Смекни!
smekni.com

Цветы зла (стр. 5 из 18)

Но те вещают скорбь, а эти прославляют

Не Смерть во тьме ночной - Рожденье на заре

Так пусть же никогда не гаснет ваша сила,

Восход моей души зажегшие светила!

XLIV. ИСКУПЛЕНИЕ

Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?

Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь?

И ночью бледный страх... хоть раз когда-нибудь

Сжимал ли сердце вам в тисках холодной стали?

Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?

Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?

С отравой жгучих слез и яростью без сил?

К вам приводила ночь немая из могил

Месть, эту черную назойливую гостью?

Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?

Вас, ангел свежести, томила лихорадка?

Вам летним вечером, на солнце у больниц,

В глаза бросались ли те пятна желтых лиц,

Где синих губ дрожит мучительная складка?

Вас, ангел свежести, томила лихорадка?

Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?

Угрозы старости уж леденили вас?

Там в нежной глубине влюбленно-синих глаз

Вы не читали снисхождения к сединам

Вы, ангел прелести, теряли счет морщинами?

О, ангел счастия, и радости, и света!

Бальзама нежных ласк и пламени ланит

Я не прошу у вас, как зябнущий Давид...

Но, если можете, молитесь за поэта

Вы, ангел счастия, и радости, и света!

XLV. ИСПОВЕДЬ

Один лишь только раз вы мраморной рукою

О руку оперлись мою.

Я в недрах памяти, мой добрый друг, с тоскою

Миг этой близости таю.

Все спало. Как медаль, на куполе высоком

Блестела серебром луна.

На смолкнувший Париж торжественным потоком

Лилась ночная тишина.

Лишь робко крадучись иль прячась под ворота,

Не спали кошки в этот час,

Или доверчиво, как тень, как близкий кто-то,

Иная провожала нас.

И дружба расцвела меж нами в свете лунном, -

Но вдруг, в сияющей ночи,

У вас, красавица, у лиры той, чьим струнам

Сродни лишь яркие лучи,

У светлой, радостной, как праздничные трубы,

Все веселящие вокруг,

Улыбкой жалобной скривились, дрогнув, губы,

И тихий стон, слетевший вдруг,

Был как запуганный, заброшенный, забытый

Ребенок хилый и больной,

От глаз насмешливых в сыром подвале скрытый

Отцом и матерью родной.

И, словно пленный дух, та злая нота пела,

Что этот мир неисправим,

Что всюду эгоизм и нет ему предела,

Он только изменяет грим.

Что быть красавицей - нелегкая задача,

Привычка, пошлая, как труд

Танцорок в кабаре, где, злость и скуку пряча,

Они гостям улыбку шлют,

Что красоту, любовь - все в мире смерть уносит,

Что сердце - временный оплот.

Все чувства, все мечты Забвенье в сумку бросит

И жадной Вечности вернет.

Как ясно помню я и той луны сиянье,

И город в призрачной тиши,

И то чуть слышное, но страшное признанье,

Ночную исповедь души.

XLVI. ДУХОВНАЯ ЗАРЯ

Лишь глянет лик зари и розовый и белый

И строгий Идеал, как грустный, чистый сон,

Войдет к толпе людей, в разврате закоснелой, -

В скоте пресыщенном вдруг Ангел пробужден.

И души падшие, чья скорбь благословенна,

Опять приближены к далеким небесам,

Лазурной бездною увлечены мгновенно;

Не так ли, чистая Богиня, сходит к нам

В тот час, когда вокруг чадят останки оргий,

Твой образ, сотканный из розовых лучей?

Глаза расширены в молитвенном восторге;

Как Солнца светлый лик мрачит огни свечей,

Так ты, моя душа, свергая облик бледный,

Вдруг блещешь вновь, как свет бессмертный, всепобедный.

XLVII. ГАРМОНИЯ ВЕЧЕРА

Уж вечер. Все цветущие растенья,

Как дым кадил, роняют аромат;

За звуком звук по воздуху летят;

Печальный вальс и томное круженье!

Как дым кадил, струится аромат;

И стонет скрипка, как душа в мученье;

Печальный вальс и томное круженье!

И небеса, как алтари, горят.

И стонет сумрак, как душа в мученье,

Испившая сует смертельный яд;

И небеса, как алтари, горят.

Светило дня зардело на мгновенье.

Земных сует испив смертельный яд,

Минувшего душа сбирает звенья.

Светило дня зардело на мгновенье.

И, как потир, мечты о ней блестят...

XLVII. ФЛАКОН

Есть запахи, чья власть над нами бесконечна:

В любое вещество въедаются навечно.

Бывает, что, ларец диковинный открыв

(Заржавленный замок упорен и визглив),

Иль где-нибудь в углу, средь рухляди чердачной

В слежавшейся пыли находим мы невзрачный

Флакон из-под духов: он тускл, и пуст, и сух,

Но память в нем жива, жив отлетевший дух.

Минувшие мечты, восторги и обиды,

Мечты увядшие - слепые хризалиды,

Из затхлой темноты, как бы набравшись сил,

Выпрастывают вдруг великолепье крыл.

В лазурном, золотом, багряном одеянье,

Нам голову кружа, парит Воспоминанье...

И вот уже душа, захваченная в плен,

Над бездной склонена и не встает с колен.

Возникнув из пелен, как Лазарь воскрешенный,

Там оживает тень любви похороненной,

Прелестный призрак, прах, струящий аромат,

Из ямы, где теперь - гниенье и распад.

