Считаю, что в этом месте не обойтись без лирического отступления. Вероятность того, что никто из миллионов читателей повести Булгакова и романа Ильфа и Петрова не заметил приведенного выше поразительного совпадения, совершенно ничтожна. Но к своему стыду я не проявил достаточного рвения, чтобы найти публикации на эту тему. Поздравляю неизвестного мне автора и завидую ему.
Главные герои пьесы и романа имеют одинаково таинственное, отчасти благородное происхождение. Более или менее точно оно известно для Остапа, "...отец которого был турецко-подданным и умер, не оставив сыну своему Остапу-Сулейману ни малейшего наследства. Мать покойного была графиней и жила нетрудовыми доходами" (1, 331).
Родословная Аметистова ещё более загадочна: "Я, знаете ли, если расскажу вам некоторые тайны своего деторождения, вы прямо изойдёте слезами" (57). Во время репетиций "Зойкиной квартиры" Михаил Афанасьевич и первый исполнитель роли Аметистова, Рубен Николаевич Симонов, соревновались, придумывая разнообразные биографии Александру Тарасовичу, пока не сошлись на том, что он незаконный сын Великого князя и кафешантанной певички 6 .
Фамилии Бендер и Аметистов носят одинаковый оттенок придуманности, они необычны и настораживают:
О б о л ь я н и н о в. Простите меня. Вы действительно дворянин?
А м е т и с т о в. Мне нравится этот вопрос! Да вы сами не видите, что ли?
О б о л ь я н и н о в. Ваша фамилия мне, видите ли, никогда не встречалась (61).
- Спокойно, всё в порядке. Моя фамилия Бедер! Может, слыхали?
- Не слышал, - нервно ответил Ипполит Матвеевич.
- Ну, да откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера? Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра замужем... (1, 61)
Последняя фраза опять-таки отсылает читателя к "Зойкиной квартире". Как хорошо известно читателю, сюжет пьесы составляет отчаянная попытка "кузиночки" Аметистова, Зои Пельц, страстно мечтающей о Париже, добыть денег для того, чтобы "дать лататы из СеСеРе".
Что до биографий наших героев в советское время, то они тоже похожи до странности. Аметистов служил актёром во Владикавказе, старшим музыкантом в Новочеркасской милиции и так далее, пока в Одессе не решил "изжить бюрократизм", в результате чего оказался в бакинской тюрьме, и после отсидки появляется перед зрителями (29).
В 1922 году и Остап сидел в Москве в Таганской тюрьме, изредка появляется на сцене, правда не в качестве актёра, а как "любимец Рабиндраната Тагора", является обладателем милицейской фуражки с гербом города Киева, и, направляясь в Черноморск (эвфемизм Одессы), украшает знаменитую Антилопу Гну лозунгом, призывающим " ударить по разгильдяйству" (1, 284; 2, 71 - 73).
В любую минуту Бендер и Аметистов готовы во всеоружии встретить превратности судьбы. Оба всегда имеют с собой для этого всё необходимое. Свой "джентльменский набор" Остап хранит в "акушерском саквояже", а Александр Тарасович - в замызганном чемодане. Оба с нежностью относятся к этим изделиям кожгалантереи:
"Моя правая рука, - сказал великий комбинатор, похлопывая саквояж по толстенькому колбасному боку. - Здесь всё, что может понадобиться элегантному гражданину моих лет и моего размаха" (2, 71).
А м е т и с т о в. Верный мой товарищ, чемодан. Опять с тобою вдвоём, но куда? (87)
Содержимое саквояжа и чемодана идентично. Кроме упомянутой милицейской фуражки и афиши мага Остап возил с собой четыре колоды карт с одинаковой рубашкой, пачку документов с круглыми сиреневыми печатями, благотворительные открытки и эмалевые нагрудные знаки (2, 71 - 72).
У Аметистова в чемодане шесть колод карт, портреты вождей (28), "документов полный карман" (30), он появляется "с медальоном (очевидно, с эмалевым нагрудным значком в форме медали с "портретом") на груди (25).
Является ли белый докторский халат и стетоскоп, хранящиеся в саквояже Бендера кивком в сторону "лекаря с отличием" М. А Булгакова, "изучающего души своих пациентов" (1, 72) и по воспоминаниям современника бывшего обладателем такого же докторского чемоданчика, пусть читатель решает сам. Я склонен считать именно так, поскольку в романе есть и другие отсылки к обстоятельствам биографии автора "Зойкиной квартиры" и его произведениям двадцатых годов.
Очень похожи манеры речи Остапа и Аметистова. Оба говорят на странной смеси макаронического русского, характерного для людей "света" дореволюционной России и советского канцелярита. Аметистов чуть ли не в каждую реплику вставляет французское выражение, гораздо реже немецкое и не употребляет английских слов. Точно так и Остап никогда ни слова не говорит по-английски, изредка употребляет немецкие слова, но достаточно силён во французском, чтобы поучать Балаганова:
- Слушайте, Шура, если уж вы окончательно перешли на французский язык, то называйте меня не мосье, ситуайен, что значит - гражданин (2, 32).
Остап даже более образован, чем его партнёр, он позволяет себе критиковать Воробьянинова:
- Ну и произношение у вас, Киса! Впрочем, что от нищего требовать! Конечно, нищий в Европейской России говорит хуже, чем Мильеран (1, 337).
