Сколько водки выпито,
Сколько стекол выбито,
Сколько средств закошено,
Сколько женщин брошено!
Где-то финки звякали,
Где-то дети плакали…
Эх, сивуха сивая,
Жизнь была… красивая!
Конечно, это стихотворение Николая Рубцова не могло быть напечатано в то время в каком-нибудь солидном издательстве. В 1962 году было написано стихотворение « Жалоба алкоголика»:
Ах, что я делаю, зачем я мучаю
Больной и маленький свой организм?
Ах, по какому же такому случаю?
Ведь люди борются за коммунизм!
Скот размножается, пшеница мелется,
И все на правильном таком пути…
Так замети меня, метель-метелица,
Ох, замети меня, ох, замети!
Я жил на полюсе, жил на экваторе -
На протяжении всего пути,
Так замети меня, к едрене матери,
Метель-метелица, ох, замети…
Таких стихов написано Рубцовым немало, но считать их главными в наследии Рубцова нельзя. Лето 1962 года. Николай Рубцов получает аттестат зрелости, заканчивает издание своей книжки «Волны и скалы» и, взяв очередной отпуск, уезжает в Николу. Рубцов же, возвращаясь из отпуска, заезжает на несколько дней к отцу. Об этом свидании он писал в стихах:
Есть маленький домик в багряном лесу,
И отдыха нынче там нет и в помине:
Отец мой готовит ружье на лису
И вновь говорит о вернувшемся сыне...
Вернувшись в Ленинград, Рубцов нашел извещение из Литературного института. На конторском бланке сухо было написано, что он прошел творческий конкурс и приглашается для сдачи вступительных экзаменов. Экзамены Николай Рубцов сдавал, как все, в установленные сроки. Четвертого августа он написал на четверку сочинение, шестого получил пятерку по русскому языку и тройку по литературе, восьмого - четверку по истории и десятого - тройку по иностранному языку. Отметки, конечно, не блестящие, но достаточно высокие, чтобы выдержать конкурс. 23 августа появился приказ № 139, в котором среди фамилий абитуриентов, зачисленных на основании творческого конкурса и приемных испытаний студентами первого курса, значилась под двадцатым номером и фамилия Николая Михайловича Рубцова.
29 сентября 1962 года Михаил Андриянович Рубцов умер от рака. Рубцов был на похоронах отца...
Возвращаясь из Вологды, Рубцов заехал в Ораниенбаум: был день рождения Генриэтты Михайловны. Рубцов приехал прямо из Вологды, Приехал Рубцов в Ораниенбаум вечером 25 октября, а утром уехал. Уезжал Рубцов, уже зная, что у него будет ребенок...
20 апреля 1963 года здесь, в Николе, у Рубцова и родилась дочка Лена... Сам Рубцов в это время жил уже в Москве.
Рубцов поступил в Литературный институт, когда ему исполнилось двадцать шесть с половиной лет.
Конечно, в общежитии Литинститута нищета переносилась легче, но двадцать семь лет - достаточный возраст, чтобы не замечать ее. Рубцова раздражало, что друзья специально приводят своих знакомых посмотреть на него - как в зверинец... Очень точно передает состояние Николая в Литинституте Борис Шишаев: «Когда на душе у него было смутно, он молчал. Иногда ложился на кровать и долго смотрел в потолок... Я не спрашивал его ни о чем.
Можно было и без расспросов понять, что жизнь складывается у него нелегко. Меня всегда преследовало впечатление, что приехал Рубцов откуда-то из неуютных мест своего одиночества. И в общежитии Литинститута, где его неотступно окружала толпа, он все равно казался одиноким и бесконечно далеким от стремлений людей, находящихся рядом. Даже его скромная одежда, шарф, перекинутый через плечо, как бы подчеркивали это».
Рубцов сблизился с кружком московских писателей, которые помогли ему опубликовать лучшее из написанного в те годы: «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…», «Тихая моя родина…», «Звезда полей», «Русский огонек», «Видения на холме», «Памяти матери» и другие. О стихах Рубцова писали критики, что сделаны они хорошо, но за стихами встает человек совершенно ясного, определенного характера - грустный человек…, что в стихах Рубцова повторы тем А.Фета, А.Блока, С.Есенина. На это Николай Рубцов ответил так:
Я переписывать не стану
Из книги Тютчева и Фета,
Я даже слушать перестану
Того же Тютчева и Фета,
И я придумывать не стану
Себя особого, Рубцова,
За это верить перестану
В того же самого Рубцова,
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..