Когда же и меня забвение людское

Засунет в старый шкаф небрежною рукою,

Останусь я тогда, надтреснут, запылен,

Несчастный, никому не надобный флакон,

Гробницею твоей, чумное, злое зелье,

Яд, созданный в раю, души моей веселье,

Сжигающий нутро расплавленный свинец,

О, сердца моего начало и конец!

XLIX. ОТРАВА

Вино любой кабак, как пышный зал дворцовый,

Украсит множеством чудес.

Колонн и портиков возникнет стройный лес

Из золота струи багровой -

Так солнце осенью глядит из мглы небес.

Раздвинет опиум пределы сновидений,

Бескрайностей края,

Расширит чувственность за грани бытия,

И вкус мертвящих наслаждений,

Прорвав свой кругозор, поймет душа твоя.

И все ж сильней всего отрава глаз зеленых,

Твоих отрава глаз,

Где, странно искажен, мой дух дрожал не раз,

Стремился к ним в мечтах бессонных

И в горькой глубине изнемогал и гас.

Но чудо страшное, уже на грани смерти,

Таит твоя слюна,

Когда от губ твоих моя душа пьяна,

И в сладострастной круговерти

К реке забвения с тобой летит она.

L. ТРЕВОЖНОЕ НЕБО

Твой взор загадочный как будто увлажнен.

Кто скажет, синий ли, зеленый, серый он?

Он то мечтателен, то нежен, то жесток,

То пуст, как небеса, рассеян иль глубок.

Ты словно колдовство тех долгих белых дней,

Когда в дремотной мгле душа грустит сильней,

И нервы взвинчены, и набегает вдруг,

Будя заснувший ум, таинственный недуг.

Порой прекрасна ты, как кругозор земной

Под солнцем осени, смягченным пеленой.

Как дали под дождем, когда их глубина

Лучом встревоженных небес озарена!

О, в этом климате, пленяющем навек, -

В опасной женщине, - приму ль я первый снег,

И наслаждения острей стекла и льда

Найду ли в зимние, в ночные холода?

LI. КОТ

I

Как в комнате простой, в моем мозгу с небрежной

И легкой грацией все бродит чудный кот;

Он заунывно песнь чуть слышную поет;

Его мяуканье и вкрадчиво и нежно.

Его мурлыканья то внятнее звучат,

То удаленнее, спокойнее, слабее;

Тот голос звуками глубокими богат

И тайно властвует он над душой моею.

Он в недра черные таинственно проник,

Повиснул сетью струй, как капли, упадает;

К нему, как к зелию, устами я приник,

Как строфы звучные, он грудь переполняет.

Мои страдания он властен покорить,

Ему дано зажечь блаженные экстазы,

И незачем ему, чтоб с сердцем говорить,

Бесцельные слова слагать в пустые фразы.

Тог голос сладостней певучего смычка,

И он торжественней, чем звонких струн дрожанье;

Он грудь пронзает мне, как сладкая тоска,

Недостижимое струя очарованье.

О чудный, странный кот! кто голос твой хоть раз

И твой таинственный напев хоть раз услышит,

Он снизойдет в него, как серафима глас,

Где все утонченной гармонией дышит.

II

От этой шубки черно-белой

Исходит тонкий аромат;

Ее коснувшись, вечер целый

Я благовонием объят.

Как некий бог - быть может, фея -

Как добрый гений здешних мест,

Всем управляя, всюду вея,

Он наполняет все окрест.

Когда же снова взгляд влюбленный

Я устремив в твой взор гляжу -

Его невольно вновь, смущенный,

Я на себя перевожу;

Тогда твоих зрачков опалы,

Как два фонарика, горят,

И ты во мгле в мой взгляд усталый

Свой пристальный вперяешь взгляд.

LII

ПРЕКРАСНЫЙ КОРАБЛЬ

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод!

Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет,

Как медленный корабль, что ширью моря дышит,

Раскинув парус свой,

Едва колеблемый ритмической волной.

Над круглой шеею, над пышными плечами

Ты вознесла главу; спокойными очами

Уверенно блестя,

Как величавое ты шествуешь дитя!

Я расскажу тебе, изнеженная фея,

Все прелести твои в своих мечтах лелея,

Что блеск твоих красот

Сливает детства цвет и молодости плод.

Как шеи блещущей красив изгиб картинный!

Под муаром он горит, блестя как шкап старинный;

Грудь каждая, как щит,

Вдруг вспыхнув, молнии снопами источит.

Щиты дразнящие, где будят в нас желанья

Две точки розовых, где льют благоуханья

Волшебные цветы,

Где все сердца пленят безумные мечты!

Твой плавный, мерный шаг края одежд колышет

Ты - медленный корабль, что ширью моря дышит,

Раскинув парус свой,

Едва колеблемый ритмической волной!

Твои колени льнут к изгибам одеяний,

Сжигая грудь огнем мучительных желаний;

Так две колдуньи яд

В сосуды черные размеренно струят.

Твоим рукам сродни Геракловы забавы,

И тянутся они, как страшные удавы,

Любовника обвить,

Прижать к твоей груди и в грудь твою вдавить!

Над круглой шеею, над пышными плечами

Ты вознесла главу; спокойными очами

Уверенно блестя,

Как величавое ты шествуешь дитя!

LIII. ПРИГЛАШЕНИЕ К ПУТЕШЕСТВИЮ

Голубка моя,

Умчимся в края,