- Это ложь! Позови отца, он узнает меня.
- Нельзя позвать того, кто умер.
- Умер? - Голос Майлса зазвучал глухо, и губы его задрожали. - Мой отец умер! О, горькая весть! Радость моя отравлена. Пожалуйста, проводи меня к моему брату Артуру, - он узнает меня; узнает и утешит.
- Он тоже умер.
- Боже, будь милостив ко мне, несчастному! Умерли, оба умерли! Достойные умерли, а я, недостойный, остался жить! Ах, пощади меня, не говори, что и леди Эдит...
- Умерла? Нет, она жива.
- Ну, слава богу! Теперь я снова счастлив! Поспеши же, брат, позови ее сюда ко мне! Если и _она_ скажет, что я не я... Но она этого не скажет; нет, нет, _она_ узнает меня. Я глупец, что сомневаюсь в этом. Позови ее, позови и старых слуг; они тоже узнают меня.
- Все они умерли, кроме пятерых: Питера, Гэлси, Дэвида, Бернарда и Маргарэт.
С этими словами Гью вышел из комнаты. Майлс подумал немного, потом начал ходить из угла в угол, бормоча про себя:
- Странное дело: пятеро мерзавцев живы, а двадцать два честных человека умерли!
Он все ходил взад и вперед и бормотал про себя; он совершенно забыл о короле. Наконец его величество с неподдельным участием произнес слова, которые можно было, впрочем, принять за насмешку:
- Не огорчайся своей неудачей, бедный человек: есть и другие в этом мире, чья личность и чьи права остаются непризнанными. У тебя есть товарищ по несчастью.
- Ах, государь, - воскликнул Гендон, слегка покраснев, - не осуждай меня хоть ты! Подожди - и ты увидишь. Я не обманщик - она сама это скажет; ты услышишь это из прелестнейших уст. Я обманщик? Да ведь я знаю этот старый зал, эти портреты моих предков, как дитя знает свою детскую. Здесь я родился и вырос, государь, я говорю правду, я не стал бы обманывать тебя; и если никто другой мне не поверит, умоляю тебя, не сомневайся во мне хоть ты: я этого не вынесу.
- Я не сомневаюсь в тебе, - сказал король с детской простотой и доверчивостью.
- Благодарю тебя от всей души! - с жаром воскликнул Гендон. Он был искренне растроган. А король прибавил так же просто:
- Ведь ты не сомневаешься _во мне_?
Гендону стало стыдно, и он обрадовался, когда вошел Гью и избавил его от необходимости ответить.
Вслед за Гью вошла красивая дама, богато одетая, а за нею несколько слуг в ливреях. Дама шла медленно, опустив голову и глядя в пол. Лицо ее было невыразимо грустно. Майлс Гендон бросился к ней, восклицая:
- О моя Эдит, дорогая моя!..
Но Гью спокойно отстранил его и сказал даме:
- Посмотрите на него. Вы его знаете?
При звуке голоса Майлса красавица слегка вздрогнула, щеки ее порозовели; теперь она дрожала всем телом. Долго стояла она неподвижно и тихо, потом медленно подняла голову и посмотрела прямо в глаза Гендону испуганным, словно окаменевшим взглядом; капля за каплей вся кровь отлила от ее лица, и оно покрылось смертельной бледностью. Голосом, таким же мертвенным, как ее лицо, она сказала:
- Я не знаю его.
Затем она повернулась, подавив стоя, и нетвердой поступью вышла из комнаты.
Майлс Гендон упал в кресло и закрыл лицо руками. Помолчав, брат его сказал слугам:
- Вот этот человек. Он вам известен?
Они покачали головами. Тогда их господин сказал:
- Слуги не узнают вас, сэр. Боюсь, что это какое-то недоразумение. Вы видели, моя жена тоже не узнала вас.
- Твоя _жена_! - В один миг Гью оказался прижатым к стене, и железная рука схватила его за горло. - Ах ты, раб с лисьим сердцем! Теперь я все понимаю! Ты сам написал это лживое письмо, чтобы украсть у меня отцовское наследие и невесту. Получай! Теперь убирайся, пока я не замарал своей честной солдатской руки убийством такой жалкой твари.
Гью, весь багровый, задыхаясь, едва дошел до ближайшего кресла и повалился в него, приказав слугам схватить и связать разбойника. Слуги медлили. Один из них сказал:
- Он вооружен, сэр Гью, а мы безоружны.
- Вооружен? Так что же! Он один, а вас много. Говорят вам, вяжите его!
Но Майлс посоветовал им быть осторожнее.
- Вы меня знаете: я какой был, такой и остался. Попробуйте только ко мне подойти!
Эти слова не прибавили храбрости слугам. Они попятились.
- Убирайтесь, трусы! Вооружитесь и охраняйте все выходы, покуда я пошлю кого-нибудь за стражей, - сказал Гью.
На пороге он обернулся к Майлсу и добавил:
- А вам советую не ухудшать своего положения бесполезными попытками к бегству.
- Бегство? Пусть это тебя не беспокоит. Майлс Гендон - хозяин в Гендонском замке и во всех его угодьях. Он здесь останется, не сомневайся! 26. НЕ ПРИЗНАН
Король посидел немного, подумал, потом посмотрел на Майлса и сказал:
- Странно, чрезвычайно странно! Не понимаю, что это значит.
- Нисколько не странно, государь! Я его знаю, от него другого и ждать нельзя, - он был негодяем со дня рождения.
- О, я говорю не о нем, сэр Майлс!
- Не о нем? Так о чем же? Что тебе кажется странным?