Аметистов, в отличие от утончённо светского Обольянинова, говорит по-французски неважно и удостаивается вполне справедливого упрёка Зои:
З о я. Слушай гениальный Аметистов, об одном тебя прошу, не говори ты по-французски. По крайней мере, при Алле не говори. Ведь она на тебя глаза таращит.
А м е т и с т о в. Что это значит? Я плохо, может быть, говорю?
З о я. Ты не плохо говоришь... ты кошмарно говоришь (47).
Во втором письме к французской переводчице Булгаков уточняет: "Любит щеголять французскими фразами (у Вас - английскими), причём произносит по-французски или по-английски чудовищно" 7 .
Из советского новояза Бендер и Аметистов выбирают одинаковые штампы:
А м е т и с т о в. Ему! Прямо в глаза. Я старый боевик, мне нечего терять, кроме цепей. Я одно время на Кавказе громадную роль играл. И говорю, нет, говорю, Михаил Иванович, это не дело. Уклонились мы - раз. Утратили чистоту линии - два. Потеряли заветы... Я, говорит, так, говорит, так я тебя, говорит, в двадцать четыре часа, говорит, поверну лицом к деревне (33).
Обращаясь к Козлевичу, Остап говорит: "А в Арбатове вам терять нечего, кроме запасных цепей. Чернильница "Лицом к деревне" стояла не только на столе управляющего конторой "Рога и копыта" (2, 173), но и у Каина Александровича Доброгласова, начальника Отдела благоустройства Пищ-Ка-Ха города Пищеслава из опубликованной летом 1928 года повести Ильфа и Петрова "Светлая личность" (1, 403). Аметистов шутит, что рукопожатия отменяются (60), и в конторе Бендера "висели обыкновенные учережденческие плакаты насчёт часов приёма и вредности рукопожатий" (2, 171).
Оба героя на голубом глазу декларируют свою законопослушность:
А м т е т и с т о в. Закон-с. А закон для меня свят. Ничего не могу (36).
И великий комбинатор говорит о себе в третьем лице так: "Заметьте себе, Остап Бендер никого не убивал. Его убивали - это было. Но сам он чист перед законом. Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс (2, 30). "
Представление об идеальном будущем у Аметистова и Бендера совпадает до мелочей. Цель, к которой они так стремятся - город на берегу далёкого тёплого моря и белые брюки:
А м е т и с т о в. Ах, Ницца, Ницца, когда же я тебя увижу? Лазурное море, и я на берегу его в белых брюках! (47)
Мотив белых штанов как символа беспечной, лёгкой, счастливой жизни появляется уже в "Двенадцати стульях" (1, 333). В самом начале "Золотого телёнка" идея сформулирована окончательно:
"... у обширной бухты Атлантического океана... Мулаты, бухта, экспорт кофе, так сказать, кофейный демпинг, чарльстон под названием "У моей девочки есть одна маленькая штучка" и... о чём говорить! Вы сами видите, что происходит. Полтора миллиона человек, и все поголовно в белых штанах. Я хочу отсюда уехать" (2, 30).
В третьей картине первого акта Обольянинов сетует:
"Сегодня ко мне в комнату является какой-то длинный бездельник в высоких сапогах, с сильным запахом спирта, и говорит: "Вы бывший граф... Я говорю - простите... Что это значит "бывший граф"? Куда я делся, интересно знать? Вот же я стою перед вами (22). "
Эхом этих сетований выглядит не только "бывший горский князь, а ныне трудящийся Востока гражданин Гигиенишвили" (2, 149), но целый рассказ "Граф Средиземский", представляющий собой, по-видимому, неиспользованную заготовку к "Золотому телёнку" и при жизни авторов не публиковавшийсяся. Жалкий старик, умирающий "в антисанитарных условиях" (читатель не пропустит, надеюсь, перекличку с бессмертным монологом безымянного автора в исполнении Аркадия Исааковича Райкина), оскорблён карикатурой со стихотворной подписью, заканчивающейся строками:
| Что вы скажете узнав, Что Средиземский - бывший граф. |
И далее: "Предки Средиземского всевозможные оскорбления смывали обычно кровью (2, 442 - 443)". Средиземский как и Обольянинов удручён невозможностью дуэли. Эпизод со Средиземским в окончательный текст "Телёнка" не был включён. Авторы, видимо, почувствовали, что мало смешного в смерти одинокого старого человека, выброшенного из жизни и абсолютно бесправного. Но в другом вставном эпизоде вкус им изменил, и тогда они позволили себе превратить сцену гибели Якова Григорьевича Фельдмана из "Белой гвардии", зарубленного сотником Галаньбой 8 в развесёлый "Рассказ Остапа Бендера о Вечном Жиде", заканчивающийся почти слово в слово, как эпизод с Фельдманом:
- Молчи, жидовская морда! - радостно закричал чубатый атаман.
- Рубай его, хлопцы-молодцы!
И вечного странника не стало (2, 308 - 309).
В этой вставной новелле опять упомянуты ни к селу, ни к городу пальмы, Рио-де-Жанейро и, разумеется, белые штаны. Через семьдесят пять лет трудно представить, как подобная история могла казаться смешной. Внимательный сегодняшний читатель найдёт и ещё немало страниц в романах Ильфа и Петрова, на которых время радикально переставило акценты.