С. И. Цеменкова
Исследуется история формирования экспертизы ценности документов в учреждениях Российской империи и, в частности, на Урале, в ведомстве Уральского горного правления. Освещается деятельность разборочных комиссий, анализируются критерии и подходы к разделению архивных дел на разряды. Оценивается степень сохранности архивных фондов Уральского горного правления к началу ХХ в.
Ключевые слова: экспертиза ценности документов, история урала, уральское горное правление, пермская ученая архивная комиссия.
Архивы — душа народа, хранилище его прошлого, настоящего и будущего. И от того, насколько сохранен документальный фонд учреждения, организации или частного лица, напрямую зависят полнота, детальность, рельефность наших представлений о прошлом. Какие же факторы оказывают влияние на сохранность документов? Конечно же, войны, революции, стихийные бедствия (такие, как пожары и наводнения). Но прежде всего огромную роль играет характер отношения государства и общества к ретроспективному документу, понимание важности и нужности его для исторической науки, культуры и национальной памяти в целом. Отдельные страницы из истории развития архив-ного дела в России и на Урале прекрасно иллюстрируют значимость понимания научной ценности документа.
До начала XIX столетия было принято хранить все документы, производимые канцеляриями. Бумаги передавали на хранение в исторические архивы сразу же после того, как они теряли свое справочное значение. «Передать в архивы к вечному хранению»— именно эта фраза обозначала новый статус документа. Однако ситуация резко изменилась после проведения министерской реформы 1802 г.
Бурный рост бюрократического аппарата в начале XIX в. способствовал созданию сложной, многоступенчатой системы делопроизводства. Это привело к резкому увеличению объема документооборота, и вскоре бумаги огромными потоками устремились в архивы. Однако проблема заключалась еще и в том, что «Общее учреждение министерств», изданное 28 января 1811 г., определило организацию документов в делопроизводстве и в архивах, но вопросы экспертизы ценности не затронуло [см.: ПСЗРИ, XXX, № 24686]. И уже в первой четверти XIX столетия эта проблема, пусть подспудно и стихийно, но все же стала обсуждаться в министерских кругах.
Расширение ведомственных архивов увеличивало расходы учреждений на их содержание, требовало дополнительных материальных затрат на помещения, штаты и т. п. Прежде всего необходимы были средства на расширение площадей для хранения архивных документов. Строить новые или арендовать готовые помещения было дорого. Проблема была настолько сложна (как тогда говорили, «чрезвычайна»), что за ее решение принялись Государственный совет и Комитет министров.
И вот в начале 1820-х гг. выход был найден: принято постановление о выделении «ненужных» дел в пустующие и ни для чего не приспособленные помещения. Так, по предложению московского генерал-губернатора Д. В. Голицына в 1823 г. Комитет министров вынес решение: документы московских присутственных мест давности более чем десятилетней вывезти в Никольскую башню Кремля и образовать там особый архив. Через четыре года такое же предписание было дано начальнику Московского штаба: «ненужные дела штаба не уничтожать, а отправлять в Москву для хранения в Сухаревской башне» [Самоквасов, 14]. В результате таких действий «старые», т. е. архивные дела московских губернских учреждений оказались разбросанными по восьми помещениям, получившим громкое название «Московский губернский архив старых дел» [см.: Маяковский, 196].
Однако для нас здесь самым важным является тот факт, что десятилетний срок хранения был признан обязательным для документов всех местных учреждений. Примеру московских присутственных мест последовали местные учреждения других губерний. Губернские правления, казенные палаты, судебные и другие учреждения, не заинтересованные в хранении своих документов, начали предпринимать шаги к освобождению архивов от материалов более чем десятилетней давности.
В 1845 г. это положение было окончательно закреплено таким законодательным актом, как «Учреждение губернских правлений», согласно которому по истечении десяти лет дела местных учреждений считались утратившими практическое значение [см.: СЗРИ, II, 601].
Возможно, критерий деления документов на утратившие и сохраняющие справочное значение был бы для того времени правильным, если бы правительство приняло меры к созданию новых исторических архивов. Именно туда можно было бы передавать на постоянное хранение бумаги, ставшие ненужными в работе канцелярий и учреждений в целом. Но таких архивов на тот момент не существовало. Документы были предоставлены на усмотрение учреждений, которые в большинстве случаев стремились как можно скорее снять с себя заботу о них практически любыми способами. Поэтому сложно не согласиться с выводами замечательного русского археолога и архивиста Д. Я. Самоквасова, который считал, что закон 1823 г. фактически привел к рассредоточению документов местных учреждений и распылению провинциальных архивов и положил начало эпохе «архивного нестроения», главной приметой которой стало бесконтрольное уничтожение «ненужных» документов [см.: Самоквасов, 27].
