внешнеполитические связи Киевской Руси (стр. 3 из 4)

Усиление политической самостоятельности корелы заставило Новгород и Швецию в 1339 году заключить новый договор, который включал пункт о согла­сованной политике в «Корельской земле».

«Если к вам наши бегут, секите их или вешайте; если же ваши к нам побегут, мы так же с ними поступим; и тогда не смогут они поссо­рить нас. Но мы не выдадим тех, которые крещены в нашу веру, потому что и без того мало их осталось, а то все померли гневом божиим».

Таким образом, история русско-шведских войн более чем тесно связана с историей карельского на­рода. Эти войны можно даже назвать карельско-рус­ско-шведскими. При этом оказывается, что локальные на первый взгляд конфликты повлияли на развитие не только северных, но и центральных районов Рос­сии, изменив там демографическую ситуацию.

Невская битва.

Самым известным противостоянием между русскими и шведами является битва на реке Неве. Казалось бы, уже не осталось никаких неясностей в ней. Но битвы вообще трудно поддаются изучению, т. к. очень сложно найти останки, массовые захоронения, железо и т.д. на местах сражений. Во-первых, все ценное уже было растащено сражающимися. Кроме того останки истлевают. Поэтому до сих пор практически единственным достоверным источником, из которого можно почерпнуть знания о древних баталиях, являются летописи или воспоминания сражающихся.

Прежде всего заметим, что в на­шем распоряжении имеются всего лишь два первоисточника — это краткое сооб­щение в новгородской летописи, составленное, ве­роятно, вскоре после битвы, а затем попавшее в другие летописные своды, и «Повесть о житии Алек­сандра Невского». Примечательно, что в шведских хрони­ках сражение 1240 года не упоминается вообще! Объяснить это можно как крайней неполнотой до­шедших до нас шведских источников XII века, так и малой значимостью этого события для шведского государства.

А началась она так…

«Придоша свей (шведы) в силе велице и мурмане (норвежцы) и сумь и емь (финны) в кораблих мно­жество много зело... с князем и пискупы (епископа­ми) своими, и сташа в Неве в устье Ижеры, хотяче всприяти Ладогу, просто же реку, и Новгород, и всю область новгородскую», — повествует летопись. Изначально обращает на себя внимание тот факт, что вошедший в Неву шведский флот, вместо того чтобы внезапно обрушиться на Приладожье, надолго остановился при впадении Ижоры в Неву, вследствие чего новгородцы взяли инициативу в свои руки. В чем причина столь странного поведения шведов? Нетрудно заметить, что основой владычест­ва немецких рыцарей и шведов в землях финских и балтских племен были хорошо укрепленные крепости и замки. Располагаясь в важнейших местах — на магистралъных дорогах, в устьях больших рек и в удобных гаванях, они позволяли держать под контролем торговые и военные пути, создавая благо­приятные условия для будущей колонизации края.

Политика крестоносцев в землях ижоры, води и корелы, ближайших соседей и союзников Новго­рода, носила аналогичный характер. Год спустя пос­ле Невской битвы, в 1241 году, немецкие рыцари попытались построить крепость в землях води (Ко-порье). Шведы же, оправившись от поражения на Неве, начинают в 1256 году сооружать укрепления в устье Наровы. В 1293 году им удается основать Выборгский замок в землях корелы, а в 1300 году они уже делают попытку закрепиться в соседней Ижорской земле, построив на Неве, в устье реки Охты, крепость Ландскрону

Поход 1240 года был одним из этапов в согла­сованных действиях войск Шведского королевства и Немецкого Ордена, имевших своей целью оттор­жение земель води и ижоры от Новгорода. Именно этим можно объяснить необычную медлительность шведского флота и, наоборот, поспешность дейст­вий новгородского князя Александра, решившего выступить против неприятеля, не дожидаясь помо­щи от своего отца — великого князя Владимирско­го Ярослава Всеволодовича.

События развивались с калейдоскопической быстро­той. Получив известие от ижорской морской стра­жи о появлении неприятеля, двадцатилетний Алек­сандр Ярославич, «не умедли ни мало», собрал ма­лую дружину в Новгороде и направился к Ладоге. Пополнив свое войско отрядом ладожан, он дви­нулся к устью Ижоры.

Битва началась «в шестом часу дни», то есть около одиннадцати утра. Конная дружина во главе с князем Александром неожиданно ворвалась через перешеек на мыс и с ходу обрушилась на непри­ятельский стан. В это же время пешие воины во главе с Мешой-новгородцем спустились к Неве и, переправившись через овраг, атаковали стоявшие у берега со спущенными сходнями парусно-гребные суда — шнеки. Не ожидавшие нападения шведы в замешательстве откатывались вниз по склону к сто­явшим у мыса кораблям. Русская конница самозаб венно преследовала бегущего противника, да так, что один из дружинников — Таврило Олексич в пылу боя въехал по мосткам аж «до самого корабля». Три судна с прорубленными бортами были выведены из строя и затонули. Битва же продолжалась на грани­це воды и суши...

