- Это все от счастья, ваше величество,- ответил он.
- А! Вы слишком любите друг друга,- сказал король, сидя в кресле и поставив дочь перед собою.- Ну, я вижу, что был прав, называя тебя "Мария благодатная". Куактье, оставьте нас. Так чего вы желаете от меня?- сказал он дочери, когда врач вышел.- Уж если вы прислали ко мне вашего...
В этот опасный миг Мария смело закрыла королю рот своей рукою и шепнула ему на ухо:
- Я всегда считала, что вы проницательны и умеете молчать...
- Сен-Валье,- смеясь, сказал король,- я думаю, что Бридоре хочет о чем-то побеседовать с тобой.
Граф вышел, но он сделал движение плечом, хорошо знакомое его жене, которая угадала мысль ревнивого чудовища и решила предупредить его злые намерения.
- Скажи, дитя мое, как ты меня находишь? Что, очень я изменился?
- Государь, вы хотите знать истинную правду или хотите, чтобы я вас обманула?
- Нет,- тихо отвечал он,- мне надо знать, как далеко зашла моя болезнь.
- Тогда я скажу, у вас нынче плохой вид. Но чтобы моя правдивость не повредила успеху моего дела...
- Какого дела? - спросил король, нахмурившись и проводя рукой по своему лбу.
- Так слушайте, государь,- ответила она.- Молодой человек, который по вашему приказу схвачен в доме вашего казначея Корнелиуса и находится сейчас в распоряжении вашего превотального судьи, не виновен в краже драгоценностей герцога Баварского.
- Откуда ты это знаешь? - промолвил король. Мария опустила голову и покраснела.
- Можно и не спрашивать, не таится ли тут любовь! - сказал Людовик XI, приподняв голову дочери и потрепав ее по подбородку.- Если ты, девочка, не будешь исповедоваться каждое утро, ты попадешь в ад.
- Можете ли вы оказать мне услугу, не стараясь проникнуть в мои тайные помыслы?
- А какое же удовольствие я тогда получу? - воскликнул король, видя в этом деле повод для развлечения.
- Ах! неужели вам хочется получить удовольствие ценою моих огорчений?
- О, плутовка, разве на меня нельзя положиться?
- Если так, государь, отпустите этого дворянина на свободу!
- А! это - дворянин! - воскликнул король.- Значит, он - не ученик?
- Кто бы он ни был, он безусловно невиновен,- ответила она.
- Я смотрю иначе,- холодно сказал король.- Я большой ревнитель правосудия в моем королевстве и должен наказывать злоумышленников...
- Ну, полноте, не принимайте такого озабоченного вида и подарите мне жизнь этого юноши!
- А что, если это лишит тебя благоразумия?
- Государь,- сказала она,- я благоразумна и добродетельна. Вы насмехаетесь...
- Что ж,- сказал Людовик XI,- так как я ничего не понимаю в этом деле, предоставим Тристану выяснить его...
Мария де Сассенаж побледнела и, собрав все свои силы, воскликнула:
- Государь, уверяю вас, что вы будете горько сожалеть об этом: обвиняемый ничего не крал. Если вы обещаете мне его помиловать, я все вам открою, даже рискуя быть наказанной вами.
- Ого! Это становится серьезным! - промолвил король, сдвигая свою шапку набок.- Говори, дочь моя!
- Так слушайте,- продолжала она тихим голосом, приблизив губы к уху отца,- этот дворянин всю ночь провел у меня.
- Он прекрасно мог и побывать у тебя и обокрасть Корнелиуса. Это - двойной грабеж...
- Государь, в моих жилах течет ваша кровь, и я не такова, чтобы любить бродягу. Этот дворянин - племянник командующего вашими арбалетчиками.
- Ладно! - сказал король.- Тебе трудно дается исповедь.
Но тут он вдруг оттолкнул от себя трепещущую дочь и подбежал на носках, совершенно бесшумно, к двери своей спальни. Когда он говорил с графиней, на полу у дверей, куда проникал свет из другой залы, он заметил тень, отброшенную ногами какого-то любопытного. Он внезапно открыл дверь, окованную железом, и застиг за подслушиванием графа де Сен-Валье.
- Праведный боже! - воскликнул король,- это дерзость, заслуживающая топора.
- Ваше величество,- гордо возразил Сен-Валье,- я предпочитаю удар топора по затылку супружескому украшению на лоб!
- Вы можете получить то и другое,- сказал Людовик XI,- никто из вас, господа, не избавлен от этих двух несчастий. Удалитесь в другую залу! Конингэм,- продолжал король, обращаясь к начальнику своей гвардии,- вы спали? Где же господин де Бридоре? И вы позволяете так приближаться ко мне! О господи, последний турский горожанин окружен большими заботами, чем я...
Поворчав таким образом, Людовик XI вернулся к себе в спальню, тщательно задернув за собой ковровую портьеру, образующую внутри комнаты как бы вторую дверь, предназначенную заглушать не столько свист северного ветра, сколько звук королевских слов.
- Итак, дочь моя,- продолжал король, испытывая удовольствие играть с дочерью, как кошка с мышью,- вчера Жорж д'Эстутвиль вкушал с тобою утехи любви?
- О! нет, государь!
- Нет? Ах, клянусь святым Карпиопом, он заслуживает смерти! Неужели этому негодяю дочь моя показалась недостаточно хороша!
