Но остается неизменной в лирике Лермонтова антитеза «счастливое, подлинное, не ущербное прошлое – тусклое и горькое настоящее», идет ли речь о судьбе лирического героя («Как часто, пестрою толпою окружен…», «Нет, не тебя так пылко я люблю…», 1841) или о предназначении поэта в прошедшие эпохи и в настоящем («Поэт», 1838). По-прежнему его герой одинок, но если совсем юный Лермонтов жаждал «бурь» и отвергал косный «покой» во имя свободы («Парус», 1832), то повзрослевший поэт мечтает о «свободе и покое» вместе, но может представить себе их только в недостижимом состоянии блаженного вечного сна («Выхожу один я на дорогу…»).
В 1840 г. выходит в свет первое издание романа «Герой нашего времени» (второй раз он был напечатан год спустя с приложением предисловия автора). Сочинитель объединил под общей обложкой несколько повестей. Цикл повестей – жанровая форма, распространенная в словесности лермонтовского времени. Примеры самые известные – пушкинские «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» и гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки». Но Лермонтов радикально меняет принцип объединения повестей в книгу. Не общий вымышленный автор и не ситуация рассказывания историй друг другу несколькими собеседниками, а общий для всех текстов образ главного героя скрепляет их в одно целое. Цикл повестей превратился в роман. Движение от повести к повести приобретает психологический смысл и определяется сменой рассказчиков: от простодушного штабс-капитана Максима Максимыча, любящего, но совершенно не понимающего Печорина, к вымышленному автору, многое проницательно угадавшего в герое, и, наконец, к самому Печорину – автору дневника. В этой смене ракурсов характер Печорина проясняется всё больше и больше, но, кажется, не до конца. Тайна остается. К тому же автор дневника, похоже, не всегда искренен даже сам с собою.
Психологически (чувство одиночества, неизбывный самоанализ, скепсис, демоническое самоутверждение, жестокая ирония, литературный дар), обстоятельствами жизни (вынужденная военная служба на Кавказе) и даже внешне (тяжелый взгляд) главный герой Печорин напоминает автора. (Впрочем, в глубине души творец, по всем свидетельствам, был доверчивее и отзывчивее своего «полудвойника».) Отголоски лермонтовской лирики в дневнике Печорина несомненны. Но Лермонтов намеренно отстраняется от своего персонажа, занимая позицию беспристрастного аналитика и указывая на типичность Печорина и его болезни и отказываясь признать в нем портрет автора. Склад характера, взгляд «героя нашего времени» на мир – романтические. Но его одиночество и самоотчуждение необъяснимы обстоятельствами жизни или социальными условиями: предприимчивый Печорин обычно легко добивается своих целей, в свете он на хорошем счету и пользуется успехом. Причины разочарования в жизни иные, глубинные – психологические и философские.
Создавая роман, Лермонтов воспринимал его на фоне романтической традиции, в частности «неистовой» прозы А.А. Бестужева-Марлинского. Отталкиваясь от нее то посредством почти пародии (образ Грушницкого), то с помощью адаптации и трансформации (образы Вулича и Печорина), «Лермонтов переступил ту грань, за которой обработка литературного материала перестает быть определяющей при отнесении его к тому или иному литературному направлению» (Вацуро В.Э. Лермонтов и Марлинский // Вацуро В.Э. О Лермонтове. Работы разных лет / Составители Т. Селезнева, А. Немзер. М., 2008 (Новые материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 4). С. 50).
Роман многосмыслен и способен обмануть неискушенного читателя. Под авантюрным интересом сюжетов скрывается глубокая психологическая подоплека, вопросы поставлены, но ответов на них нет. Роман завершается нарочито случайно, необязательно — иронической нотой: высказываниями простоватого Максима Максимыча, дающего незаметно для себя самого два противоположных ответа на вопрос о существовании судьбы, и комментарием Печорина, что штабс-капитан «не любит» философских бесед.
