Таким было время образования и укрепления русского централизованного государства. Это время сформировало личность Ивана Грозного и испытало на себе ее воздействие. Скрынников считает, что «Иван Грозный был порождением этого времени».
Появляется еще один вопрос – место России среди европейских стран, соотношение Востока и Запада. Особенностью Запада было то, что уже к XIII-XIV веку в ряде западноевропейских стран сложилась система власти, основанная на договорных отношениях. Идеи договора не были чужды и далеки для России.[3]
Таким образом, обзорно рассмотрев XVI век в истории России, необходимо сделать вывод, что этот век был отмечен расцветом торговли и ремесел, ростом городских центров. Все историки единогласно считают XVI век веком экономического подъема.
Место рождения князя Андрея Курбского неизвестно. Есть предположение, что он родился в 1528 году. Это датировка основывается исключительно на его собственном заявлении в автобиографическом сочинении «История о великом князе московском», что во времена «Казанского взятия» 1552 года ему было 24 года. У него был младший брат Иван, скончавшийся от ран вскоре после штурма Казани в 1552 году. Его могильная плита сохранилась в Спасо-Ярославском монастыре.
Никаких сведений о жизни Курбского у нас нет вплоть до 1547 года. Таким образом, на страницах исторических документов князь Андрей появляется вполне сформировавшимся 19-летним человеком. Поскольку нет свидетельств, что князя воспитывали как-то по особому, обратимся к вопросу: как же в принципе растили в Московской Руси юных княжичей?
Говорят, что в Средневековье не было детей. Люди, рождаясь, считались уже взрослыми французский историк Ж. Ле Гофф обратил внимание, что на европейских средневековых картинах изображались красивые ангелочки и уродливые младенцы Иисусы. Художники знали, как рисовать ангелочков, но плоъхо представляли себе человеческих младенцев. Для ребенка рано наступала взрослая юридическая и социальная ответственность. Детский труд, мальчики-оруженосцы, отсутствие представлений о школе как обязательном этапе развития ребенка – какое тут детство?[4]
Как же могло проходить детство князя Курбского? В отличие от многих младенцев ему повезло: он выжил при родах. Младенческая и детская смертность была необычайно велика, причем как у низших, так и у высших сословий. Даже у царя Ивана Грозного из шести детей от первой жены – царицы Анастасии – во младенчестве умерло четверо. Судьба умерших до крещения детей была грустна: они считались нечистыми существами: предполагалось, что у них «нет подлинной души», их не хоронили на кладбище вместе с другими покойниками. Согласно распространенному поверью после смерти некрещеные дети превращались в демонов.
Период до шести-семи лет считался безгрешным и чистым. Затем мальчик-дитя превращался в отрока и оставался им до 14 – 15 лет. После чего юноша поступал на службу, и начиналась взрослая жизнь. Дети до шести –семи лет должны были быть всегда в покое, одеты и сыты, в теплом дому, не подвергаться никакому насилию и принуждению. Главным временем воспитания было отрочество. Отрок считался уже «маленьким взрослым», способным к обучению и восприятию заповедей старших. Правда, совершенно бесправным по отношению к родителям.
Учили ли княжича Курбского в детстве? И если да, то чему? Несомненно, он получил необходимый объем знаний церковных текстов, по которым учился читать и мыслить, получал уроки этики человеческих отношений и усваивал стандарты морали. Судя по всему, именно в этом возрасте княжич Андрей научился писать и читать. О круге его чтения нам ничего не известно, можно строить только догадки, выходил ли он за пределы Псалтыри – главной учебной книги русского Средневековья.
Взрослая жизнь для русских юношей XVI века наступала с момента записи в войско. Первые имеющиеся сведения относятся к 1547 г.: 19-летний Курбский служит, однако, не в войске, а при Государевом дворе, сопровождая в качестве мелкого порученца брата царя, слабоумного Юрия Васильевича. В неудачном Казанском походе 1549 – 1550 г. Курбский — «стольник в есаулах» в царской свите. 16 августа 1550 г. князь Андрей назначается воеводой в пограничный Пронск. А уже в мае 1551 Курбский — второй воевода полка правой руки, размещенного у Зарайска, на самом татароопасном направлении. Затем он — второй воевода в Рязани при М. И. Воротынском. а с июня 1552 г. — второй воевода полка правой руки у Каширы. Начальником Курбского, как и в Зарайский период, был П. М. Щенятьев. Надо сказать, что оба упомянутых воеводы были из самых опытных и квалифицированных военных специалистов в стране — то есть в принципе Курбскому было у кого учиться военному делу. [5]
21 июня тульский воевода сообщил о нападении на город крымских и ногайских татар, и Щенятьев с Курбским выступили ему на помощь. Произошло сражение — фактически боевое крещение Курбского, получившего в ходе него рану головы. Согласно сочинениям Курбского, была одержана решительная победа с большими трофеями. Однако как было на самом деле — мы не знаем. По словам Филюшкина, «в 1564 году он (Грозный) писал Курбскому о боях под Тулой в 1552 году весьма нелицеприятные вещи: „Как наш недруг, крымский царь, приходил к нашей вотчине к Туле, мы послали вас против него, но царь устрашился и вернулся назад, и остался только его воевода Ак-Магомет улан с немногими людьми, вы же поехали есть и пить к нашему воеводе, князю Григорию Темкину, и только после пира отправились за ними, а они уже ушли от вас целы и невредимы. Если вы и получили при этом многие раны, то никакой славной победы не одержали“. Кто здесь прав — Курбский или Грозный? Русская официальная летопись оценивает итог боев под Тулой как однозначную победу русских войск, одержанную благодаря их храбрости. В то же время в ней и не могли быть отражены такие подробности, как, например, не вовремя случившаяся пирушка воевод. Мы не можем ни опровергнуть, ни подтвердить обвинения Грозного или патетику Курбского».
