«Я свою мамку не брошу. Вот выучусь, вырасту и возьму её к себе. Она тогда состарится, поумнеет. А не поумнеет, я её поучу… Может, даже я её удочерю».
Но в то же время сложились счастливые отношения у Надиной квартирной хозяйки Лепестиньи (тоже бывшей детдомовки) с Зиной Пермяковой. У отставного военного Никанора Никаноровича Парамонова – с Колей Урванцевым. У брата и сестры Миши и Зои Тузиковых – с многодетной и дружной рабочей семьёй Поварешкиных, у которых нет за столом разносолов, нет личной машины, да и живут тесно, зато царят в семье искренние, настоящие привязанности. «Но сколько бы ни было таких побед, разве они могут оправдать даже и малый брак в педагогической работе?» - думает Надя.
«…Педагогика – дисциплина не точная. У неё есть допуски. Право на ошибку», - считает директор школы – интерната Апполон Аполлинарьевич.
«Прав нет, - возражает ему жена, завуч Елена Евгеньевна, которая в своё время была категорически против Надиного эксперимента. – Исключать ошибку нельзя. Но нельзя её и планировать». Вывод Елены Евгеньевны менее категоричен, более осторожен. Но что же из него явствует? Явились ли случаи с Анечкой, Севой и Аллой запланированной педагогической ошибкой, то есть результатом неверно задуманного эксперимента? Или это ошибка непредвиденная?
В своём семейном споре директор и завуч приходят к некоему «общему знаменателю». «Не сделать проще, чем сделать», - соглашается в конце концов Елена Евгеньевна. Но, разумеется, это не индульгенция Наде, Надежде Победоносной, как зовёт её шутливо директор, на все её прошлые и будущие упущения.
Не став менее инициативной, Надежда Георгиевна уже по истечении первых месяцев работы становиться более ответственной, понимает, как тонко педагогическое дело, в котором между другими намерениями и благими свершениями, возможно, самая долгая, трудная и запутанная дистанция.
Есть в этой повести ещё одна героиня – директриса детского дома, откуда прибыли к Наде её питомцы, - Наталья Ивановна Мартынова, отдавшая полвека своей работе, всю личную жизнь без остатка подчинившая жизни детей – сирот. И Наде, хотя она не сразу сознаёт это, вскоре приходится делать выбор между «совмещением страстей», какое проповедует её возлюбленный Виктор, и той «одной, но пламенной» страстью, которой живёт Наталья Ивановна. Надя расстаётся с Виктором, уезжающим в большой город. Она остаётся с ребятами, у которых не оказалось семьи.
В конце повести её воспитанники покидают детский дом, закончив школу. У Нади есть возможность « почётно» отступить на «хорошо подготовленные» позиции отчего дома, тем более, что и мама Надина убеждена: «Жизнь свою человек способен не раз начать снова». Но Надежда Георгиевна знает, что она никуда сейчас не уедет. Она думает о тех детдомовцах, ещё не ведомых ей, которые первого сентября переступят порог интерната и с которыми она начнёт новый десятилетний путь совместных поисков, проб и побед.
Такой образ современного педагога достоин уважения и подражания. Надежда отдала своим воспитанникам частицу себя, своего тепла, своего сердца, пройдя через всё, что приготовила ей судьба. И можно с уверенностью сказать, что те дети, её первые воспитанники, вырастут настоящими людьми, добрыми и отзывчивыми, благодаря своей умной и доброй наставнице. Надежда Георгиевна сумела справиться со своей работой, правильно оценить и понять своё назначение, а без этого не может быть учителя.
Немного по-иному, в другой ситуации, показывает нам своего главного героя А. Алексин в произведении «Безумная Евдокия». В центре повествования – образ классной руководительницы 9 «Б» класса Евдокии Савельевны. Ей 54 года, она называет себя «предпенсионеркой», но выглядит и на 50 и на 39; «она была, как говорят, женщиной без возраста». Повествователь не без иронии пишет о внешности и манерах Евдокии Савельевны, когда на одном из родительских собраний она объясняла, как важно прививать детям чувство прекрасного. «А у самой при этом поверх модных брюк была какая-то непомерно широкая юбка и в неё заправлена мужская ковбойка… Она могла ранней весной выйти на улицу в белой панаме, хотя все ещё ходили в пальто». Борясь за коллективизм, Евдокия Савельевна «очень любила, чтобы все были вместе. И с ней во главе». Рассказчик, Олин папа, добавляет: «Я был уверен, что в искусстве ей ближе всего хор и кордебалет».
Разумеется, Евдокия Савельевна, обуянная идеей коллективизма, не выносила какого-либо проявления индивидуального, не похожего на других, характера. «В классе она прежде всего замечала незаметных и выделяла тех, кто ничем не выделялся». Её любимыми словами были: «все», «со всеми», «для всех»… Поэтому она с самого начала повела методичную борьбу против ошибочных, по её мнению, воспитательных методов Олиных родителей.