В марте 1840 г. судьбу Лермонтова вновь изменила дуэль – теперь уже его собственная. Он сначала дрался на шпагах, а затем стрелялся с сыном французского посла Эрнестом де Барантом, сделавшим поэту оскорбительное замечание, вызванное ревностью: княгиня Мария Щербатова, за которой оба ухаживали, на балу отдала явное предпочтение Лермонтову. И снова по воле высочайшему решению Лермонтов, переведенный в Тенгинский полк, который участвовал в боях с горцами, едет на Кавказ.
Вновь потянулись вдоль дороги бесконечные печальные поля, подернутые сизым вечерним туманом, сквозь который светили, дрожа, печальные огни деревень. Наконец, после многодневного путешествия открылся уже привычный взору вид – на горизонте засинели горы. Отчаянно смелый, поручик Лермонтов воюет с горцами, затем получает отпуск, который проводит на водах в Кисловодске и Пятигорске, в окружении светского общества. Среди светских знакомцев отдыхал на водах и майор Николай Мартынов. Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив, карикатуры на него беспрестанно прибавлялись. Мартынов всегда ходил в черкеске и с кинжалом <…>», — писала о нем лечившаяся на водах дальняя родственница поэта Екатерина Быховец подруге (Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 454). «Мартышка» с его черкесским костюмом и огромным кинжалом на поясе стал предметом неизменных шуток приятеля Мишеля. Чего было в этом больше – полудетской шаловливости или печоринской убийственной язвительности, - - Бог весть. Князь Алексей Васильчиков, секундант на последней дуэли автора «Героя нашего времени», отмечал: «В Лермонтове <…> было два человека: один добродушный для небольшого кружка ближайших своих друзей и для немногих лиц, к которым он имел особенное уважение, другой – заносчивый и задорный для всех прочих его знакомых. <…> Но, кроме того, в Лермонтове была черта, которая трудно соглашается с понятием о гиганте поэзии, как его называют восторженные его поклонники, о глубокомысленном и гениальном поэте, каким он действительно проявился в краткой и бурной своей жизни.
Он был шалун в полном ребяческом смысле слова <…> например, когда к обеду подавали блюдо, которое он любил, то он с громким криком и смехом бросался на блюдо, вонзал свою вилку в лучшие куски, опустошал все кушанье и часто оставлял всех нас без обеда» (Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 461).
Остроты, произнесенные в обществе, при дамах, самолюбивого Мартынова больно уязвляли. Всколыхнулась и старая обида за сестринские письма. Однажды, не выдержав града лермонтовских острот, Мартынов в сердцах объявил, что заставит знакомца перестать.
Устремив на высокого и статного Мартынова презрительный взгляд исподлобья, Мишель резко возразил:
--Оставь эту проповедь. Ты не вправе запретить мне говорить, что я пожелаю. Вместо пустых слов ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь, следовательно, ты никого этим не испугаешь.
Условия поединка были оговорены день спустя. Это было 15 (27) июля 1841 г. Стрелялись у подножья горы Машук на пятнадцати шагах. Лермонтов первым подошел к барьеру, но выстрела не сделал, смерив противника исполненным презрения взглядом. Мартынов, побледнев и закусив губы, стал медленно поднимать пистолет. Он стрелял из пистолета третий раз в жизни. Раздался выстрел. Судьба переписала романный сюжет по-своему, сделав победителем Грушницкого. Врачебный осмотр засвидетельствовал: «<…> Пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящем, пробила правое и левое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны и при выходе прорезала мягкие части левого плеча; от которой раны Поручик Лермантов (так! – А. Р.) мгновенно на месте помер» (Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 492). Когда тело стали приподнимать, «от этого движения <…> спертый воздух выступил из груди <…> с таким звуком, что нам показалось, что это живой и болезный вздох <…>» (А.И. Васильчиков // Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 463).