Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущенной душой.
Правда, известен и иной отзыв Пушкина:
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод.
Однако характерно, что эти строчки, добытые пушкинистами, у самого поэта тщательно зачеркнуты. Трудно сказать, что именно не устраивало Пушкина в гнедичевском переводе, но ясно, что недостатки не шли ни в какое сравнение с достоинствами и серьезностью, а главное – подвижническим характером работы переводчика. Очевидно, именно последнее и не дало Пушкину, при всем, казалось бы, безобидном остроумии упомянутой эпиграммы, моральной возможности выстрелить в Гнедича этой острой шуткой. Пушкин мог иметь к Гнедичу претензии как к поэту, но как к подвижнику, как к Моисею русской литературы, как к признанному учителю, призывавшему поэтов к "возвышенной цели", он питал к нему только "уважение и благодарность". В этом смысле параллель с Моисеем все проясняет, хотя среди многих имен собственных в этом стихотворении имя Моисея как раз не названо.
Следует сказать и о том, что стихотворение Пушкина теснейшим образом связано с логикой всех предшествующих высказываний поэта по поводу гнедичевского труда. И в упомянутом письме от 1825 г., и в заметке в "Литературной газете", и в рассматриваемом стихотворении Пушкин противопоставляет серьезный, достойный уважения литературный труд, "первый классический , европейский подвиг в нашем отечестве" (4), с одной стороны, и "минутный успех" тех писателей, которые "устремились на блестящие безделки, когда талант чуждается труда, а мода пренебрегает образцами величавой древности" (5) литературную суету многих своих современников – с другой. Правда, образ корабля, груженного "сокровищами Греции" , со временем нашел несравненно более точно передающее значение и масштаб литературного подвига Гнедича выражение - в библейском по духу образе Моисея и скрижалей.
Нельзя обойти вниманием давно уже дискутируемую в пушкиноведении версию по поводу рассматриваемого текста. Всем известно, что в статье "О лиризме наших поэтов" Н.В.Гоголь "открыл тайну" этого стихотворения. "Был вечер в Аничковом дворце… Все в залах уже собралося; но Государь долго не выходил. Отдалившись от всех в другую половину дворца и воспользовавшись первой досужей от дел минутой, он развернул "Илиаду" и увлекся нечувствительно ее чтением во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на лице своем следы иных впечатлений. Сближенье этих двух противоположностей … в душе Пушкина оставило сильное впечатленье, и плодом его была следующая величественная ода…". В капитальной работе А.А.Макарова "Последний творческий замысел А.С.Пушкина" сказано, что В.А.Жуковский (очевидно, после откровения Н.В.Гоголя) сам назвал стихотворение "К Н **", т.е. "К Николаю I" (6). Так оно и было напечатано под заглавием "К Н**" (7). Последним, кто защищал гоголевскую версию о том, что стихотворение посвящено государю Николаю I, был В.А.Воропаев (8). Однако автор сам вынужден признать, что "царская" версия не вполне адекватно отражает смысл текста: "Нельзя не признать, что смысл стихотворения не может быть объяснен до конца" (9). Поэтому известный гоголевед и не отвергает возможности рассматривать Гнедича "как привходящего адресата послания".
В условиях, когда нет прямых и убедительных доказательств архивного характера, прихоится проявлять большее внимание к самому тексту и контексту художественного произведения. А сам текст стихотворения свидетельствует, что скорее всего прямым адресатом его был Гнедич. Сравнение одного из важнейших моментов ветхозаветной жизни могло быть проведено Пушкиным только с весьма важным событием жизни русской. Выход самодержца на бал после чтения "Илиады", с одной стороны, и перевод "Илиады", на который было затрачено более двух десятков лет и которому была подчинена вся моральная сторона жизни одного из уважаемых тружеников литературы пушкинской эпохи - с другой, вряд ли могли восприниматься Пушкиным как равновеликие события. К сожалению, В.А.Воропаев, приводя в качестве основного аргумента "Записки А.О.Смирновой", все же не затронул как библейский, так и "гнедичевский" темы произведения. Тот и другой (и особенно в совокупности) заставляют думать о том, что стихотворение должно было быть посвящено прежде всего Н.Гнедичу, даже если учесть, что последние 8 строк (начиная с "Таков и ты, поэт…") отсутствовали в том издании Пушкина, которое подготавливалось с учетом авторской воли В.А. Жуковским (10). Именно контекст послания помогает, на наш взгляд, с достаточной степенью достоверности раскрыть имя прямого адресата. Все сказанное, правда, совсем не исключает того, что фигура Николая I так или иначе нашла отражение в стихотворении.
Список литературы
1) Пушкин А.С. Полн. Собр. Соч. В 10-ти томах. Изд. 2-е. Т. 3. М., 1957. С. 518.
2) Там же. Т. 7. С. 97.
3) Там же. Т. 3. С. 518.
4) Там же. Т. 7. С. 97.
5) Там же. Т. 7. С. 97.
6) Макаров А.А. Последний творческий замысел А.С.Пушкина. М., 1997. С. 181.
7) Там же. С.95.
8) Воропаев В.А. Гоголь над страницами духовных книг. М., 2002. С. 19-24.
9) Там же. С. 24.
10) Макаров А.А. Последний творческий замысел А.С.Пушкина. М., 1997. С. 181.