Смекни!
smekni.com

Как измерить себя человеку? (стр. 8 из 8)

Но уже слышу голоса оппонентов: Как это назидательно и ортодоксально – правильно любить! А где же бездна? Где ошибки и скверны русского человека? Где "русское упырство"? Но тут-то, в этот момент и включается в творческий акт христианская память. Все названные мной писатели знают о Совершенном, явленном нам в Личности Спасителя, и о совершенном, явленном в национальном духе нашей истории. Видеть бездну правильно и позволяет только совершенное. Тогда и знать о "сквернах в себе", "безднах в себе" будет совсем не то же самое, что создать героя, измеряемого бездной.

Еще раз подчеркну, что художественная литература живет не богопознанием, но человекопознанием; она больше понимает и лучше чувствует земную историю человека и народа, но именно через человека ей открывается окно в мир горний. Тогда и в литературе сохраняются религиозные потребности и чаяния, – сохраняются настолько, насколько они были и есть в человеке. Таким образом, религиозная основа русской культуры будет всегда связана с типом русского человека. Будет в этом человеке бушевать атеизм – литература будет говорить об этом, находя своих героев среди "революционеров", "бесов", "нигилистов"; будет присутствовать сомнение – появятся "русские мальчики" и "критически мыслящие личности"; будет явлена национальная сила – и найдут в литературе место "русские воины" и страстотерпцы. Ну а если в высокий и трагический момент истории религиозное чувство в русском человеке выступит определяющей силой – можно не сомневаться, что русский писатель не пройдет мимо его.

Традиция русской литературы не прервалась в советское время только потому, что она держалась за национальное как за спасительную веревку, тем самым сохраняя в потенции, в свернутом виде, в своей потаенной глубине возможность русского православного типа человека-героя, который и не преминул явиться в нынешней настоящей прозе у тех писателей, зрелый талант которых и личные усилия понимания сделали доступной для литературы христианскую сторону личности человека. Рядом с мощью "старых-долгих" героев-стариков Веры Галактионовой повести "Большой крест", рядом с начавшим новую жизнь христианина офицером-особистом Василия Дворцова (рассказ "Дневник офицера") или столичным фотокорреспондентом, прошедшим "испытание провинцией" Юрия Самарина (повесть "Жизнь "в кайф"") религиозные экстазы в духе Елизарова или интеллектуально-мистические шифровки в стиле Кургиняна лишаются всякой убедительности как не просто религиозно-беспочвенные, но и национально, культурно-обделенные.

Культурное единства нации сегодня не просто потеснено, но ощущается и читателем, и критиком с большим трудом. Наверное, именно поэтому кто-то всерьез (как в театре "Камерная сцена" под руководством М. Щепенко), а кто-то эпатажно и произвольно выделяет в искусстве "православные области", декларативно и публично требуя им места в культуре и образовании. И эту вынужденную православную декларативность можно понять – ведь мы оказались в ситуации, когда впервые за три века отечественной светской культуры Нового времени ставится вопрос: "Зачем читать?"; когда все меньше востребована классика, когда подделку не отличают от подлинника. Фундаментом такого единства, безусловно, пока еще остается классика. Без нее мы бы вообще давно утратили всякие ориентиры в культуре и литературе. Но литература настоящая и культура классическая не востребованы не потому, что мешают реформы и кризисы, а потому, что изменился масштаб личности, ее качество и ее возможности. Усердный налогоплательщик, послушный избиратель, жадный потребитель и вечно не закрывающий рта хохочущий любитель "Аншлага" вряд ли будут нуждаться не только в "православной", но вообще в прозе с "серьезным лицом". Но это все совершенно не отменяет сверхзадачи литературы и цели писателя: сквозь мглу соблазнов и сияние рекламы, сквозь слезы и смех, сквозь жадность и жажду "нашего времени" продолжать искать то, чем человек может сам себя достойно измерить. А это уже акт активного утверждения, требующий веры в русского человека.

Список литературы

1. Михаил Елизаров "Pasternak". М., 2003

2. Сергей Николаевич Толстой, безусловно, писатель-классик. В настоящее время издается Собрание сочинений писателя. В свет вышло четыре тома. Роман "Осужденный жить" помещен в первом томе (М., 1998).

3. Тему демонизма творчества, как и якобы антипастернаковский спор Елизарова мы оставляем за рамками нашей статьи. Они требуют специального разговора.

4. Цитируется по статье: Николай Ильин "Этика и метафизика национализма в трудах Н.Г. Дебольского (1842-1918)". Русское самосознание, СПб, 1995, № 2.

5. Конечно, речь в данном случае не идет о тех исключительных произведениях, где Евангельские события становятся непосредственным источником для произведения, как, например, фильм Мела Гибсона "Страсти Христовы", роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита", или поэма Юрия Кузнецова "Жизнь Христа" – тут неизбежно прямое соотнесение с подлинником, но опять-таки это не означает подчинения искусства "религиозной задаче".

6. Страхов Н. Н. Литературная критика. М., 1984.

7. Юрий Самарин. Заснеженная Палестина. Эссе, рассказы, статьи. Саранск, 2001.

8. Василий Дворцов. Обида. Дневник офицера. "Москва", 2004 № 5.

9. Сергей Щербаков. Про зырянскую лайку. М.. 2000.