Судя по тому, что шведы, по свидетельству ле­тописца, остались на мысе до ночи, а число погиб­ших новгородцев было весьма незначительно, битва не могла продолжаться до сумерек. Вероятно, она была достаточно скоротечна. Поэтому вопреки ус­тоявшемуся мнению вряд ли можно говорить о полном и окончательном разгроме шведского войс­ка. По-видимому, получив подкрепление с кораб­лей, шведы сопротивлялись натиску новгородцев. Александр же, не желая нести дальнейшие потери, отвел свои войска. Ведь в конечном счете основная цель его предприятия была достигнута — неприятель понес значительный урон и утратил веру в успех своего дела. Частью захоронив, а частью погрузив на суда тела погибших воинов, под покровом тем­ноты шведы удалились по Неве в Балтику.

Оценивая Невскую битву как один из эпизодов военных действий Новгорода и Швеции за обладание Ижорской землей, когда на протяжении столетий происходил постоянный обмен ударами, нетрудно заметить, что по своим масштабам она отнюдь не превосходила других военных столкнове­ний того времени. К примеру, битва под Раковором в 1268 году между русскими и тевтонами или штурм шведской Ландскроны в 1300—1301 годах были куда более масштабными предприятиями.

Причины известности Невской битвы следует, видимо, искать в области идеологии. Невольно напрашивается сравнение «Жития Александра Невского» со «Словом о полку Игореве», когда в целях единения Руси перед половецкой опасностью автор воспевал даже совсем небольшой и к тому же бесславно закон­чившийся поход малоизвестного князя Игоря Свя­тославича. Победы же, одержан­ные молодым Александром Ярославичем на реке Неве, а позднее на Чудском озере, имели куда большее значение для Руси, позволив, пусть и в рамках навязанного ей сюзеренитета Золотой Орды, сохранить свою государственность и веру.

Заключение.

X век вывел Русь на путь международного при­знания. Особенно успешными в этом смысле были годы прав­ления Ольги, Святослава и Владимира. Но это было лишь признание Византии, восточноевропейского мира. В орбиту отношений с Русью давно и прочно были втянуты Польша, Венгрия, Болгария, скандинавские королевства, Хазария, Волжская Булгария, т.е. страны, имевшие с Русью общую границу. Однако «большая» Европа и прежде всего быстро развивающиеся Франция, Германская империя, государства Аппенинского полуострова были еще вне сферы прочных международных связей Руси, и киевские правители по мере усиления Руси, возрастания ее роли в восточноевропейском и ближневосточном мире должны были расширять и далее свои внешнеполитические контакты, стремиться к возвыше­нию европейского престижа и к участию в делах всего евро­пейского региона. В этом плане на первое место постепенно выходили отношения с Германской империей, которая в ту пору являлась средоточием основных нитей европейской по­литики.

К нач. 11 в. в состав Руси вошли практически все крупные восточносла­вянские союзы племен, а также населявшие Восточно-Евро­пейскую равнину на севере, северо-западе и северо-востоке угро-финские и балтские племена, на юге и юго-востоке — тюркские. Русь к этому времени была уже полиэтническим государством, в котором иные, неславянские народы были и данниками, и союзниками, и полноправными жителями ог­ромной страны. Сцепленные воедино государственной волей киевских князей, общими жизненными, хозяйственными, торговыми интересами, а также необходимостью оборонять­ся от внешних врагов, многочисленные бывшие восточносла­вянские и иноязычные племена и племенные конфедерации уже несколько десятилетий существовали в составе единого государства, деля с ним его историю, достижения, успехи и неудачи,

Четко обозначились границы Руси: на се­вере земли Новгорода вплотную подходили к владениям ка­релов по берегам Финского залива и озера Нево (Ладожского озера); на северо-западе новгородские и полоцкие земли гра­ничили с владениями балтских племен по среднему течению Немана и Западной Двины. На западе русско-польская гра­ница, по наблюдениям ВТ. Пашуто, стабилизировалась по среднему течению Западного Буга, а далее по линии Доро-гичин — Берестье — Червен — Перемышль. «Червенские города» отошли к Руси, а по ту сторону простирались Мазо-вия и Малая Польша с городами Люблиным и Сандомиром, далее граница шла по среднему течению Южного Буга, Дне­стра и Прута. Эта часть границы была скреплена «любами, (договорами) с польским королем. На юге владения Руси упирались в оборонительную систему городов и крепостей, ос­нованных Владимиром в борьбе против печенегов. Эта часть границы была непостоянна, изменчива; здесь шла извечная борьба с кочевниками. На юго-востоке и востоке русские вла­дения доходили до верховьев Дона, Сейма и Сулы, а далее от верховьев Дона упирались в рязанские леса. Южнее и здесь шла степь, откуда постоянно осуществлялись набеги кочевников на черниговские земли. На северо-востоке вла­дения Руси выходили в междуречье Оки, Клязьмы и Волги, где жили вятичи, и подходили к границам Волжской Булга-рии. Здесь, в северо-восточном углу Руси, в суровых лесах вперемешку жили угро-финские племена, которые были свое­образной «исторической прокладкой» между Русью и Булга-рией- К концу X в., несмотря на постоянную опасность с юга со стороны кочевников, Русь сумела отвоевать себе форпо­сты на Таманском полуострове, где появилось русское Тму-тараканское княжество, и в устье Днепра, в районе Олешья,