Отвечал теперь отец:
- Плотничает, ага. Коровник счас рубют. Ничо, хорошо получают. Этта девяносто рублишек принес. Куда с добром!
- Не закладывает?
- Бывает маленько... Так ведь оно что - дело холостое. Соберутся с ребятами, заложут.
- Жениться-то собирается?
- А мы знаем? Помалкивает. Да женится... куда девается... Садись, пока суд да дело - пропустим маленько.
- Подождали бы Степку-то.
- Мы по маленькой... Садись.
Из горницы вышла немая в новом платье. Вышла торжественная и смотрела на всех вопросительно и удивленно. И в самом деле, она сделалась вдруг очень красивой. Молча смотрели на нее. Она прошлась раз-другой... сама не выдержала важности момента, опять запрыгала, поцеловала брата. Потом побежала в горницу, привела Тамару и стала показывать ее всем и хвалить - какая она добрая, хорошая, умная.
Тамаре неловко стало.
Игнат был доволен.
Вера потащила Тамару на улицу, мыча ей что-то на ходу.
...Выпили маленько.
Ермолай склонился головой на руки, сказал с неподдельной грустью:
- Кончается моя жизнь, Игнаха. Кончается, мать ее... А жалко.
- Почему такое пессимистическое настроение?
Отец посмотрел на сына.
- А ты, Игнат, другой стал, - сказал он. - Ты, конечно, не замечаешь этого, а мне сразу видно.
Игнат смотрел трезвыми глазами на отца, внимательно слушал.
- Ты вот давеча вытащил мне сапоги... Спасибо, сынок! Хорошие сапоги...
- Не то говоришь, отец, - сказал Игнат. - При чем тут сапоги?
- Не обессудь, если не так сказал, - я старый человек. Ладно, ничего. Степка скоро придет, брат твой... Он плотничает. Ага. Но, однако, он тебя враз сломит, хоть ты и про физкультуру толкуешь. Ты жидковат против Степана. Куда там...
Игнат засмеялся: к нему вернулась его необидная веселость-снисходительность.
- Посмотрим, посмотрим, тятя.
- Давай еще по маленькой, - предложил отец.
- Нет, - твердо сказал Игнат.
- Вот сын какой у тебя! - не без гордости заметил старик, обращаясь к жене. - Наша порода - Воеводины. Сказал "нет" - значит, все. Гроб. Я такой же был. Вот Степка скоро придет.
- Ты, отец, разговорился что-то, - урезонила жена старика. - Совсем уж из ума стал выживать. Черт-те чего мелет. Не слушай ты его, брехуна, сынок.
Пришли Вера с Тамарой. Тамара присела к столу, а Вера начала что-то "рассказывать" матери. Мать часто повторяла "Ну, ну... Батюшки мои! Фу ты Господи!"
- Не такой уж ты стал, Игнаха. Ты не обижайся, - повернулся он к Тамаре. - Он сын мне. Только другой он стал.
- Перестал бы, отец, - попросила мать.
- Ты лежи, мать, - беззлобно огрызнулся старик. - Лежи себе, хворай. Я тут с людями разговариваю, а ты нас перебиваешь.
Тамара поднялась из-за стола, подошла к комоду стала разглядывать патефонные пластинки. Ей, видно, было неловко.
Игнат тоже встал... Завели патефон. Поставили "Грушицу".
Все замолчали. Слушали.
Старший Воеводин смотрел в окно, о чем-то невесело думал.
Вечерело. Горели розовым нежарким огнем стекла домов. По улице, поднимая пыль, прошло стадо. Корова Воеводиных подошла к воротам, попробовала поддеть их рогом - не получилось. Она стояла и мычала. Старик смотрел на нее и не двигался. Праздника почему-то не получилось. А он давненько поджидал этого дня - думал, будет большой праздник. А сейчас сидел и не понимал: почему же не вышло праздника? Сын приехал какой-то не такой... В чем не такой? Сын как сын, подарки привез. И все-таки что-то не то.
- Сейчас Степка придет, - сказал он. Он ждал Степку. Зачем ему нужно было, чтобы скорее пришел Степка, он не знал.
Молодые ушли в горницу; унесли с собой патефон. Игнат прихватил туда же бутылку красного вина и закуску.
- Выпью с сестренкой, была не была! Хотя вредно вообще-то.
- Давай, сынок, это ничего. Это полезно, - миролюбиво сказал отец.
Начали приходить бывшие друзья и товарищи Игната. Пришло несколько родных. Тут-то бы и начаться празднику. А праздник все не наступал. Приходили, здоровались со стариком и проходили в горницу, заранее улыбаясь. Скоро там стало шумно, гудел снисходительный могучий бас Игната, смеялись женщины, дребезжал патефон. Двое дружков Игната сбегали в лавку и вернулись с бутылками и кульками.
- Сейчас Степка придет, - сказал старик. Не было у него на душе праздника, и все тут.
Пришел наконец Степка. Загорелый, грязный...
- Игнаша наш приехал, - встретил его отец.
- Я уж слышал, - сказал Степан, улыбнулся и тряхнул русыми спутанными волосами.
Старик поднялся из-за стола, хотел идти в горницу, но сын остановил его:
- Погоди, тять, дай я хоть маленько сполоснусь. А то неудобно даже.
- Ну, давай, - согласился отец. - А то верно - он нарядный весь, как это... как артист.
И тут из горницы вышел Игнат с женой.
- Брательник! - заревел Игнат, растопырив руки. - Степка! - И пошел на него.
Степка засмеялся, переступил с ноги на ногу, - видно, застеснялся Тамары.
Игнатий облапил его.
- Замараю, слушай, - Степка пытался высвободиться из объятий брата, но тот не отпускал.
