Именно в эти годы в области уголовного и уголовно-процессуального законодательства произошли серьезные деформации, ужесточившие наказание и полностью разрушившие гарантии прав личности в уголовном судопроизводстве. Как уже отмечалось, по мере того как во второй половине 20-х гг. стали брать вверх командно-приказные методы управления, все отчетливее обозначился отход от прежней уголовной политики, а затем и полный отказ от нее. Ставка на репрессии в ходе мирного строительства возобладала уже в конце 20-х гг. при применении чрезвычайных мер во время хлебозаготовительной кампании. Эта ставка на репрессии еще более усилилась и стала доминирующей в первой половине 30-х гг.[2]
§ 2. Право в первой половине 30-х годов
1) Уголовное право и уголовный процесс
Общая тенденция развития государства и права — усиление централизации — отразилась и на развитии уголовного права. Возрастает роль общесоюзного законодательства. В 1926-1929 гг. уголовно-правовые нормы создавались в большей мере союзными республиками, и до 1930 г. было принято всего 48 общесоюзных актов, относящихся к уголовному праву. Начиная с 1930 г. на первый план выступает уголовное законодательство Союза ССР.
В связи с этим, прежде всего, назовем Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», вошедшее в историю уголовного законодательства как закон от 7 августа 1932 г. Он был принят по инициативе Сталина. Постановление резко усилило наказание за хищение социалистической собственности, не разграничивая мелкие и крупные хищения. Этот закон независимо от характера и значимости похищенного имущества в виде наказания устанавливал расстрел с конфискацией имущества. Лишь при наличии смягчающих вину обстоятельств суд имел право назначить виновному наказание в виде лишения свободы на срок не менее 10 лет.
Вслед за законом от 7 августа 1932 г. были приняты другие законодательные акты, направленные на ужесточение репрессий и разрушение гарантий прав личности в уголовном судопроизводстве.
Следующим документом было принятое ЦИК и СНК СССР Постановление «О борьбе со спекуляцией», согласно которому за спекуляцию продуктов сельского хозяйства и промтоварами назначалось лишение свободы от 5 до 10 лет без применения амнистии. В нем так же, как и в первом законе, отсутствовали разграничения между мелкими, средними и крупными делами. Это порождало применение несправедливых репрессий. В Мордовии, например, в 1933 г. привлекали к уголовной ответственности 388 человек, в 1934 г. — 446. 8 декабря 1933 г. принимается Постановление ЦИК и СНК СССР «Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции», в котором выпуск таковой объявлялся тяжким преступлением. Руководство и административно-технический состав наказывались на срок не менее 5 лет.
Закон от 8 июля 1934 г. «О дополнении положения о государственных преступлениях статьями об измене Родины» устанавливал, что в случае побега или перелета за границу военнослужащего совершеннолетние члены его семьи, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные места Сибири на 5 лет. Эти нормы противоречили демократическим принципам уголовного права. Тогда же, 10 июля 1934 г., было принято решение об образовании при НКВД СССР Особого совещания, деятельность которого непосредственно связывалась с проведением массовых репрессий.
Особо выделим Постановление ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов», получившее название «Закон 1 декабря 1934 г.». Это постановление было подготовлено по поручению Сталина в спешном порядке, в течение нескольких часов после сообщения об убийстве С. М. Кирова. Этот чрезвычайный закон явно противоречил принципам справедливости и гуманности, предписывал заканчивать следствие по делам о терактах в 10-дневный срок, рассматривать дела в суде без участия общественного защитника, не допускать кассационного обжалования и ходатайства о помиловании, расстрел приводить в исполнение немедленно после оглашения приговора.
Те же изменения (речь идет об ужесточении) нашли отражение и в процессуальном праве. 7 июля 1934 г. вышло Постановление Пленума Верховного суда СССР «О необходимости строжайшего соблюдения судами уголовно-процессуальных норм», но в нем указывалось на большое количество оправдательных приговоров и частые отмены приговоров за недоказанностью обвинений и отсутствием состава преступлений.
В конце 1927 г. в стране возник кризис хлебозаготовок как результат рыночных колебаний, а не как отражение падения сельскохозяйственного производства, а тем более социального кризиса в деревне. Конечно, сокращение государственных заготовок хлеба создавало угрозу планам промышленного строительства, осложняло экономическое положение, обостряло социальные конфликты и в городе и в деревне. Сложившаяся в 1928 г. обстановка в стране требовала взвешенного подхода.