Девятиклассница Оля, талантливая, своенравная, с усмешкой относится ко многим коллективным мероприятиям «безумной Евдокии», к её вулканическому характеру, ко всякого рода встречам нынешних учеников Евдокии Савельевны с её бывшими: «Их отрывает от дела. Нас отрывает». Родители Оли не поддерживали авторитет учительницы, а внушали дочери, что она должна быть снисходительна к «безумной Евдокии» (так, кстати, прозвала учительницу именно Оля). И девочка продолжала по каждому поводу пронизывать над классной руководительницей.
В своей работе «безумная Евдокия», как рассказывает Олин отец, старательно вытравляла в учениках всё неповторимое, своеобразное, она стремилась к тому, чтобы каждый был «как все» – в кино и на выставке, на экскурсии и в походе… Ей важно было пробудить в каждом ученике чувство причастности к классу, к коллективу… У Оли это вызывало внутреннее противодействие.
Когда завуч школы предложила организовать выставку Олиных рисунков и скульптур, «безумная Евдокия» предпочла устроить выставку произведений всех, кто умел держать в руке кисточку или карандаш, а у Оли взяла только два рисунка, «чтобы было не больше, чем у других».
В спектакле по шекспировской пьесе «Двенадцатая ночь», которую школьники играли на английском языке, Евдокия Савельевна поручила Оле третьестепенную роль, хотя всем было известно, что Оля владела английским лучше других «Главные роли исполняли любимые Евдокией посредственности», - рассказывала Оля родителям.
В своей приверженности к массовым профессиям (диспетчера, водителя самосвала и т. п.) Евдокия Савельевна, как убеждает нас Олин отец, не понимала, что призвание художника, талант скульптора нисколько не отделяет человека от массы. «Безумная Евдокия» пыталась приобщить Олю ко всем остальным за счёт и вопреки её индивидуальности. Послушные ученики вслед за своей учительницей «не желали замечать того, что было для них непривычным. Яркое не радовало, а ослепляло их». Именно это Олин отец считает причиной «частых страданий и слёз» его дочери.
Тем злополучным воскресным утром, когда, собственно, и происходит действие повести, явившись на квартиру Олиных родителей, Евдокия Савельевна объявляет, что накануне, в субботу, во время классного похода по местам боевой славы, Оля пропала, ушла из отряда неизвестно куда… И не вернулась. А ведь прошла целая ночь! Где же Оля?… С Олиной матерью стало плохо: нервный приступ, душевное расстройство, потеря рассудка… И хотя через два-три часа девочка появляется в квартире – беспечная, весёлая, с цветами в руках – На душе лучше не стало, и её увозят в психиатрическую больницу.
По дороге из больницы происходит диалог между рассказчиком, Олиным отцом, и учителем. Она доказывает, что поступок Оли безнравственен: желая быть первой, раньше всех достичь цели похода, она ушла вечером из отряда и не сказала никому ни слова. Девочка даже не подумала о том, какое беспокойство принесёт её честолюбивый поступок всему классу и ответственной за поход Евдокии Савельевне.
Учительница говорит, что главное в людях всё-таки – талант человечности.
Писатель не склонен выдавать Олю за пассивный объект двух педагогических воздействий: родительского и учительского. Оля пытается оправдать свой поступок, ссылаясь на то, что она хотела пройти путём Мити Калягина, бывшего ученика Евдокии Савельевны, спасавшего раненых бойцов в годы войны, доставлявшего им лекарство тайком от врага. Отец резко говорит дочери: «Он (Митя Калягин) прошёл этот путь, чтобы спасти людей. А ты, чтобы погубить… самого близкого тебе человека».
Вроде бы незначительные ошибки родителей в воспитании дочери привели к формированию эгоцентрического характера девушки. В одном случае она забыла о своей подруге, пригласив её на встречу с неизвестным художником. И та стояла внизу, слышала сквозь окно, как Оля отрицала, проявляя на глазах у знаменитости свою эрудицию. В другом случае она не заметила любви своего одноклассника Бори Антохина и бестактно насмехалась над ним. В своей самовольной ограниченности Оля не хотела видеть немалых достоинств учительницы: её одержимости в работе, внимательного отношения к каждому, даже самому рядовому ученику.
Постепенно мы замечаем, как много привлекательного и даже прекрасного в «безумной Евдокии». Она с горечью говорит, что во многом сама виновата: ворвалась утром в дом Оли с известием, что та пропала, и это довело Олину мать до безумия. Но разве могла она поступить иначе? Ведь не будь Оля воинствующей эгоцентристкой, она, даже удрав из лагеря, пришла бы домой. В финале Евдокия Савельевна спешит к ребятам, идущим по улице чуть впереди: она боится, что Оля возьмёт на себя всю вину за трагедию матери и что эта ноша окажется для неё непосильной.