Автор: Брэдбери Р.
Лекарство от меланхолии
– Пошлите за пиявками, пустите ей кровь! – посоветовал доктор Джимп.
– У нее и так на лице ни кровиночки! – взмолилась миссис Уилкис. – Ох, доктор, что с нашей Камиллией?
– Ей нездоровится.
– Да?..
– Она выглядит неважно, – и добрый доктор нахмурился.
– И что же?..
– Она может угаснуть в один момент, как свеча на ветру.
– Доктор Джимп, – твердо заявил м-р Уилкис, – от вас никакой пользы. С чем вы переступили порог этого дома, с тем и уходите.
– Неправда. Вот пилюли! Принимать на заре, в полдень и на закате. Чудодейственное средство!
– Она, дьявол вас возьми, и так напичкана средствами.
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, я ухожу. С вас шиллинг, сэр!
– Ну и пошел! К чертям собачьим! – и м-р Уилкис сунул монету в ладонь доброму доктору.
После чего тот, сопя, нюхая табак, чихая и тяжело переступая с ноги на ногу, вывалился из дома в толчею лондонских улиц, какими они были тогда – в то моросящее весеннее утро 1762 года.
А супруги Уилкис вернулись к кровати, на которой лежала их нежная Камиллия – бледная, худая, но весьма недурная собой девушка с большими, влажными, фиалковыми глазами и роскошными золотыми волосами, растекавшимися по подушке обильным ручьем.
– Ах, – она едва не содрогалась от рыданий, – что со мной будет? С самого начала весны я ужас на что похожа – сущее привидение! Пугало! Неужели мне так и суждено умереть, не дожив до двадцатого дня рождения?
– Деточка, – пожалела ее мать, – что у тебя болит?
– Руки. И ноги. И грудь. И голова. Сколько уже докторов – наверное, шестеро? – смотрели меня? И переворачивали, как говядину на вертеле! Нет, я больше так не могу! Пусть никто меня не трогает, пока я не умру!
– Какой ужасный, какой непонятный недуг! – сказала мать. – Уилкис, сделай же что-нибудь!
– Что именно? – с раздражением ответил м-р Уилкис. – Она никого не хочет знать! Ни врача, ни аптекаря, ни попа! Что ж, вот и слава Богу! Они выжали меня, как лимон! Может, прикажете сбегать за Трубочистом?
– Сбегай! – посоветовал голос.
– Что? – и все трое повернули головы туда, откуда голос раздался.
Они совсем забыли о младшем брате Камиллии – Джейми, который, стоя у дальнего окна, ковырял в зубах и спокойно глядел на шумящий под пеленой мелкого дождя Лондон.
– Четыреста лет назад, – так же спокойно продолжал Джейми, – это средство испробовали, и оно подействовало. Но не вздумайте приводить Трубочиста сюда в дом – ни в коем случае! Нужно поднять Камиллию – вместе с кроватью! – снести все это вниз и выставить снаружи, у порога.
– Но зачем? Какой в этом смысл?
– За один час, – и Джейми, подсчитывая, поднял очи долу, – мимо наших ворот проносится примерно тысяча человек. Значит, за день мимо нас пробегает, проходит или прохрамывает около двадцати тысяч. И никто из этих людей, поверьте мне, не упустит шанса поглазеть на сестру в обмороке, пересчитать ей зубы или потянуть за мочку уха. И уж конечно, каждый, уверяю, каждый, предложит свое чудодейственное средство! Какое-то из них обязательно подойдет!
– Вот это да! – промолвил сраженный идеей м-р Уилкис.
– Отец, – без остановки продолжал Джейми, – ты можешь назвать мне человека, который бы не считал себя самоличным автором Materia medica (Книга снадобий – лат.)? Ну как же! Вот эта зеленая мазь прекрасно лечит ангину, а вот этот бычий бальзам хорош от миазмов и полноты! Пока мы здесь с вами болтаем, от нас по улице уходят тысячи самозваных аптекарей! И вместе с ними все их познания!
– Джейми, мальчик, ты – гений!
– Прекратите! – запротестовала миссис Уилкис. – Я не допущу, чтобы мою дочь выставляли на позорище подобным образом! На этой или на любой другой улице!
– Молчи, жена! – в свою очередь рявкнул на нее м-р Уилкис. – Камиллия тает у тебя на глазах, а ты против того, чтобы мы унесли ее из теплой комнаты? Джейми, берись за ножки!
– А что ты скажешь сама? – обратилась миссис Уилкис к дочке.
– Мне все равно. Я могу умереть и на открытом воздухе, – прошептала Камиллия. – Пусть свежий ветерок обдувает мне локоны, в то время как я…
– Вздор! – отрезал отец. – Ты не умрешь! Джейми, поднимай! Раз, два – взяли! Посторонись, жена! Выше, сынок, выше! Я говорю, выше!
– Ах, – падая в обморок, бормотала Камиллия. – Я парю, парю…
Неожиданно над Лондоном открылось голубое небо. Удивившись хорошей погоде, население повалило на улицы, чтобы успеть заключить сделки, что-нибудь увидеть или купить. Слепцы пели, собачки прыгали, клоуны кувыркались и жонглировали, дети играли в классики и в мяч, как во время карнавала.
Вниз на эту театральную сцену жизни, пошатываясь от тяжести, со вздувшимися, едва не лопающимися от усилий венами на лбу спускались Джейми и м-р Уилкис. Они несли кровать с Камиллией, которая плыла в воздухе, как вторая леди Поуп в своем портшезе, плотно закрыв глаза и молись.
– Осторожнее! – увещевала миссис Уилкис. – Ох, она, наверное, уже скончалась! Нет, нет, не сюда! Вот так! Опускайте! Полегче!..