Но сторонники Сталина, только что добившиеся большинства в политическом руководстве, не проявили государственной мудрости в понимании принципов политики по отношению к крестьянству. Больше того, они пошли на прямой отказ от этих принципов, на слом нэпа и широкое применение чрезвычайных мер, т. е. насилие над крестьянством, атому предшествовала поездка Сталина в Сибирь в январе 1928 г. За 22 дня Сталин объехал всю Сибирь и многократно выступал перед активом. В этих выступлениях он и провозгласил отказ от нэпа в деревне: «Излишки хлеба у крестьян не закупать, а изымать. Всех сопротивляющихся судить и отправлять в ссылку». Прокуроров и судей, стоящих на позиции законности, Сталин оскорбительно обозвал «нахлебниками кулаков» и потребовал «их убрать и заменить другими». В этот период выдвигается лозунг «усиления классовой борьбы по мере продвижения к социализму». Заговорили о кулацком терроре. И официальная статистика тех лет свидетельствует, что хотя террористические акты и имели место, но не в таких масштабах, как писали в литературе. Есть данные, свидетельствующие, что в 1926-27 гг. судами РФ всего рассмотрено 26 дел, в 1928 г. — 36, смертельные исходы терактов просматриваются в 48 случаях, покушение на убийство — в 4, избиение — в 3 случаях. В последующие годы количество возбужденных дел о террористических актах в стране возрастало.
В 30-х гг. усилились преступления, направленные против раскрепощения женщин (особенно среди восточных народностей) в самой разнообразной форме (убийства, избиение, изнасилование и т. п.). На создавшуюся обстановку Президиум ЦИК СССР отреагировал Постановлением от 16 февраля 1930 г., в котором подчеркивалось, что в случае, если точно установлено, что убийство произошло на почве раскрепощения женщин, можно применять ст. » положения о преступлениях государственных, (т. е. контрреволюционных). Постановлением Пленума Верховного суда СССР от 6 августа 1931 г. было признано, что убийство ударников в связи с их активной работой на производстве также должно квалифицироваться как теракт.
Принятием перечисленных выше разъяснений было сделано отступление от закона, и стало возможным привлечение за теракты при недоказанной контрреволюционной цели (о которой прямо сказано в Законе). Такая трактовка контрреволюционного преступления не была оправдана, хотя сопротивление мероприятиям советской власти имело место. Это сразу сказалось на соблюдении законности. Вскоре были подмечены серьезные ошибки от расширенного толкования субъективной стороны контрреволюционных преступлений.
В докладе Уголовно-процессуальной коллегии Верховного суда РСФСР о судебной практике по преступлениям, предусмотренным ст. 58 УК РСФСР 1926 г., подчеркивалось, что ошибки судов состоят в подведении под теракт как бытовых убийств, так и убийств по другим мотивам, не связанных с классовой борьбой в общеполитической деятельности потерпевших.
Хотя и со значительным опозданием, только 10 апреля 1932 г., но было решено внести в УК, в ст. 73, дополнение (примечание). Оно указывало на необходимость проводить разграничения между терактами и общеуголовными преступлениями, внешне с ними сходными. Поэтому ст. 71 УК дополнялась ч. 2 следующего содержания: «Нанесение побоев или совершение иных насильственных действий в отношении общественников-активистов, ударников на производстве, а также колхозников в связи с общественной или производственной деятельностью — в случае, когда эти действия по характеру, обстановке их совершения или последствиям не могут рассматриваться как теракты, должны квалифицироваться как общеуголовные преступления». 11 марта 1933 г. в печати было опубликовано сообщение ОГПУ о ликвидации контрреволюционной организации выходцев из буржуазно-помещичьего класса, государственных служащих в системе Наркомзема и Наркомсовхозов (специалистов «Трактороцентра»). Было арестовано около 100 специалистов-аграрников по ложному доносу, но они были лишены возможности гласно защититься от нелепого обвинения во вредительстве. По этому делу было вынесено 40 приговоров к расстрелу. Остальные осуждены на разные сроки. Один из них — бывший заместитель наркома земледелия А.М. Маркович — обратился из лагеря с заявлением на имя Сталина, Молотова и прокурора Акулова. Есть в архиве записка Сталина с реакцией на подобные заявления, в которой он предлагал создать комиссию в составе Кагановича, Куйбышева и Акулова, чтобы проверить сообщаемое в документах. Было это в сентябре 1934 г. Сохранились материалы комиссии, которая составила заключительный документ с выводами о том, что применение незаконных методов следствия имело место; комиссия ставила вопрос об искоренении незаконных методов следствия, наказании виновных и пересмотре дел.