- Ничего-о!.. Это трудовая грязь, братка! Дай поцелую тебя, окаянная душа! Соскучился без вас.
Братья поцеловались.
Отец смотрел на сыновей, и по щекам его катились светлые, крупные слезы. Он вытер их и громко высморкался.
- Он тебе подарки привез, Степка, - громко и хвастливо сказал он, направляясь к чемоданам.
- Брось, тятя, какие подарки! Ну, давай, что ты должен делать-то? Делай скорей! Выпьем сейчас с тобой! Вот! Видела Воеводиных? - Игнат легонько подтолкнул жену к брату. - Знакомьтесь.
Степка даже покраснел - не знал: подавать яркой женщине грязную руку или нет. Тамара сама взяла его руку и крепко пожала.
- Он у нас стеснительный перед городскими, - пояснил отец. - А мне - хоть бы хны!
Степка осторожно кашлянул в кулак, негромко, коротко засмеялся: готов был провалиться сквозь землю от таких объяснений отца.
- Тятя... скажет тоже.
- Иди умывайся, - подсказал отец.
- Да, пойду маленько... того... - обрадовался Степан. И пошел в сени. Игнат двинулся за ним.
- Пойдем, полью тебе по старой памяти.
Отец тоже вышел на улицу.
Умываться решили идти на Катунь - она протекала под боком, за огородами.
- Искупаемся, - предложил Игнат и похлопал себя ладонями по могучей груди,
Шли огородами по извилистой, едва приметной тропке в буйной картофельной ботве. Отец - сзади сыновей.
- Ну, как живете-то? - басил Игнат, шагая вразвалку между отцом и братом. Он все-таки изрядно хватил там, с друзьями.
Степка улыбался. Он был рад брату.
- Ничего.
- Хорошо живем! - воскликнул отец. - Не хуже городских.
- Ну и слава Богу! - с чувством сказал Игнат. - Степан, ты, говорят, нагулял тут силенку?
- Какая силенка!.. Скажешь тоже. Как ты-то живешь?
- Я хорошо, братцы! Я совсем хорошо. Как жена моя вам? Тять?
- Ничего. Я в них не шибко понимаю, сынок. Вроде ничего.
- Хорошая баба, - подхватил Игнат. - Человек хороший.
- Шибко нарядная только. Зачем так?
Игнат оглушительно захохотал.
- Обыкновенно одета! По-городскому, конечно. Поотставали вы в этом смысле.
- Чего-то ты много хохочешь, Игнат, - заметил старик, - как дурак какой.
- Рад, поэтому смеюсь.
- Рад... Мы тоже рады, да не ржем, как ты. Степка вон не рад, что ли? А он улыбается - и все.
- Ты когда жениться-то будешь, Степка? - спросил Игнат.
- Не уйдет, куда торопиться.
Пришли к реке.
Игнат первый скинул одежду; обнажив свое красивое тренированное тело, попробовал ногой воду, тихонько охнул.
- Мать честная! Вот это водичка!
- Что? - Степан тоже разделся. - Холодная?
- Ну-ка, ну-ка? - заинтересовался Игнат. Подошел к брату и стал его похлопывать и осматривать со всех сторон, как жеребца. Степка терпеливо стоял, смотрел в сторону, беспрерывно поправляя трусы, улыбался.
- Есть, - закончил Игнат. - Есть, братишка. Давай попробуем?
- Да ну! - Степка недовольно тряхнул волосами.
- А чего, Степка? Поборись! - Отец с укором смотрел на младшего. - Не под бабой лежать...
- Бросьте вы, на самом деле, - упрямо и серьезно сказал Степка. - Чего ради сгребемся? На смех людям?
- Тьфу! - рассердился отец. - Ты втолкуй ему, Игнат, ради Христа! Он какой-то телок у нас - всего стесняется.
- А чего тут стесняться-то! Если б мы какие-нибудь дохлые были, тогда действительно стыдно.
- Объясни вот ему!
Степка нахмурился и пошел к воде. Сразу окунулся и поплыл, сильно загребая огромными руками; вода вскипала под ним.
- Силен! - с восхищением сказал Игнат.
- Я же тебе говорю! Он бы тебя уложил.
- Не знаю, - не сразу ответил Игнат. - Силы у него больше, это ясно.
Отец сердито высморкался на песок. Игнат постоял еще немного и тоже полез в воду А отец пошел вниз по реке, куда выплывал Степка. Когда тот вышел на берег, они о чем-то негромко и горячо разговаривали. Отец доказывал свое, даже прижимал к груди руки. Игнат подплыл к ним, они замолчали.
Игнат вылез из воды и задумчиво стал смотреть на далекие синие горы, на многочисленные острова.
- Катунь-матушка, - негромко сказал он.
Степка и отец тоже посмотрели на реку.
На той стороне на берегу сидела на корточках баба с высоко задранной юбкой, колотила вальком по белью; ослепительно белели ее тупые круглые коленки.
- Юбку-то опусти маленько, ай! - крикнул старик.
Баба подняла голову, посмотрела на Воеводиных и продолжала молотить вальком белье.
- Вот халда! - с возмущением негромко сказал старик. - Хоть бы хны ей!
Братья стали одеваться.
Хмель у Игната прошел. Ему что-то грустно стало.
- Чего ты такой? - спросил Степка, у которого, наоборот, было очень хорошее настроение.
- Не знаю. Так просто.
- Не допил, поэтому, - пояснил старик. - Ни два ни полтора получилось.
- Черт его знает. Не обращайте внимания. Давайте посидим, покурим...
Сели на теплые камни... Долго молчали, глядя на волны. Солнце село на той стороне, за островами. Трое смотрели на родную реку, думали каждый свое... Игнат присмирел.
- Что, Степа? - негромко сказал он.
- Ничего, - Степка бросил камешек в воду.