Историзм Гердера имеет прямым следствием реабилитацию средневековой культуры, полностью отвергавшейся на предшествующих этапах Просвещения. И в этом вопросе, как и во многих других, концепция Гердера дала толчок идеям романтиков. Важное значение имела статья Гердера «Шекспир», напечатанная вместе со статьей об Оссиане в сборнике «О немецком характере и искусстве» (1773). Этот сборник, в который вошла также и работа Гете «О немецком зодчестве», стал манифестом «Бури и натиска». Сопоставляя драму Шекспира с греческой, Гердер приходит к выводу, что у них нет ничего общего, кроме названия: каждая порождена своими особенными условиями жизни, характером общества и государства, сложностью человеческой личности и отношений между людьми. Значительно более простая в своей основе жизнь древних греков естественно воплощалась в простой структуре их драм и столь же естественно отражалась в аристотелевских правилах. Иначе обстояло дело на севере Европы в эпоху Шекспира: «Перед Шекспиром, вокруг него были отечественные обычаи, деяния, склонности, исторические традиции, которым менее всего была присуща простота, составляющая основу греческой драмы». Отсюда — усложненность созданных им ситуаций и характеров, композиций и фабулы, протяженность действия во времени и насыщенность этого времени событиями, частая смена места, всегда конкретно связанного с обстоя, о 1ьствами и характером события.
Особое внимание Гердер уделяет вопросу о месте и времени. Он впервые поднимает проблему несоответствия художественного времени и бытового, астрономического. Проблема эта сохраняет свою теоретическую остроту и в наши дни. В статье о Шекспире противопоставлены две великие, но в корне разные драматические системы: античная и шекспировская (в отличие от Лессинга, который подтверждал величие Шекспира его близостью к древним). С другой же стороны, Шекспир противопоставлен французской классической трагедии, которую Гердер считает вторичной, подражательной. Это типологическое противопоставление французской трагедии и Шекспира будет также впоследствии развито романтиками.
Новое слово сказал Гердер и в вопросе о языке. В трактате «О происхождении языка» (1770), написанном на конкурсную тему Прусской академии, Гердер впервые приближается к диалектическому решению этого вопроса, занимавшего многих его современников. Полемизируя с теологической идеей «божественного происхождения» языка, а также и с некоторыми представлениями просветителей (Кондильяка, Руссо), он связывает происхождение языка с развитием мышления. В «Фрагментах о новейшей немецкой литературе», в этюде «О возрастах языка» Гердер называет язык поэзии юностью, изящной прозы — зрелостью, науки — старостью языка. Именно в такой последовательности сменяют они друг друга в процессе исторического развития. В противовес рационалистической концепции Готшеда, в любом случае требовавшего от языка ясности и правильности, Гердер подчеркивает специфику поэтического языка — образность и метафоричность, богатство синонимов, которых старательно избегает язык науки, свободу инверсий и грамматических связей.
Все эти идеи, взаимосвязанные и дополняющие друг друга, были изложены преимущественно в работах начала 1770-х годов. В сочинениях 1780-х и 1790-х годов Гердер продолжает их разработку («Идеи о философии истории», «Письма для поощрения гуманности»), но полемическая заостренность здесь смягчается, и во многих вопросах заметно сближение с общепросветительскими позициями которые ранее оспаривались Гердером.
Истинно просветительская позиция Гердера проявилась в его подходе к проблеме национального характера в искусстве: впервые выдвинув идею национального своеобразия, отстаивая ценность немецкой национальной культуры (прежде всего фольклора), Гердер был решительным противником всякой национальной ограниченности и высокомерия.
Принципиально новый подход Гердера к литературе сказался и на форме его критических статей, для которых характерно эмоционально взволнованное «вживание» в предмет. Гердер — противник систематического анализа, которым с таким мастерством владел Лессинг. Он намеренно фрагментарен, изложение материала у него представляет собой непринужденный, порою запальчивый диалог с читателем.
Поколение писателей, вступивших в литературу в начале 1770-х годов, стоит под знаком влияния идей Гердера и творчества молодого Гете. Их объединяет возросшее национальное самосознание, поиски самостоятельного пути, освобождения от нормативной поэтики французского классицизма, в ряде случаев — пересмотр отношения к античному наследию, обращение к конкретной действительности и ее социальным и нравственным конфликтам. Руссоистское требование возвращения к природе приводит к отрицанию «искусства» (эта антитеза присутствовала и в статьях Гердера), а в художественной практике — нередко к нарочитому огрублению ситуаций, характеров и языка. Это была закономерная реакция на условность, изящную сглаженность и благопристойность французских образцов. Вместе с тем литература «Бури и натиска» при всем своем стремлении приблизиться к природе, показать человека и жизнь, каковы они на самом деле, без прикрас, была неспособна дать объективную картину действительности — слишком доминировала субъективная авторская точка зрения, слишком часто герои драм и романов были просто сколком личности и переживаний самого автора. Отсюда проистекает и противоречивое сочетание полярных стилевых принципов — нарочитой сниженности и аффектации, просторечия и возвышенной, сугубо «литературной» патетики. Обе крайности преследовали одну цель — усилить индивидуальную экспрессивность языка.