Кровать наконец поставили, прислонив ее к фасаду дома так, чтобы люди из протекавшей мимо Реки Человечества могли лицезреть Камиллию – большую бледную куклу, выставленную на солнце, как почетный приз.
– Тащи перо, чернила и бумагу! – деловито приказал отец юноше. – Будем отмечать описываемые симптомы и предлагаемые рецепты. Потом вечером их рассортируем. Смотри-ка!..
Кто-то из проплывавшей мимо толпы уже остановил на Камиллии свой зоркий взгляд.
– Она нездорова, – указал человек.
– Прекрасно, – сказал м-р Уилкис, – начало положено. Давай-ка перо, малыш! Хорошо! Продолжайте, сэр!
– Она больна, – и человек нахмурился. – Она выглядит неважно.
– "Выглядит неважно…" – записал м-р Уилкис, потом вдруг замер. – Это… это – не вы, сэр? Вы доктор?
– Да, сэр.
– Ну конечно! Те же слова! Джейми, возьми мою трость и гони его отсюда! Уходите, сэр, убирайтесь!
Но человек, крепко ругаясь и негодуя, и без того уже уходил от них.
– Она нездорова, она выглядит неважно, – передразнивал его м-р Уилкис, но вдруг замолчал. Женщина, высокая и худая, как жердь, похожая на восставшее из гроба привидение, указывала на Камиллию Уилкис своим длинным перстом.
– Галлюцинации, – нараспев провещала она.
– "Галлюцинации", – довольно записал м-р Уилкис.
– Отек легких, – пробубнила женщина.
– "Отек легких", – весь сияя, зафиксировал м-р Уилкис. – Уже что-то путное.
– Требуется лекарство от меланхолии, – уверенно продолжала женщина. – Есть в доме мумии? Для употребления внутрь. Измельчить и растолочь! Лучше всего мумии египетские, арабские или ливийские. Они хороши при магнитных расстройствах. Спросить меня – Цыганку с улицы Флодден-роуд. В продаже всегда имеются: каменная петрушка, мужской ладан…
– "…улица Флодден-роуд, каменная петрушка…" – помедленнее, пожалуйста!
– …опобальзам, понтийская валериана…
– Обождите, мадам! "…опобальзам", так… Джейми, задержи ее!
Но женщина, назвав свои лекарства, проплыла дальше. Ее сменила девушка, на вид не старше семнадцати, подошедшая поближе и уставившаяся на Камиллию.
– Она…
– Минуточку! – м-р Уилкис лихорадочно скреб пером, – "…магнитные расстройства… понтийская валериана"… черт! Теперь, милая, с вами. Что вы прочитали на лице моей дочери? Вы же прямо впились в нее взглядом.
– Она страдает от… – незнакомая девушка заглянула в глаза Камиллии, покраснела и запинаясь начала снова: – Она страдает от… страдает от…
– Ну-ну, выкладывайте!
– Она… Нет, я не могу! – и девушка, бросив на Камиллию прощальный сочувственный взгляд, кинулась от нее прочь в толпу.
– Глупенькая.
– Нет, папа, – широко раскрыв глаза, прошептала Камиллия. – Она не глупенькая. Она видит. Она знает. Пожалуйста, Джейми, догони ее, заставь ее сказать!
– Стой на месте, Джейми! От нее никакого проку! Не то что от Цыганки. Смотри, целый список снадобий!
– Нет, папа, она знает, – и Камиллия, еще сильнее побледнев, закрыла глаза.
Кто-то вежливо откашлялся.
Ощетинив свирепые усы и выставив вперед фартук – настоящее кровавое поле битвы, перед ними стоял мясник.
– Такой взгляд бывает у коров, – сказал он. – Я лечил их бренди с тремя свежими яйцами. А зимой лечился этим же эликсиром сам…
– Моя дочь – не корова! – в ярости м-р Уилкис бросил перо. – И она – не мясник! И сейчас – не январь! Отойдите назад, сэр, не мешайте другим!
Действительно, рядом уже шумела целая толпа, состоявшая из людей, которым во что бы то ни стало вздумалось навязать Уилкисам свое излюбленное целительное питье или же рекомендовать им место в деревне, где дождей идет меньше, а солнечных дней бывает больше, чем в целой Англии или даже на пресловутом юге Франции. В основном это были старики и старухи – известно, люди преклонного возраста особенно склонны мнить себя докторами, – сцепившись палками и костылями, они наступали на семью Уилкисов ощетинившейся фалангой.
– Назад! – встревоженно закричала миссис Уилкис. – Они раздавят мою дочку, как весеннюю ягодку!
– Осади! – Джейми сгреб руками несколько костылей и палок и бросил их поверх толпы назад, чем немедленно обратил ее вспять, на поиски недостающих конечностей.
– Я гибну, гибну! Отец! – задыхалась Камиллия.
– Папа! – воскликнул Джейми. – Есть только один способ подавить бунт! Бери с них деньги! Пусть расплачиваются за свои советы!
– Джейми, сыночек, ты – сын своего отца! Быстро, мальчик, пиши объявление! Люди, слушайте! С каждого по два пенни! Подходите по одному, пожалуйста! В порядке очереди! Два пенса за совет! Приготовьте деньги! Вот так! Вы хотите сказать, сэр? Вы, мадам? И вы? Очень хорошо, где мое перо? Начнем!
Толпа волновалась и кипела, как темное море.
Камиллия приоткрыла один глаз и тут же, лишившись чувств, закрыла его.
На закате улицы города обезлюдели, видны только редкие бродяги. Камиллия слышит знакомое мелодичное бренчание, и ее веки трепещут, как крылья бабочки.