Смекни!
smekni.com

Тема великой отечественной войны в современной литературе (стр. 2 из 2)

По инициативе Павла Миклашевича возле школы был установлен скромный обелиск с фамилиями казненных гитлеровцами ребят. Сколько нужно было ему действовать, доказывать, объяснять, чтобы на обелиске появилась фамилия Мороза, человека, совершившего великий нравственный подвиг.

Герои Быкова борются, жертвуют собой ради будущего, ради сегодняшних детей. Партизан Левчук, герой повести "Волчья стая", выносит поистине нечеловеческие испытания, чтобы спасти новорожденного ребенка, мать которого, радистка Клава, погибла через несколько часов после родов. Прижав к груди крохотный теплый комочек, двое суток пробирается он через болото. Положение осложняется тем, что Левчук ранен. Кроме того, его преследуют гитлеровцы. Какое величие души, какой высокий гуманизм раскрывается в этом героическом подвиге советского воина, ценой нечеловеческих усилий спасшего человеческую жизнь. Интересно заканчивает повесть писатель. Через 30 лет, случайно узнав адрес Виктора (так назвал он спасенного ребенка), Левчук едет за 500 километров для того, чтобы встретиться с ним. По-разному представляет старый партизан эту встречу, вспоминая о трагических событиях, которые произошли много лет назад, но помнятся до мельчайших подробностей. "Три десятка лет, минувших с тех пор, ничего не приглушили в его цепкой памяти, наверное, потому, что все пережитое им в те двое суток оказалось хотя и самым трудным, но и самым значительным в его жизни", — пишет автор. Повесть обрывается в тот момент, когда Левчук, нажав на кнопку звонка, услышал добродушный мужской голос, приглашающий его войти. Какой будет эта встреча? Что смогут они сказать друг другу? Каким человеком окажется этот 30 лет назад спасенный ребенок? Все это автор предлагает читателю домыслить самому.

Книги В. Быкова помогают нам, не знающим войны, по достоинству оценить и понять великий подвиг советского народа в Великой Отечественной войне, которая не должна больше повториться.

К числу замечательных произведений о войне относится роман В. Гроссмана "Жизнь и судьба", который был написан в 1960 году, но напечатан только в 80-е годы. Поэтому его можно расценивать как произведение современной литературы о войне. В нем дается новая, нетрадиционная трактовка этой темы. В многочисленных повестях и романах о Великой Отечественной войне их авторы видели основной конфликт в противоборстве советского народа, защищающего свою родину, с фашизмом, который угрожал свободе и самому существованию России. В романе Гроссмана понятие свободы приобретает новое, более широкое значение. Самые разные люди, "робкие, угрюмые, смешливые и холодные, задумчивые, женолюбцы, безобидные эгоисты, бродяги, скупцы, созерцатели, добряки", идут биться за правое дело. Оно состоит в том, чтобы изгнать врага с родной земли, уничтожить фашизм и вернуться домой к мирным заботам. Казалось бы, какие тут могут быть сомнения? Но весь роман "Жизнь и судьба" пронизан ими. Для чего соединились собранные со всей страны люди, которые в танках мчатся навстречу смерти? Не только для того, чтобы порадовать товарища Сталина или победить и вернуться домой. Еще и затем, говорит нам писатель, чтобы отстоять свое право "быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете", потому что именно в человеке, в его скромной особенности заключается единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь. К такому пониманию свободы приводит нас Гроссман, обобщая свой огромный, мучительный опыт и предъявляя его всем — читателю, народу, государству. "Жизнь и судьба" — это роман о Сталинградской битве, которая переломила ход войны. В побеждающей армии и побеждающем народе нарастает чувство собственного достоинства, новых возможностей, полузабытое ощущение свободы. Огромная, долгожданная победа, перекрывающая всякие былые беды и горести, по мнению писателя, — это лишь часть правого дела жизни. И до торжества его еще трагически далеко.