Среди писателей этого поколения выделяются две группы, различающиеся по своим идейным позициям, по литературным образцам, служившим им ориентирами, и по жанровой природе творчества.
Одна из них (иногда ее называют «рейнские гении») группировалась вокруг Гете и Гердера и проявила себя в основном в драматургии. Это Я. М. Р. Ленц, Ф. М. Клингер, Г. Л. Вагнер. Другая, преимущественно поэты-лирики, объединившаяся в 1772 г. в «Геттингенский союз рощи», избрала своим кумиром Клопштока, хотя с большим сочувствием откликалась на произведения Гете и Гердера.
Якоб Михаэль Рейнхольд Ленц (Jakob Michael Reinhold Lenz, 1751 — 1792) — одна из самых сложных и трагических фигур «Бури и натиска». Сын пастора из Восточной Пруссии, он учился в Кенигсбергском университете, слушал лекции Канта, которые познакомили его с учением Руссо. В дальнейшем Ленц стал одним из самых страстных последователей этого учения в Германии. Отказавшись от навязываемой ему отцом карьеры священника, он вынужден был поступить гувернером в прусскую офицерскую семью и сопровождать своих воспитанников (которые были немногим моложе его самого) на военную службуу в Эльзас. Таким образом судьба свела его с литературным кружком, сложившимся в 1770 г. в Страсбурге, где в то время учился Гете. Ленц вступил с Гете в переписку, и между ними возникли дружеские, хотя и неравные отношения. Гете поддерживал литературные начинания Ленца. Однако материальная неустроенность, чувство социальной неполноценности, обостренная чувствительность, постепенно переросшая в психическую болезнь, заставили Ленца часто менять место жительства. После неудачной попытки в 1776 г. обосноваться в Веймаре Ленц вернулся на родину, а оттуда отправился в Россию в качестве домашнего учителя. Он умер в Москве, сломленный нуждой и болезнью.
Ленц писал в разных жанрах. Его интимная лирика, испытавшая заметное влияние поэзии Гете, отличается задушевностью, искренностью чувства, она свободна от литературных шаблонов и банальных красот. Короткий динамичный стих, пронизанный порывистым движением, музыкальность, естественный, простой язык, прозрачная образность — все это приметы той новой поэтики, которая вошла в немецкую литературу как воплощение национального самобытного начала, в противовес салонному изяществу и искусственности. Из прозаических сочинений Ленца нужно назвать неоконченный роман в письмах «Лесной отшельник» (издан в 1797 г.), в котором он с некоторой предвзятостью изобразил свой разрыв с Гете после неудачи в Веймаре. Написанный в духе «Вертера» Гете, роман этот несет на себе печать крайнего субъективизма и «портретности», умаляющих его художественную ценность.
Однако в историю немецкой литературы Ленц вошел главным образом как драматург. Он начал с переводов-переделок Плавта и Шекспира, затем обратился к социальной драме на современную тему. Есть у него и пьесы, в которых причудливо сочетаются философская и психологическая проблематика, фантастика, гротеск и условная восточная экзотика. Самая известная и значительная пьеса Ленца — «Гувернер, или Преимущества домашнего образования» (написана в 1772 г., издана анонимно в 1774 г.). Действие начинается со спора двух братьев — майора фон Берга, неотесанного, грубого и вспыльчивого ретрограда, сторонника домашнего образования по старинке, и советника фон Берга — здравомыслящего «резонера», проповедующего в духе новых идей общественное образование в школе и университете. И хотя картина бесшабашных студенческих нравов, показанная красочно и предельно достоверно, отнюдь не способна идеализировать эту систему образования, Ленц явно отдает ей предпочтение перед домашней, которую он с поистине руссоистской страстностью клеймит как безнравственную, развращающую и учеников, и учителей. Лейфер, молодой человек, окончивший университет, вынужден за грошовое жалованье обучать майорского сынка — недоросля и балбеса — всем наукам, давать уроки рисования, музыки и французского дочке. В душе его просыпается желание утвердить свое личное достоинство наперекор своим спесивым и тупым хозяевам, которые третируют его, как лакея, постоянно осыпая упреками и оскорблениями. Он заводит роман с хозяйской дочкой Густхен, соблазняет ее и, когда последствия их связи становятся известны, спасается от неминуемой расправы бегством. Густхен также бежит из дома и находит приют в хижине старой нищенки, где и родится ее незаконный ребенок. Дальнейшее развитие сюжета происходит в виде парадоксальных зигзагообразных событий: Лейфер, скрывшийся в доме бедного сельского учителя, в конце концов венчается с наивной деревенской простушкой, пленившейся его ученостью и красноречием. Густхен пытается утопиться, но ее вовремя спасает майор, готовый все простить любимой дочери, а двоюродный брат Густхен, студент Фриц, когда-то предмет ее сентиментальной любви, женится на ней и усыновляет ее ребенка. Основной сюжетный узел пьесы в сниженном, почти пародийном плане повторяет ситуацию «Новой Элоизы» Руссо — любовь бедного учителя и знатной ученицы. Однако высокое и сильное чувство героев Руссо оборачивается в пьесе Ленца пошлой и заурядной связью: Лейфером движет не любовь, а ущемленное социальное самосознание, Густхен же отдается ему скорее от скуки, на самом деле продолжая мечтать о забывшем ее Фрице.