Во-вторых, безусловно перспективной является идея М.М. Бахтина о том, что настоящими действующими лицами внутренней литературной эволюции и историко-литературного процесса являются не литературные направления и течения, а именно жанр. В этом отношении важным было бы исследовать реакцию лирики – наиболее консервативного литературного рода – на процесс романизации жанров, который активно проходил в XІХ столетии. Показательно, что указанное Л.Я. Гинзбург изобретение Ф.И. Тютчевым нового метода философской лирики совершилось именно на фоне романизации жанров. Мне кажется, что мы не совсем осознали те кардинальные, изменения и перспективы, к которым привело обращение лирики к осмыслению и моделированию незаконченного настоящего (а именно это изменение сферы и объекта художественного познания и понимал Бахтин под термином «романизация жанров» [13] Одним из следствий романизации было проникновение в лирику релятивизма, который всегда связан с незавершенностью и относительностью. Из этого можно предположить, что неспособность тютчевского героя остановиться на какой-то одной мысли, движение поэтического сознания от утверждения к неминуемому возражению, максимальное усиление оппозиционности подтекста по отношению к сознательно утверждаемому и сформулированному в тексте (см. Sіlentіum!) – все это не просто черты тютчевского поэтического мышления, а проявление принципиально новой структуры лирического сознания, которая отображает определенную внелитературную бытийную структуру.
Вторым следствием романизации было возникновение в лирике необходимости в «чужом сознании», в другой реконструированной позиции. Нарушилась монополия лирического «я», которое начинает требовать еще одного субъекта – «ты» – и в случае с Тютчевым не для возражения, а для признания и даже подчинения. Лирическая система начинает выстраиваться не на развертывании единого сознания, а как диалог сознаний. Она делается крайне семантически динамичной. И лирика Тютчева – наилучшее тому доказательство.
Интереснейшим в реакции лирики на процесс романизации жанров является то, что она обратилась не к сопредельным, переходным, скажем, с прозой формам, а к полной мобилизации своих природных, часто исторически апробированных ресурсов – лаконичности, динамической, концентрированной ассоциативности образа, семантически насыщенного слова, интенсивного использования всех своих традиционных форм и жанров. Оказалось, что в овладении незавершенным настоящим, то есть собственно романной зоной, лирика не просто сохранила свой родовой облик, но и стала в самом деле лирикой, лирикой в превосходной степени и именно как таковая существенно повлияла на развитие, например, русской психологической прозы второй половины XІХ столетия.
Таким образом, тютчевское поэтическое наследие имеет большой перспективный научный потенциал. Она не из-за недостатка литературоведческой образованности, а благодаря существующим основательным научным работам не теряет гносеологической актуальности. И задача литературоведческой науки, на мой взгляд, заключается в том, чтобы, учтя в полной мере существующие текстовые, историко-литературные факторы, сформировав новую теоретическую и методологическую базу и на ее основе определив эмпирику нового уровня, найти тот научно выверенный код, который бы качественно приблизил нас к восприятию, которое было бы адекватным реальной природе тютчевской лирики, соответствующим современному уровню литературного сознания и имеющегося сегодня опыта развития художественной литературы.
Список литературы
[1] Л.Я. Гинзбург. Русская поэзия 1820-1830-х годов [в:] Поэты 1820-1830-х годов, в 2 т., Ленинград 1972. т. 1. с. 59.
[2] См.: К. Prus, Lіryka Fіodora Tіutczewa. Charakterystyka gatunków, Rzeszów 1990, s. 248.
[3] См.: И.С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева, Москва 1886, с. 228, 39-40
[4] См.: А.З. Лежнев. Ф.И. Тютчев (Критический очерк) [в:] Ф.И. Тютчев, Стихотворения, под ред. Г. Чуйкова, Москва 1935, с. 5; R.S. Lane, Tyutchev's place іn the hіslory of Russіun lіterature. Mod. lang. rev., London 1976. vol. 7. nr 2, p. 344-356.
[5] Краткая литературная энциклопедия, Москва 1972. т. 7, стлб. 712.
[6] См. об этом: M.B. Tеплинский, О романтическом характере лирики Некрасова. Крат. Историко-лит. сб.. Ярославль 1981. с. 46-53.
[7] См.: Г. А. Гуковский, Некрасов и Тютчев: К постановке вопроса. Научн, бюлл. Ленинского ун-та, Ленинград 1947, № 16-17, с. 51-54.
[8] См.: Л.Я. Гинзбург, О лирике. Изд. второе, доп.. Ленинград 1974, с. 172-242; Б.О. Корман. Лирика и реализм. Иркутск 1986: A. Dudek, Modele romantyzmu и realіzmu w lіryce rosyjsk czterdzіestych XІ w., Kraków 1992.
[9] R. Łużny. Poeta и jego dzіeło [w:] Fіodor Tіutczew. Sto wіerszy, wybór и posłowіe R. łużny, Kraków s. 256, 258.
[10] См.: С.С. Аверинцев, Жанр как абстракция и жанры как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости [в:] С.С. Аверинцев, Риторика и истоки европейской литературной традиции, Москва 1996, с. 191.
[11] См.: В.В. Кожинов. О «тютчевской» школе в русской лирике (1830-1860-е годы) [в:] К истории русского романтизма, Москва 1973, с. 345-385. Кстати, истоки этой проблемы достигают не только работы Ю.М. Тынянова Пушкин и его современники, как считает В.В. Кожинов, но и более раннего периода. Например, о Хомякове как подражателе Тютчеву писал еще в 1895 году Пл. Краснов (см.: Пл. Краснов, Поэт мировой жизни. Книжки недели, СПб. 1895. № 5, Отд. 1, с. 171-172).
[12] Так, В.Я. Брюсов в 1912 году писал, что у Тютчева не было настоящих наследников (см.: В.Я. Брюсов, Ф.И. Тютчев [в:] Ф.И. Тютчев, Полн. собр. соч., под ред. П. В. Быкова, СПб. 1913, с. 37). Так же Р.В. Иванов-Разумник утверждал, что «глубокий и весьма особый Тютчев не имел и не мог иметь наследников» (Иванов-Разумник <Р.В.>, Русская литература XX века (1890-1915 гг.). Пг. 1920, с. 11).
[13] См.: M.M. Бахтин, Эпос и роман (О методологии исследования Романа) [в:] М.М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики, Москва 1975, с. 450-451. 481-482.