Впрочем, помимо топонимов, участвовать в формировании хронотопа способны и другие разряды ономастической лексики. В этом случае функция знаков художественного хронотопа не является для собственных имен основной, однако вследствие пространственно-временной определенности обозначаемых ими объектов их имена могут совмещать "работу" по формированию хронотопа с прочими текстовыми функциями. К примеру, определенную роль в создании хронотопа Петроград 1921 г. играют эргонимы Дом ученых и КУБУ. Оба эргонима представляют собой параллельные названия одного и того же общественного и культурного учреждения (Комиссия по улучшению быта ученых), открытого по инициативе М. Горького в 1921 (по другим сведениям - в 1920) г. в Петрограде 10 . Обозначая важную реалию того времени, эргонимы одновременно участвуют в процессе означивания хронотопа. Отметим, что общий хронотоп зимнего Петрограда распадается на ряд локусов, таких, как квартира героя, улица, КУБУ, квартира Брока и др. Очередность их появления в тексте и регулирует движение сюжета. При этом с ними связываются определенные аксиологически значимые признаки, атрибутирующие данный хронотоп. Сумма таких признаков составляет аксиологию художественного мира, указывая читателю, каким воспринимает и как оценивает изображенный мир повествователь. Например, при изображении места жительства героя акцентируются признаки (мотивы) холода ("…тропический узор замороженного окна…"; "закоченев, дрожа, я не мог решиться выйти…"; "я не люблю снег, мороз, лед…"; "…мои одежда и обувь были совсем плохи" и т. д.), голода ("Я получил толчок к действию, заглянув в шкапчик, где стояли пустые кастрюли, сковорода и горшок… Они пахли голодом. Было немного рыжей соли, чай из брусники… сухие орехи, картофельная шелуха" и т. д.). В хронотопе улица подчеркиваются мотивы холода, темноты 11 , разрухи и т. д.
Хронотоп Зурбагана (то есть промежуточный хронотоп) значительно отличается от исходного по ряду параметров. В той части рассказа, которая посвящена пребыванию героя в Зурбагане, хрононимы, как и в исходном хронотопе, отсутствуют, а временная ориентация действия осуществляется с помощью нарицательной лексики. При пересечении героем границы, разделяющей миры, происходит резкий темпоральный сдвиг. Из зимнего петроградского вечера герой попадает в зурбаганский полдень, причем в момент перехода ему доступно восприятие обоих хронотопов одновременно: "Картина солнечной комнаты, приняв несравненно большие размеры, напоминала теперь открытую дверь. Из нее шел ясный дневной свет, в то время как окна броковского жилища были по-ночному черны". В Зурбагане герой оказывается около полудня (петроградский мир, как было сказано, он покидает около семи часов вечера); внимание читателя акцентируется на времени прибытия введением в текст специально предназначенных для этого сигналов: "Пальнула пушка, и медленный удар колокола возвестил двенадцать часов". Пребывание героя в Зурбагане кратковременно, оно длится не более получаса, и это опять же настойчиво подчеркивается в тексте. Бам-Гран в беседе с прибывшим дважды напоминает ему об этом: "Между тем дорожите временем, синьор Каур, - вы можете пробыть здесь только тридцать минут". И через некоторое время: "Теперь выйдем, так как время уходит, и если вы пробудете здесь еще десять минут, то, может быть, пожалеете о гостеприимстве Бам-Грана!"
Темпоральный сдвиг захватывает не только малые временные интервалы, но и более крупные временные отрезки: герой переносится из декабря в май. Год, в который попадает персонаж, не указан, что принципиально отличает зурбаганский хронотоп от петроградского. Экстраполяция же временной привязки предыдущего хронотопа явно неправомерна из-за подчеркнутого темпорального сдвига. Действительно, если герой может свободно перенестись из декабря в май, из зимнего вечера в летний полдень, то нет причин считать невозможным и переход из одного года в другой. Таким образом, складывается любопытная ситуация: точность знаков хронотопа, фиксирующих временной сдвиг в масштабе малых величин, препятствует установлению точной привязки в масштабе более крупных временных интервалов, когда неизвестен год и даже век, в котором оказывается герой. Описание мира Зурбагана построено так, что ни одна художественная реалия не свидетельствует о соотнесении действия с определенным годом, веком или эпохой. "Осел, нагруженный мехами с вином", "его погонщик… загорелый босой детина с повязкой на голове из красной бумажной материи", вид города с его уступами крыш, морем и судовыми мачтами, стуком колес, пением петухов и прочим городским шумом, обстановка комнаты, где герой встретился с Бам-Граном ("я спустился в большую комнату с низким потолком, очень светлую, заставленную красивой мебелью, с диванами и цветами"), разговор между персонажами, - ничто не дает нам возможности хотя бы приблизительно определить время действия. Можно сказать, что мир Зурбагана почти не ориентирован по оси времени, находясь в зоне безвременья, и это коренным образом отличает его условный хронотоп от жестко фиксированного, реалистического хронотопа Петрограда.