- Что короля до сих пор не хватились...
- Как? Что такое? Я тебя не понимаю.
- Не понимаешь? Разве не кажется тебе удивительным, что по всей стране не рыщут гонцы, разыскивая меня, и не видно нигде объявлений с описанием моей особы? Разве можно не волноваться и не скорбеть, зная, что глава государства пропал бесследно? Что я скрылся и исчез?
- Совершенно верно, мой король. Я позабыл об этом.
Гендон вздохнул и пробормотал про себя: "Бедный помешанный! Он все еще поглощен своей трогательной мечтой".
- Но у меня есть план, который поможет нам обоим восстановить свои права. Я напишу бумагу на трех языках: по-латыни, по-гречески и по-английски; а ты завтра утром скачи с ней в Лондон! Не отдавай никому, кроме моего дяди, лорда Гертфорда; когда он увидит ее, он сразу узнает, что это писал я. Он пришлет за мною.
- Не лучше ли нам будет, мой принц, подождать здесь, пока я докажу свои права и вступлю во владение своими поместьями? Мне тогда будет гораздо удобнее...
Король властно перебил его:
- Молчи! Что такое твои ничтожные поместья и твои жалкие интересы, когда дело идет о благе нации и неприкосновенности престола! - И прибавил уже мягче, как бы сожалея о своей суровости: - Повинуйся мне без боязни! Я восстановлю тебя в твоих правах. Я возвращу тебе все, что у тебя было, и даже увеличу твои владения. Я припомню твои услуги и вознагражу тебя. - С этими словами он взял перо и принялся за работу. Гендон с любовью смотрел на него, говоря себе: "Будь здесь темно, я мог бы подумать, что со мною действительно говорит король; когда он разгневан, он мечет громы и молнии, словно настоящий король. Где он этому научился? Вон он там царапает бессмысленные каракули, воображая, что это латинские и греческие слова! Если только мне не удастся придумать какую-нибудь хитрость, чтобы отвлечь его, мне придется завтра притвориться, будто я отправляюсь в путь исполнять его нелепое поручение".
Через минуту мысли сэра Майлса уже вернулись к недавним событиям. Он был так поглощен своими думами, что, когда король подал ему исписанную бумагу, он взял ее и машинально положил в карман.
- Как она удивительно странно вела себя! - бормотал он. - Она как будто узнала меня, а как будто и не узнала. Я понимаю, одно противоречит другому; я не могу примирить этих мыслей и в то же время не могу отогнать ни ту ни другую, и не могу дать одной из них перевес над другой. Казалось бы, все так просто: она _должна_ была узнать мое лицо, мой голос, - могло ли быть иначе? А между тем она _сказала_, что не узнает меня, - значит, она в самом деле меня не узнала, потому что она не умеет лгать. Постой, я, кажется, начинаю понимать! Может быть, он уговорил ее, заставил солгать, принудил силой? Да, загадка разгадана. У нее был такой вид, словно она чуть не умерла от страха... Ну конечно, она действовала по его принуждению! Я ее отыщу, я найду ее: теперь, когда его нет, она ничего не утаит от меня. Она припомнит былые времена, когда мы вместе играли детьми; это смягчит ее сердце, и она не станет больше лукавить, она признает меня. В ней нет вероломства, она всегда была честна и правдива. В те дни она любила меня. Это служит мне порукой: кого любят, того не обманывают.
Он поспешно направился к двери, но в то же мгновение дверь отворилась и вошла леди Эдит. Она была очень бледна, но шла твердой поступью; осанка ее была полна изящества и кроткого достоинства, а лицо по-прежнему было печально.
Майлс кинулся к ней, полный доверия, но она остановила его едва заметным жестом. Она села и попросила его тоже сесть. Этим она заставила его забыть, что они старые друзья, заставила его почувствовать себя чужим, гостем. Это было для него неожиданностью, и он от удивления так растерялся, что сам готов был усомниться, точно ли он тот, за кого выдает себя. Леди Эдит сказала:
- Сэр, я пришла предостеречь вас. Помешанных, кажется, нельзя убедить в том, что они ошибаются; но их можно уговорить, чтобы они избежали опасности. Я полагаю, вы верите в правдивость своих мечтаний, а значит - вы не преступник; но не говорите о своих заблуждениях здесь, так как это опасно.
Она пристально посмотрела Майлсу в глаза, потом прибавила, подчеркивая слова:
- Это тем более опасно, что вы _очень похожи_ на нашего бедного мальчика, которого уже нет в живых.
- Господи, сударыня, но ведь он и _есть_ я!
- Я искренне верю, что вы это думаете, сэр. Я не сомневаюсь в вашей честности, я только предостерегаю вас. Мой муж - полный хозяин во всей здешней местности, его власть почти безгранична, он может обогатить кого угодно и кого угодно разорить. Если бы вы не были похожи на человека, за которого выдаете себя, он, может быть, позволил бы вам спокойно тешиться вашей мечтой; но, верьте мне, я хорошо его знаю, я знаю, что он сделает: он скажет всем, что вы сумасшедший самозванец, и все будут вторить ему.
Она снова устремила на Майлса пристальный взгляд и прибавила:
- Если бы вы на самом деле были Майлсом Гендоном, и мой муж знал бы это, и знала бы вся округа - обдумайте мои слова и взвесьте их! - вы подверглись бы той же опасности и точно так же не ушли бы от наказания; он отрекся бы от вас и донес бы на вас, и здесь не нашлось бы ни одного человека, у которого хватило бы смелости оказать вам поддержку.