Но чаще и с каждым годом все грознее и неотвратимее уже не в озорном воображении, не в глубинах подсознания, а почти наяву возникнут страшные видения:
Кто-то стонет на темном кладбище,
Кто-то глухо стучится ко мне,
Кто-то пристально смотрит в жилище,
Показавшись в полночном окне...
Когда читаешь или слушаешь воспоминания о Рубцове, охватывает странное чувство. Рубцова видели в коридорах общежития, встречали на городских улицах, запомнили то в очереди у пивного ларька, то в редакции какого-нибудь журнала. Знавшие Рубцова тщательно припоминают разговоры, добросовестно описывают прокуренные комнаты общежития Литературного института, всплывают даже самые незначительные детали.
Почти все письма Рубцова и воспоминания, касающиеся жизни Рубцова в деревне, относятся к 1964 году, может быть, самому страшному и трудному году в жизни поэта...
Рубцов был человеком с обостренным чувством Пути. Когда читаешь его стихи, все время мелькают слова «путь», «дорога», служащие не столько для обозначения каких-то определенных понятий реального мира, сколько для фиксации особого состояния души поэта. Даже в шутливых стихах движение в пространстве зачастую несет особый нравственный смысл:
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом еще на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
Пойду по волоку с мешком
И буду жить в своем народе...
Еще в 1963 году была написана Рубцовым «Прощальная песня»:
Я уеду из этой деревни...
Будет льдом покрываться река,
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь на дворе глубока.
В «Прощальной песне» Николая Рубцова поражает не только магия горьковатой печали, но и почти очерковая точность, с которой он рисует детали быта русской деревни. Неподдельно искренне звучат строки этого шедевра русской лирики:
Не грусти! На знобящем причале
Парохода весною не жди!
Лучше выпьем давай на прощанье
За недолгую нежность груди.
В самые тяжелые периоды своей жизни Рубцов возвращался на Родину - в свою вологодскую деревню, с которой всегда ощущал «самую жгучую связь». И не было другого пути у него. Это произошло и после исключения его из Литературного института. Именно в тяжелые минуты его жизни должна была слиться его поэтическая судьба с судьбой народной. Среди деревенской нищеты и униженности не покидает Рубцова ощущение правильности принятого решения, истинности избранного пути. Именно там, в глухой вологодской деревни пишет Николай Рубцов стихотворение «Душа», напечатанное после его смерти под заголовком «Философские стихи»:
За годом год уносится навек,
Покоем веют старческие нравы, -
На смертном ложе гаснет человек
В лучах довольства полного и славы!
Так рисует Рубцов образ «счастливого человека, достигшего полного благополучия, но тут оспаривает это благополучие:
Последний день уносится навек…
Он слезы льет, он требует участья,
Но поздно понял важный человек,
Что создал в жизни ложный облик счастья!
Ложь навязываемого ему «облика счастья» открылась Рубцову не в Москве или Ленинграде, а в нищей вологодской деревушке, среди серых изб и покосившихся заборов, где он жил, отрезанный бездорожьем и безденежьем от всех своих литературных знакомых. Счастье - это не внешнее благополучие, а осознание единственности избранного пути, невозможности другого:
…Я знаю наперед,
Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,
Кто все пройдет, когда душа ведет,
И выше счастья в жизни не бывает!
В этой вологодской деревне написано одно из самых прекрасных стихотворений Николая Рубцова « Звезда полей»:
Звезда полей во мгле заледенелой,
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою…
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
Рубцов не выбирал своей судьбы, он только предугадывал ее. Загадочной выглядит взаимосвязь поэзии Рубцова его жизни. По его стихам точнее, чем по документам и автобиографиям, можно проследить его жизненный путь. Многие настоящие поэты угадывали свою судьбу, легко заглядывали в будущее, но в Рубцове провидческие способности были с необыкновенной силой. Когда сейчас читаешь написанные им незадолго до смерти стихи, охватывает жуткое чувство нереальности:
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы,
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый,
Разобьется с треском, и в потемки
Уплывут ужасные обломки.
Сам не знаю, что это такое…
Я не верю вечности покоя!
Невозможно видеть вперед так ясно, как видел Николай Рубцов. Николай Рубцов был убит 19 января 1971года. В нашей жизни все случается так, как случается. И это и есть высшая справедливость. Другой справедливости, по крайней мере здесь, «на том берегу», как говорил Рубцов, нет и не будет.