Военная карьера князя, однако, продолжала развиваться. В казанском взятии 1552 г. Курбский — все тот же второй воевода полка правой руки, помощник Щенятьева. В штурме города этот полк стоял против Елабужских ворот — в самом спокойном месте. Правда, именно через эти ворота татары предприняли последнюю попытку прорыва из города. Полк Щенятьева–Курбского был смят, однако сумел восстановить порядок и принял активное участие в преследовании и добивании убегающих.
Таким образом, говоря о раннем этапе службы князя, мы, с одной стороны, наблюдаем довольно успешную для молодого человека карьеру. Одновременно с этим мы видим безосновательность приписывания князю Андрею покорения Казани: да, он участвовал в походе, но далеко не на первых ролях.
Карьерный рост между тем продолжался — в октябре 1553 г. князь впервые становится первым воеводой — в полку левой руки, затем в сторожевом полку, с которым воевал до 1556 г., подавляя партизанское движение бывшего Казанского ханства. В тот же год Курбский получает боярство. В списке думских бояр он на последнем, десятом, месте. Однако в следующем, 1557 г., он вновь второй воевода полка правой руки при том же Щенятьеве.
Затем начинается Ливонская война. В январском походе 1558 г. Курбский возглавляет сторожевой полк. Весной-летом того же года весьма активно участвует в боевых действиях, но во второй половине года отзывается на тульский рубеж, где служит опять-таки вторым воеводой полка правой руки до 1560 г. И вдруг весной 1560 г. князя Андрея назначают первым воеводой большого полка — руководителем основной ударной группировки в походе на Ливонию. Это была вершина военной карьеры князя — в ту кампанию он выигрывает 30 августа тяжелейшее сражение под Феллином, совершает рейды на Венден и Ригу. Фактически именно Курбский завершает разгром Ливонского ордена.
И тут случилась опала, причины которой нам неизвестны. Уже в конце года Курбского отзывают на южную границу сперва на знакомую должность второго воеводы полка правой руки, затем он служит городовым воеводой в Мценске и Великих Луках, участвует в набегах небольших отрядов на окрестности Витебска (по случаю вступления в войну Литвы и Польши). Видимо, в 1561 – 1562 г. опала с Курбского была снята, он снова получил командную должность и, несмотря на проигранное незначительное сражение под Невелем в 1562 г., был в 1563 г. назначен первым воеводой в Юрьев Ливонский (Дерпт). Иначе говоря, в завоеванной провинции Курбский становится губернатором с широчайшими полномочиями, а также с правом (и обязанностью) ведения дипломатических переговоров с сопредельными государствами — Данией и Швецией. Именно из этого города и с этой должности Андрей Курбский бежит в Вольмар 30 апреля 1564 г., бросив беременную жену и сына, но взяв с собой два десятка самых преданных и лихих приближенных. Московский период его жизни завершился.
По мнению Филюшкина, хроника этой неровной, но в целом восходящей карьеры свидетельствует о том, что Курбский был заметным — но не более того — военачальником времен Ливонской войны. Кроме того, ввиду занятости «в войсках», князь Андрей едва ли имел возможность поучаствовать ощутимым образом в решении вопросов гражданской жизни страны. То есть он вряд ли был активным членом той самой мифологической, по мнению автора, Избранной рады. Что мешает согласиться с последним утверждением? Некоторое ощущение подводной части айсберга: как-то не верится, что с человеком, в котором Грозный видел лишь более или менее способного генерала, к тому же перебежавшего к врагу, царь стал бы переписываться так, как он это делал. Обсуждая и свои интимные обстоятельства, и свою кадровую политику, и идеологические основания собственной власти в разные периоды времени. Да и неожиданные пики в карьере князя намекают на то, что тот был у царя на виду если не всегда, то по крайней мере достаточно продолжительные отрезки времени. Очень трудно отказаться от мысли, что Грозный и Курбский были когда-то действительно близки и даже, не побоимся этого слова, в чем-то равны.[6]