Отношение к вождю у Флоренского здесь неоднозначно — и критическое, и утвердительное. Ленина отец Павел не поминает, но не может не сказать о Владимире — Крестителе Руси в том же регистре — магически-символического значения имени. А поскольку магия для отца Павла — основа мира и веры, то именно по магическому пафосу и сближаются два Владимира — древнерусский и социалистический. Надо сказать, это сближение было на устах у многих: в стихотворении «Киев» (1924) Маяковский, глядя на скульптуру святого Владимира, вспоминает Другого, то есть Ленина:
Не святой уже —
другой,
земной Владимир
крестит нас
железом и огнем декретов.
Как Владимир нарек язычников славян и финнов христианами, пытаясь силой слова преобразовать свой народ, так и новый Владимир, по мысли Степуна, нарек крестьянство пролетариатом, купцов — буржуазией, а народный бунт — социалистической революцией, используя магическую силу наименования, то есть слова социализм. Именно эту магию увидел Маяковский:
Впервые
перед толпой обалделой,
здесь же,
перед тобою,
близ —
встало,
как простое
делаемое дело,
недосягаемое слово
— «социализм».
(«Ленин с нами», 1927)
Поэтому в России произошла невероятная вещь. Народ, не теряя, так сказать, «психологического стиля своей религиозности», то есть сочетания фанатизма и двоеверия, обрядоверия и магизма, подкрепленного невежеством и неумением разумно подойти к церковным догматам, изменил вдруг вектор своей веры, точнее, отказавшись от христианства, остался при первобытной магии, которую нашел в декретах большевиков. Он отдал свою веру большевикам — атеистам и безбожникам. И потому, как пишет Степун, «все самое жуткое, что было в русской революции, родилось, быть может, из этого сочетания безбожия и религиозной стилистики»28.
Надо сказать, что когда магия ушла из слов, которыми пользовались в начале ХХ века большевики, и слова эти стали, пользуясь выражением Флоренского, «скорлупой, шелухой мысли»29, то с этой шелухой начал играться отечественный постмодернизм, воображая себя борцом со страшной идеологией. В результате мы получили постмодернистскую идеологию, то есть шелуху вместо магии, но столь же далекую от реальных ситуаций жизни.
Список литературы
1 Флоренский П. А. Общечеловеческие корни идеализма // Философские науки. 1999. № 1. С. 111—112.
2 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VIII (Национально-религиозные основы большевизма: пейзаж, крестьянство, философия, интеллигенция) // Степун Ф. А. Соч. М.: РОССПЭН, 2000. С. 315.
3 Бонецкая Н. К. О филологической школе П. А. Флоренского // Studia Slavica Hung. 37. 1991—1992. С. 160.
4 Не случайно почти сразу это заметил Бердяев. Вообще, Бердяев считал, что Флоренский отрекся от тайны Христа, от христианского учения как пути к свободе личности: «Самое мучительное и неприятное в книге свящ. Флоренского (“Столп и утверждение истины”. — В. К.) — его нелюбовь к свободе, равнодушие к свободе, непонимание христианской свободы, свободы в Духе. Даже слово свобода почти нигде не употребляется <…> Его религия — не религия свободы, ему чужд пафос свободы» (Бердяев Н. А. Стилизованное православие (о. Павел Флоренский) // Н. А. Бердяев о русской философии. Свердловск: Изд. Уральского ун-та, 1991. С. 152).
5 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк IX (Национально-религиозные основы большевизма: большевизм и Россия, большевизм и социализм; социалистическая идея и социалистическая идеология. Маркс, Бланки, Бакунин, Ткачев, Нечаев, Ленин). С. 341.
6 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VIII. С. 328—329.
7 Лосев А .Ф. Имяславие // Вопросы философии. 1993. № 9. С. 53, 59.
8 Лосев А. Ф. Философия имени // Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М.: Правда, 1990. С. 25.
9 Бонецкая Н. К. Борьба за Логос в России ХХ века // Вопросы философии. 1998. № 7. С. 149.
10 СтепунФедор. Бывшееинесбывшееся. Т. I . Overeseae Publications Interchange Ltd. London, 1990. С. 280.
11 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VI (Большой смысл и малые смыслы. Коммунистическая идеология и современная литература. Эмигранты и большевики). С. 283.
12 Степун Ф. А. Религиозный смысл революции // Степун Ф. А. Cоч. С. 386.
13 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк IX. С. 347.
14 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VIII. С. 327.
15 Там же. С. 322—323.
16 Соловьев В. С. Собр. соч. в 10 тт. Т. 10. СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», б.г. С. 204.
17 Соловьев В. С. София // Соловьев В. С. Полн. собр. соч. и писем в 20 тт. Т. 2. М.: Наука, 2000. С. 123.
18 Вряд ли бы Соловьев согласился со словами русского разочарованного католика, своего полного тезки В. С. Печерина, который писал уже в 70-е годы: «Западной Европе предстоит важный религиозный перелом. Мне кажется, я уже слышу предсмертный бред католицизма» (Печерин В. С. Замогильные записки (Apologia pro vita mea) // Русское общество 30-х годов XIX в. Мемуары современников. М.: Изд. МГУ, 1989. С. 288).
19 Розеншток-Хюсси Ойген. Гитлер и Израиль, или О молитве // Розеншток-Хюсси Ойген. Бог заставляет нас говорить. М.: Канон+, ОИ «Реабилитация», 1998. С. 190.
20 Там же. С. 191.
21 Там же. С. 187.
22 Там же. С. 183.
23 Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VIII. С. 317.
24 Флоренский Павел, священник. Имена. Купина, 1993. С. 46.
25 Бердяев Н. А. Революция и культура // Бердяев Н. А. О русских классиках. М.: Высшая школа, 1993. С. 256.
26 Степун Ф. Мысли о России. Очерк IX. С. 344.
27 Флоренский Павел, священник. Указ. соч. С. 149.
28 Степун Ф. Мысли о России. Очерк IV. С. 349.
29 Флоренский П. А. Общечеловеческие корни идеализма. С. 112.