В романе Гроссмана человек живет и воюет, идет на смерть под неусыпным надзором государства. Здесь нет народа вне государства и государства вне народа, нет жизни вне судьбы. Например, командира танкового корпуса Новикова постоянно опекает комиссар Гетманов, который еще в мирное время преуспел в борьбе с народом, и значит, в карьере. Армия для Гетманова — это живая сила, которую командир может послать на верную смерть ради выполнения тактических и стратегических задач. А у Новикова нормальное человеческое зрение, которое не искажено профессиональным корыстным расчетом и всевозможными страхами. При виде мальчишек-новобранцев, которые походили на сельских школьников, отдыхающих на переменке между уроками, его охватывает чувство пронзительной жалости, охватывает с "такой остротой, что он даже растерялся от ее силы". Глядя на худенькие ребячьи личики, он с удивительной ясностью понимает, что это ведь дети, которые только начинают жить. Может быть, об этих мальчишках думает командир танкового корпуса, когда решается самовольно продлить артподготовку на целых 8 минут, наперекор воле командующего фронтом и самого Верховного. Гетманов, комиссар при Новикове, не может постичь, какая интеллигентская дурь заставила Новикова отважиться на такое вопиющее самоуправство, хотя он прекрасно понимает причину: комкор хотел победить "малой кровью". Однако это объяснение кажется комиссару новой формации совершенно неубедительным. "Необходимость жертвовать людьми ради дела всегда казалась ему естественной, неоспоримой не только во время войны". Искренне восхищаясь смелостью Новикова, Гетманов тем не менее выполняет свой долг, то есть доносит о 8 минутах куда следует, ибо нельзя безнаказанно задержать начало величайшего исторического сражения, такое покушение на высочайше утвержденный график Истории даром не пройдет. Гетманову невдомек, что 8 минут Новикова — это чьи-то убереженные от смерти сыновья, не брошенные щедрой рукой, как солома в огонь. Это собравшаяся с духом затаенная сила жизни, противостоящая тотальной мощи судьбы. "Есть право большее, чем право посылать, не задумываясь, на смерть, право задуматься, посылая на смерть, — говорит писатель. — Новиков исполнил свой человеческий долг. Если не дорожить людьми, то что останется от того, чем мы дорожим!" Глядя на своих танкистов, одинаковых в черных комбинезонах, Новиков представил себе, какие они разные, эти ребята, какие разные мысли блуждают в их молодых головах. Безусловно, Новикову было бы легче командовать корпусом, принимать разумные, продуманные решения, если бы каждый его шаг не контролировал комиссар Гетманов. Героическому защитнику Сталинграда, капитану Грекову, было бы проще и свободнее выполнять свой воинский долг без каверзных, провокационных вопросов политработника Крымова. История Крымова, этого "пасынка времени", типична для тоталитарной России. Убежденный ленинец-большевик во время тяжелых военных будней остро ощущает свою ненужность. Нелепым кажется он на передовой, в осажденном доме "шесть дробь один" со своими докладами о международном положении, со своей памятью о 20-х, о Коминтерне. Крымов наталкивается здесь на "насмешливое недоброжелательство" бойцов Грекова, он готов "вправлять им мозги" и даже угрожать, хотя всякие угрозы теряют смысл, когда самой близкой реальностью становится смерть. Крымов — это трагическая фигура, поэтому автор не спешит осуждать его. Он уверяет себя, что служит революции. Даже то, что в 37-м Сталин не пощадил старой ленинской гвардии, он объясняет тем, что революция имеет право "уничтожать своих врагов". Его логика проста: расстрелянные Сталиным большевики - жертвы, страдальцы, а враг — это Греков, на которого нужно донести в особый отдел, выдав шальную пулю за теракт, обвинить капитана в покушении на представителя партии, военного комиссара Крымова. Кого же обвинить? Героя, мужественного защитника Сталинграда? Этот бред искаженного сознания Крымова происходит оттого, что он столкнулся с людьми сильными, мужественными, уверенными в себе. Эти люди ведут себя так, будто равны ему. В представлении Крымова это грубейшее нарушение иерархии, ослабление связи между рядовыми бойцами и партией, то есть подрыв самих основ. Крымову обидно, что он, человек революции, не находит общего языка с теми, ради кого она совершалась. Революция декларировалась большевиками как свобода, но именно острое, открытое чувство свободы воспринимается старым коммунистом как крамола. Он здесь, на краю опасности, не нужен бойцам со своими заготовленными речами. Их жизнь все равно вот-вот оборвется, а в этой ситуации им ни к чему фальшь много раз слышанных слов. Даже перед лицом смерти отчаянный смельчак Греков неизвестно зачем должен выслушивать зловещие шутки Крымова, его угрозы. Греков вообще сомневается в том, что Крымову нужна свобода. "На кой она вам? Вам бы только с немцами справиться", — говорит он. Но и он, и Крымов прекрасно понимают, что сейчас надо воевать, ибо без победы не будет и свободы. Но даже военная обстановка не замедляет хода отлично налаженной тоталитарной машины. По-прежнему четко функционирует особый отдел, во время жестокой схватки с фашизмом занятый сортировкой людей на "наших", "недостаточно наших" и "чужих". Правда, война вносит в эту работу свои зловещие коррективы. Так, например, "повезло" Грекову, которого не смогли арестовать и допросить, потому что он геройски погиб со всем своим отрядом при немецком наступлении на Тракторный.