Пространственная привязка данного хронотопа также весьма отлична от привязки предыдущего. Как было сказано выше, два урбонима и два эргонима имплицитно вводят в текст название города (Петроград) и определяют локальную координату своего мира. В отличие от имплицитного способа введения топонима Петроград, имя города, в который попадает герой после пересечения границы хронотопа, заявлено прямо. Более того, если учесть, что прагматической логикой разговора между персонажем и Бам-Граном появление в тексте топонима оправдывается не вполне (герой не спрашивает Бам-Грана о названии города, в котором очутился), то можно сделать вывод о художественной значимости этого названия. Примечательно, что Бам-Гран повторяет его в составе одного предложения трижды, как бы акцентируя на нем внимание героя (и читателя): "Если хотите, я назову город. Это - Зурбаган, Зурбаган в мае, в цвету апельсиновых деревьев, хороший Зурбаган шутников, подобных мне!" Топоним Зурбаган становится знаком всего промежуточного хронотопа, принимая все важнейшие черты обозначаемого художественного мира. Для именования мира, не определенного в пространственно-временном континууме и не существующего вне художественной реальности, не подходит любой "реальный" топоним, связанный с конкретным объектом земной поверхности, поскольку этот объект и пространственно определен, и имеет свою историю. Поэтому Грин предпочитает "сконструированное" географическое имя, тем более, что оно было много раз использовано в его предыдущих произведениях и может служить отсылкой к макротексту предыдущего творчества, напоминая читателю о знакомой гриновской стране. Преимущество такого топонима в том, что он называет город и в то же время почти ничего не сообщает о его местонахождении. Зурбаган находится где-то далеко от реального мира, за много километров от зимнего Петрограда, и про это упоминает Бам-Гран, обращаясь с вопросом к Кауру: "Что чувствуете вы, одолев тысячи миль?"
Но, кроме созданного автором топонима Зурбаган, с "условным" хронотопом связаны и некоторые "реальные" топонимы, служащие, впрочем, тем же целям создания пространственной неопределенности мира Бам-Грана. Часть из них появляется в зоне петроградского хронотопа, в эпизоде прибытия делегации Бам-Грана в Дом ученых. Бам-Гран и его приближенные представляют собой пример "подвижных" героев, способных свободно преодолевать границу между мирами. После прибытия делегации возникает потребность в локальной привязке места ее отправления. Члены делегации, столь разительно отличающиеся от окружающих внешним видом, манерами и к тому же привезшие с собой в голодный Петроград необходимые товары и продовольствие, не могли не вызвать вопросов о стране, откуда они прибыли. В качестве своеобразного топонимического эквивалента фантастического мира Зурбагана в петроградской реальности выступает хронотоп испаноязычный мир, способный к замещению зурбаганского хронотопа вследствие своей отчетливо ощущаемой экзотичности и чуждости петроградскому хронотопу. Вдобавок зурбаганский и испанский хронотопы аккумулируют схожие признаки (и тот и другой изображаются как теплые миры, материально и духовно богатые, полные света , поэтические и прекрасные, не подавляющие, а раскрывающие человеческую личность), что ведет к их одинаковой аксиологической характеристике (безусловно положительная оценка обоих миров). Однако, закрепляя членов делегации за испаноязычным топосом, Грин сохраняет некоторую неопределенность, неконкретность этой привязки. В качестве места отправления делегации посетителями Дома ученых последовательно называются Испания, Аргентина, вновь Испания, затем Куба: