Смекни!
smekni.com

"Нашествие" Л.Леонова (стр. 1 из 3)

"Нашествие" Л.Леонова

Л.П. Егорова, П.К. Чекалов

Пафос сопротивления врагу

В годы Великой Отечественной войны Леонид Леонов сражается с врагом оружием публициста ("Письма американскому другу", "Твой брат Володя Куриленков", "Голос Родины", "Слава России" и др.), пишет повесть "Взятие Великошумска", пьесы "Ленушка", "Нашествие". Значение его произведений выходит далеко за рамки агитационно-патриотических произведений (их роль была также важна и значительна для того периода), создаваемых большинством писателей и военных корреспондентов. Возражая против прагматического отношения к искусству в годы войны, против "гопака на братских могилах", Леонов еще в 1943 г. в статье "Голос Родины" писал: "...Было бы погрешностью против действительности, против жизненной правды, если бы из искусства, да еще сегодня, выкинуть мотив страдания". В нем, коль выпало оно на долю народа его народа, писатель видит нечто "большое, на раздумья толкающее", "страдание чрезмерное, но не бесплодное". Леонов сравнивал его с огромной домной, в которой "плавятся какие-то новые качества завтрашней жизни и происходят какие-то сложные процессы, которые сегодня еще невозможно предвидеть".

В пьесе "Нашествие" (1942) эта задача осложнялась и выбором места действия - оккупированного немцами "маленького русского города". Пьеса выразила общий с другими произведениями тех лет патриотический пафос и показала испытание социально-нравственных ценностей в экстремальных обстоятельствах вражеского нашествия. Уже в названии подчеркнут эпический масштаб пьесы, где камерность случившегося в семье врача Ивана Тихоновича Таланова и его жены Анны Николаевны вписана в картину народного бедствия и народного сопротивления. Отсюда и важнейшая идейно-композиционная роль образа Демидьевны, няньки теперь уже взрослых детей Талановых - Ольги и Федора. Она по-прежнему "свой человек в доме", носитель народной точки зрения на происходящее, выразитель духовного сопротивления фашизму. Она не хочет "в немки... записаться", не боится сказать врагу острое слово. А когда Фаюнин предложил Демидьевне за хорошее вознаграждение выдать руководителя подполья Колесникова, она, не тая издевки, спрашивает: "А как уладимся-то, змей? По чистому весу, с нагиша, станешь платить али с одежой? а ну-к, у его бомбы в карманах? Ведь, поди, чугуные"

Право на глубочайшее презрение к врагам Демидьевна оплатила дорогой ценой - разорением родного деревенского дома, гибелью внука, трагической судьбой внучки Аниски. Всезнающая, она приносит весть об активных действиях народных мстителей:

Демидьевна: Опять нонче четверых немцев нашли заколотых. А сверху записочка на всех общая.

Анна Николаевна: А в записке что?

Демидьевна: А в записочке надпись, сказывают, - "добро пожаловать".

Эта фраза "добро пожаловать" будет комически обыгрываться по ходу действия, ибо слыша такое даже из уст поборников гитлеровского режима, немцы воспринимают ее как сигнал к боевой тревоге.

Близок Демидьевне Таланов-отец. Он отказывается от эвакуации, ибо не хочет отделить свою судьбу от судьбы народа: "Я родился в этом городе. Я стал его принадлежностью... За эти тридцать лет я полгорода принял на свои руки во время родов..." Он как должное воспринимает, что его дочь Ольга связана с подпольем, а его жена - "железная старушка", по аттестации врага, - ничем не выдала себя, когда Федор, обрекая себя на смерть, представляется за Андрея Колесникова. Симптоматичен и ответ Федора немцам на вопрос "Ваше звание, сословие, занятие": "- Я русский. Защищаю родину".

Трактуя своих героев как народные характеры, Леонов использует "говорящую" фамилию (талан - доля). Раскрывая героическое и трагическое в образе воюющего народа, Леонов в IV акте выносит действие из дома Талановых в подвал - тюрьму, акцентируя эпические тенденции произведения, героем которого становится народ. Здесь и партизаны - Егоров, Татарников, и Федор, и Ольга, и "старик в кожухе", и "мальчик в лапотках", и зябнущая женщина и др. Этот собирательный образ народа убеждает зрителя в успешном духовном противостоянии вражескому нашествию.

Достаточно подробно изображен в пьесе и лагерь врагов: это не только немцы, но и Фаюнин, спешащий представить свои права на дореволюционную собственность (дом, где живет семья Талановых), и прислуживающий ему ничтожество - Кокорышкин, и Мосальский - "из эмигрантского поколенья". Писатель, сочувственно относившийся к белой эмиграции (образы Евгении Ивановны, Федора Сыроварова), непримирим к тем, кто сотрудничал с немцами в жажде реванша (также относилась к ним и большая часть русской эмиграции).

Леонова, по его собственным словам, интересовала "социальная мудрость" людей, переживших фашистскую оккупацию, проблемы нравственные. Поэтому он сетовал на то, что критика не поняла этой важнейшей сути пьесы. А выражена она во взаимоотношениях главных действующих лиц, которые необходимо рассмотреть подробно.

Скрытый смысл трагедии семьи Талановых

Фабула пьесы укладывается в несколько строк: в канун оккупации домой из заключения вернулся Федор. В первой редакции он был осужден за то, что стрелял в женщину из ревности, что делало несколько странной реакцию семьи - страх - на его возвращение. Во второй редакции, созданной в 60 г.г., раскрывается истинный смысл трагедии Федора: он - жертва политических репрессий. Об этом свидетельствует и новая реплика-вопрос Демидьевны: "А то, бывает, слово-то неосторожное при плохом товарище произнес?" Вычеркнув все упоминания о роковой любви, Леонов горько-ироничными репликами Федора набрасывает штрихи лагерной жизни: "... Через болото тысячеверстное трассу вели... под самый подбородок, так что буквально по горло занят был". Есть и другие новые вкрапления в монологи Федора: "Если миллион - единица со множеством безмолвных нулей, то почему ж меня зачеркнули, а они не исчезают". Характерен новый поворот эпизода в тюрьме: слушая, как старик рассказывает мальчику о том, что Сталин все знает.

Федор (сестре): Слышала сказку?

Ольга: Позволь мне промолчать об этом.

Федор: Две грани мифа, смежные при этом. И какого мифа.

Становятся понятными (это особенно важно подчеркнуть) и уже знакомые нам по первой редакции штрихи. Фаюнин и тогда представлял немцам сына Таланова как известного борца против советской власти (что вызвало у старого врача вспышку негодования и стыда: отец и сын действительно расходились во взглядах). Понятна и реплика Федора "Три года в обнимку со смертью спал" (наказание за выстрел из ревности не могло быть столь суровым). Получает мотивировку недоброжелательное отношение Федора к знакомому с детства Колесникову как к представителю бывшей власти. Федор (отцу): "Слушай, неужели ты и теперь боишься его? Сколько я понимаю в артиллерии, эта пушка уже не стреляет". Мотивирован, естественно, и отказ Колесникова взять Федора в подпольную группу, несмотря на всю искренность его просьбы.

В первой редакции есть еще диалог отца и сына Талановых, который также подтверждает, что судьба Федора изначально мыслилась писателем как судьба репрессированного. Это было одно из самых первых произведений о репрессиях, а упоминание о выстреле из ревности - лишь вынужденное прикрытие из цензурных соображений. Федор буквально взрывается, слыша из уст отца слово "справедливость". Оно, как будто нечто раскаленное, расплавленное, пролилось на его душевную рану.

Федор: Справедливость? (Возгораясь темным огоньком). А к тебе, к тебе самому справедливы они, которых ты лечил тридцать лет? Это ты первый, еще до знаменитостей, стал делать операции на сердце. Это ты на свои кровные копейки зачинал поликлинику. Это ты стал принадлежностью города, коммунальным инвентарем, как его пожарная труба...

Таланов (слушая с полузакрытыми глазами): Отлично сказано, продолжай.

Федор: И вот нибелунги движутся на восток, ломая все. Людишки бегут, людишки отрезы вывозят и теток глухонемых. Так что же они тебя забыли, старый лекарь, а? выдь, встань на перекрестке, ухватись за сундук с чужим барахлом: авось подсадя. (И зашелся в кашле). Э, все клокочет там... и горит, горит.

И хотя появление Колесникова, предлагающего врачу и его жене эвакуироваться, как будто снимает обвинение Федора, однако в подтексте пьесы Колесников - человек, близкий семье Талановых, его помощь вряд ли может рассматриваться как опровержение филиппики Федора, сохраняющей, таким образом, свой обличительный заряд.

Возвращение герою его истинного статуса объясняет и отношение к нему семьи. Не радость, столь бы естественную в первом случае, испытывает она, а страх, что обиженный на советскую власть Федор пойдет служить немцам. (Это тем более страшно, т.к. дочь Талановых связана с подпольем). Федор мучительно переживает недоверие близких людей, их вынужденную ложь: только что получив заверение, что в комнате никого нет, он вдруг видит таз с окровавленными бинтами, сдвигая ширму, видит раненого Колесникова (а ранее там же от Колесникова прятали Федора). Вызывающее поведение Федора - всего лишь маска человека, который не хочет, чтобы его жалели, но и не хочет, чтобы ему лгали, сомневались в его гражданской совести. Он, как замечено критикой, "видит мир через призму своей боли". Демидьевна не понимая и не принимая рефлексию Федора, переживающего тяжелейший душевный кризис, попросту ему советует:

Демидьевна: Люди, жизни не щадя, с горем бьются. а ты все в сердце свое черствое глядишь (...)

Федор (сдаваясь):...Продрог я от жизни моей.

Демидьевна: То-то продрог. Тебе бы, горький ты мой, самую какую ни есть шинелишку солдатскую. Она шибче тысячных бобров греет. Да в самый огонь-то с головой, по маковку!

Только увидев истерзанную немцами Аниску, Федор забывает о своей боли, испытывая только действенное чувство мести. Схваченный немцами, он гибнет как герой.