Война выдвигает на первый план задачу освобождения России от фашизма. Казалось бы, общая беда должна сплотить людей, стереть анкетные различия, аннулировать вопрос о происхождении и репрессированных родственниках. Парадоксально, что именно в обстановке немецкого плена майор Ершов, семья которого была сослана как раскулаченная, испытывает "горькое и хорошее чувство". Оно было вызвано тем, что здесь играют роль не его анкетные обстоятельства, а личные качества лидера, вожака, за которым идут люди и верят ему, не сверяясь с лживыми бумажками. Он на равных борется с фашистами за свободную русскую жизнь, его цель не только победа над Гитлером, но и победа над советскими лагерями смерти, где погибли его мать, отец и сестры. Во время стремительного немецкого продвижения он поддерживал своих товарищей веселыми, дерзкими словами. "И в нем жило нетушимое, задорное, неистребимое презрение к насилию", — пишет автор. Доброе тепло, идущее от него, сила ума и сила бесстрашия сделали Ершова главарем советских военнопленных командиров. Здесь, в фашистском плену, ничего не значили "ни высокие звания, ни ордена, ни спецчасть, ни первый отдел, ни управление кадров, ни аттестационные комиссии, ни звонок из райкома, ни мнение зама по политической части". Но в действительности все оказалось не так. Оказывается, и здесь знают и помнят о кулацком происхождении Ершова, который поэтому и не достоин доверия. Значит, где бы ни был человек — на фронте, в тылу, в немецком лагере для военнопленных — везде он включен в систему тоталитарных государственных отношений. До него в любую даль дотягивается рука государства и тяжело опускается на плечо. Старый коммунист Михаил Сидорович Мостовский, который смолоду был приучен делить людей на "своих" и "врагов", в фашистском концлагере вдруг испытывает "невыносимое мучительное ощущение сложности жизни". Вместе с ним оказываются в равных условиях меньшевик Чернецов, юродивый толстовец Иконников, сын раскулаченного майор Ершов. Партийный долг не велел ему общаться с этими людьми, но они почему-то притягивали его, возбуждали любопытство и интерес. Майор даже вызывает у Мостовского уважение и восхищение. Но когда ему напомнят, что Иконников и Ершов — люди "не свои", что они нарушают морально-политическое единство, когда объявят, что стихийный авторитет майора противоречит утвержденному авторитету подпольного "центра" и что насчет Ершова есть указание из самой Москвы, Мостовский тотчас дрогнет и примирится с руководящими указаниями. Оказывается, вездесущие "наши" устроили отправку Ершова в Бухенвальд, а Иконников за отказ выйти на работу "по строительству лагеря уничтожения" расстрелян. Бригадный комиссар, сообщивший Мостовскому эти новости, чувствует себя "высшим судьей над судьбами людей". В очередной раз бессмертное государство победило смертного человека. Это противоборство тоталитарной мощи советской страны с героями романа заранее обрекает последних на трагическое поражение, вызывая бездну горечи, обманутых надежд и ожиданий. Даже такие симпатичные герои, как физик Штрум, профессиональный военный Новиков, старый большевик Мостовский, не выдерживают столкновения с судьбой, то есть с теми политическими и нравственными проблемами, которые перед ними поставило государство. Но разве не государство собрало и двинуло на захватчиков грозную воинскую рать, которая одержала победу под Сталинградом? Это действительно так. Читая о том, что делалось на передовом участке фронта, в тылу, в госпиталях, в физических лабораториях, в лагерных бараках и тюремных камерах, мы поражаемся тому, что во всем происходящем одновременно сочетаются и слава, и позор. Самоотверженный героизм защитников Сталинграда соседствует с подлостью, доносительством, преступлениями, освященными авторитетом пролетарского государства.

Герои романа "Жизнь и судьба" и в центре военных событий, и в эвакуационной тиши напряженно размышляют и спорят о дальнейших путях России и ее народа. Многих из них, таких, как Греков, Ершов, Штрум, соединяет идея уважения к человеческой жизни, к достоинству и правам личности. А эти понятия несовместимы с претензиями государства распоряжаться человеком как своей собственностью. Таким образом, Гроссман увидел и отразил в своем романе протест народного сознания против насилия, пробужденный войной с фашизмом. Автор пишет: "Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека, его свобода". Такой ход рассуждения писателя вовсе не умаляет значения сталинградской победы, не отрицает единения государства и народа в войне, но он приводит к мысли, что Сталинград и вся Великая Отечественная война были не только великими историческими событиями, но и важным этапом на пути народа к истинной свободе.