Итак, ситуация 1820-х гг. предопределила последующее развитие новой процедуры хранения документов. В 30-е гг. XIX в. начинает формироваться система оценки и отбора документов на хранение и уничтожение: правительственный аппарат прекрасно понимал, что необходимо определить критерии разделения документов на «нужные» и «ненужные». Именно это время можно обозначить как начало второго этапа формирования системы экспертизы ценности документов в дореволюционной России. Первым же этапом следует считать весь предшествующий период, когда экспертизу ценности документов, по меткому замечанию того же Д. Я. Самоквасова, проводили «время и тлен».
Толчком к проведению учреждениями экспертизы ценности документов, начавшейся со второй четверти XIX столетия, послужило разрешение верховной власти на уничтожение документов, которые «…уже не заключают в себе никакой важности и не нужны для будущего времени» [Маяковский, 232]. Это указание Николая I вместе с Особой инструкцией, утвержденной им в 1830 г., было дано сенатору Ману, председателю комиссии по разборке Государственного архива Старых дел и Сенатского архива.
Порядок определения ценности документов, выявление категорий документов, имеющих научную ценность и справочный характер, а также сроки их хранения устанавливались специальными правилами и инструкциями, которые разрабатывались центральными учреждениями и утверждались верховной властью. Впервые такие правила — «О порядке разбора и уничтожения решенных дел» — были разработаны в 1836 г. в Военном министерстве. А с начала 1860-х гг. XIX в. его примеру последовали и прочие ведомства: в 1862 г. такие правила утвердило Министерство государственных имуществ, в 1864 г. — Министерство финансов, в 1865 г. — Министерство внутренних дел [см.: Голиков, 14].
Правила служили министерствам, а также их подведомственным учреждениям руководством при проведении экспертизы ценности документов. Верховная власть, разрешив министерствам самостоятельно проводить экспертизу, вместе с тем вначале ограничила их права, установив единый, обязательный для всех учреждений, порядок утверждения результатов экспертизы. В соответствии с ним учреждения представлялиописи дел, выделенных к уничтожению, в Комитет министров, который, рассмотрев описи, выносил окончательное решение. Утвержденные к уничтожению дела учреждения продавали с аукциона бумажным фабрикантам либо торговцам, секретные — сжигали. Деньги, вырученные от продажи документов, шли на канцелярские нужды, покрытие расходов, а также на награды и пособия чиновникам, которые занимались разборкой документов [см.: Там же, 14]. Проблема заключалась еще и в том, что инструкции и правила вырабатывались каждым министерством самостоятельно, без какого бы то ни было намека на согласование. В результате разработанные правила зачастую сильно противоречили друг другу. Так, например, инструкция Министерства народного просвещения требовала постоянного хранения всех дел, содержавших сведения о порядке прохождения службы, формулярные и именные списки, дела о производстве в чины и прочие, в то время как правила ведомства почт и телеграфов все подобные дела обрекали на уничтожение [см.: Маяковский, 197].
О масштабах уничтожения документов в ведомственных архивах можно судить по Министерству юстиции, документальные материалы которого приводились в порядок специальной комиссией во главе с сенатором Репинским. Эта комиссия за три года работы в архиве (с 1884 г. по 1887 г.) разобрала 103 836 дел и книг. Из них оставлено на хранение 9 939 дел, а 92 439 дел и 1458 книг были проданы как не представляющие никакой ценности [см.: Сборник материалов … , 270]. А в 1843 г., с разрешения Межевого департамента Сената, были проданы как макулатура документы Межевой канцелярии за 1765—1834 гг. общим весом 110 пудов. Выручка от продажи составила 55 рублей серебром [см.: Голиков, 14]. Министерство земледелия и государственных имуществ выделило в 1872 г. к уничтожению 259 316 единиц хранения, т. е. 80 % всего состава архивохранилища [см.: Маяковский, 198].
Итак, получив полную самостоятельность в вопросах проведения экспертизы ценности документов, во второй половине XIX в. министерства стали бесконтрольно очищать свои архивы от не нужных им бумаг. Единственным средством, в некоторой степени сдерживающим произвол министерств, являлись правила, определяющие порядок хранения и уничтожения архивных дел. И здесь огромную роль играло то, насколько тщательно и грамотно были эти правила проработаны и составлены.
В местных учреждениях экспертиза ценности документов была введена законодательным порядком в 1845 г. «Учреждением губернских правлений». Прежде всего, согласно данному законодательному акту, каждое учреждение должно было иметь свой архив; на деле это привело к упразднению централизации местных архивов, которую предполагалось осуществить указами Сената 1798 г. и 1800 г. 1 Таким образом, данное нововведение вызвало распыление архивных документов, фактически предопределив их дальнейшую трагическую судьбу.