- О, не в том дело! - воскликнула она.- Уверяю вас, что он целовал мне ноги и руки с таким пылом, который растрогал бы самую добродетельную женщину. Он любит меня честно, у него добрые намерения.
- Ты, стало быть, принимаешь меня за святого Людовика, думая, что я поверю такой чепухе? Молодой малый, да еще такой видный, стал бы рисковать жизнью, чтобы поцеловать твои башмаки или рукава! Рассказывай другим!
- О! уверяю вас, государь! Но он приходил еще и по иному поводу...
При этих словах Мария почувствовала, что рискует жизнью своего мужа, так как Людовик XI тотчас же с живостью спросил:
- А по какому?
Это происшествие бесконечно забавляло его. И, разумеется, он никак не ожидал услышать те странные признания, на которые в конце концов решилась его дочь, предварительно выпросив прощение своему мужу.
- А, господин де Сен-Валье, вы проливаете королевскую кровь! - воскликнул Людовик, гневно сверкая глазами.
В эту минуту колокол Плесси прозвонил час королевского обеда.
Нахмурив брови, опираясь на руку дочери, Людовик XI появился на пороге и застал всех слуг на посту. Он бросил какой-то неопределенный взгляд на графа де Сен-Валье, думая о том, какой вынести ему приговор. Воцарившаяся глубокая тишина была вдруг прервана шагами Тристана, поднимавшегося по главной лестнице. Он вошел прямо в зал и, подойдя к королю, сказал:
- Государь, дело расследовано.
- Как! Все уже кончено?- спросил король.
- Наш молодчик в руках монахов. Он не устоял и под пыткой сознался во всем.
Графиня тяжко вздохнула, побледнела, даже потеряла способность говорить и посмотрела на короля. Этот взгляд был перехвачен графом де Сен-Валье, который пробормотал:
- Меня предали, вор знаком с моей женой.
- Молчать! - крикнул король.- Здесь, кажется, кое-кто желает, чтобы я потерял терпение. Немедленно распорядись отложить эту казнь,- продолжал он, обращаясь к главному судье.- Ты головой мне отвечаешь за преступника, кум! Это дело необходимо расследовать получше, я сам им займусь. Пока отпусти обвиняемого на свободу! Он от меня не скроется; у этих воров есть излюбленные убежища, есть логовища, где все они прячутся. Передай Корнелиусу, что я приду к нему сегодня вечером, чтобы самому повести следствие. Господин де Сен-Валье,- сказал король, пристально глядя на графа,- я кое-что узнал о вас. Вся ваша кровь не может искупить единой капли моей крови, знаете ли вы это? Клянусь богородицей! Вы виновны в оскорблении королевского величества! Разве затем дал я вам в жены такую прелестную женщину, чтобы она стала бледной и бесплодной? Ну же, ступайте отсюда прямо домой и приготовьтесь в дальний путь.- На этих словах король приостановился, так как любил помучить человека, и потом добавил: - Вы отправитесь нынче же вечером понаблюдать за тем, как ведутся мои дела с венецианцами. Не беспокойтесь! С нынешнего вечера я возьму вашу жену в свой замок Плесси; уж здесь-то она будет в безопасности. Теперь я позабочусь о ней лучше, чем заботился после ваше свадьбы.
Слыша эти слова, Мария молча пожала руку отца, как бы благодаря за милость и за его доброе расположение. Что же касается короля, то он исподтишка развлекался.
Людовик XI очень любил вмешиваться в дела своих подданных, ему нравилось появляться во всем своем королевском величии посреди обстановки мещанской жизни. Эта склонность, строго осуждаемая некоторыми историками, была не чем иным, как страстью к игре в инкогнито, одному из величайших удовольствий для коронованных особ, своего рода минутному отречению, вносящему некоторое простонародное начало в их собственное существование, где господствует такое пресное однообразие; но только Людовик XI играл в инкогнито открыто. При подобных встречах он, впрочем, держался славным малым, стараясь понравиться людям третьего сословия, которых он сделал своими союзниками против феодалов. Но уже давно ему не представлялся случай так опроститься и вникнуть в частные интересы какого-нибудь человека, занятого сутяжеством (старое слово, до сих пор употребляемое в Туре),- так что он горячо принял к сердцу тревоги мэтра Корнелиуса и тайные огорчения графини де Сен-Валье. Несколько раз в течение обеда он обращался к своей дочери:
- Но кто же мог обокрасть моего кума? Да ведь эти кражи за восемь лет достигли миллиона двухсот тысяч экю. Миллиона двухсот тысяч экю, господа! - повторил он, глядя на дворян, несших при нем застольную службу.- Пресвятая богородица! За этакую сумму немало грехов отпустила бы римская курия! А я мог бы, праведный боже, приобрести Луару или, еще лучше, завоевать Пьемонт - прекрасную крепость, прямо-таки созданную для нашего королевства.
По окончании обеда Людовик XI сейчас же отбыл со своею дочерью, врачом и главным превотальным судьею и в сопровождении вооруженного конвоя явился во дворец Пуатье, где, как он и предполагал это, еще застал г-на де Сен-Валье, который дожидался жены - быть может затем, чтобы покончить с ней.
- Милостивый государь,- сказал ему король,- я приказал вам отправляться в путь как можно скорее. Прощайтесь с женою и спешите на границу; у вас будет почетный конвой. Что же касается инструкций для вас, а также верительных грамот, то они уже будут ждать вас в Венеции.